Я предвкушала Лидино восхищение красотой Барселоны. Наш папа полжизни проплавал: был моряком загранфлота. Когда мы в далекие советские времена, без какой-либо надежды увидеть другие страны, спрашивали его, какой город мира ему понравился больше всего, он, мечтательно улыбаясь, называл два города: Барселона и Буэнос-Айрес. Буэнос-Айреса я не видела, а вот Барселона, и впрямь - красавица!
Мы въехали в Барселону вечером, уже в темноте. Гостиница была зарезервирована в самом тусовочном месте, на Рамбле, т.к. там я уже не раз останавливалась и всё знала. Это было важно, потому что я собиралась утром сориентировать Лиду в пространстве, посадить её на экскурсионный автобус и уехать к мужу и Асе. Рамбла - это прекрасно, но взамен мне пришлось порулить в море гудящих машин и развеселых людей. Не могу сказать, что это меня осчастливило: каждые сто метров давались не меньше, чем за пятнадцать минут, плюс вспотевшие руки на руле, занемевшая нога на тормозе и охрипшее горло от ругательств на всю эту подвыпившую молодежь, зачем-то кидающуюся мне под колеса. В-о-о-о-т он, отельчик наш, а встать-то негде! Пришлось проехать до городского паркинга, а потом тащиться в отель пешком с чемоданами.
Известие, что завтра я оставлю Лиду в Барселоне одну до ее отлета вечером в Петербург, а сама уеду к мужу, чтобы выиграть день, ввергло её в тоскливую тревогу. Лида еще никогда не летала одна. А вдруг она потеряется на маршруте экскурсионного автобуса? А что она скажет таксисту, чтобы попасть в аэропорт? А если отложат рейс, что ей делать? А вдруг таксист привезет не в тот терминал? Все эти ужасы, теснящиеся в ее голове, накрепко закрыли тот человеческий канал, при помощи которого люди воспринимают красоту вокруг себя. Ничто уже не имело значения! Никакой Гауди не мог вытеснить Лидиных опасений: сестра загоревала не на шутку!...
Я, конечно же, все предусмотрела: поговорила на ресепшен в отеле и заранее оплатила номер, попросила их вызвать такси к определенному времени, объяснила им, что сестра не знает языка и очень волнуется, написала на испанском для таксиста слова "аэропорт, терминал ╧1", дала ей денег на непредвиденный случай, купила билет на весь день на экскурсионный автобус, который можно покидать на любой остановке, и на любой же остановке садиться (автобус идет по кольцу и будет возвращаться к отелю), но почему-то начала тревожиться за Лиду и стала смотреть на город уже её глазами. А город на улице Ла Рамбла неистовствовал! Люди шли навстречу непроходимой стеной, кругом орала музыка; внезапно на тебя кидались разрисованные актеры, только что в оцепенении изображавшие замершие статуи; продавцы каких-то китайских светящихся летающих игрушек то тут, то там запускали их в небо; спотыкаясь, то и дело, на тебя валились довольно пьяные люди; всюду тявкали электронные игрушечные собачки; и кругом гудели озверевшие таксисты. Прекрасная Барселона, неожиданно для меня самой, стала терять свою прелесть и на глазах превращаться из породистой красавицы в подвыпившую дурнушку. Что значит - идентификация со значимым для тебя индивидом! Лида упрашивала меня остаться и довезти ее в аэропорт на нашей машине. Кроме потерянного дня (в час ее отлета я уже планировала доехать до мужа, а в случае проводов, мне бы пришлось ночевать и приехать на сутки позже), это грозило мне еще и кучей неприятностей с поиском парковки, терминала, въездов-выездов, и изрядной нервотрепкой при возвращении на гудящую Рамблу.
Настал час прощания. Я провожала Лиду до автобуса. В свою очередь, Лида провожала меня взглядом приговоренного к смертной казни. На душе у меня скребли кошки... Но, в конце-то концов (!) еще совсем недавно я тоже только начинала познавать мир Европы, тоже без языка и, между прочим, без сестры, которая загодя уже решила все возможные проблемы. Надо же когда-то начинать быть самостоятельной, учить язык, становиться по-настоящему взрослой - твердила я себе. Неожиданно, большая, немного неуклюжая Лида остановилась и сказала: "Знаешь, кого я сейчас себе напоминаю? Пастора Шлага. Помнишь, когда Штирлиц переправлял его через границу: он посмотрел пастору вслед, и у Штирлица защемило сердце - пастор совсем не умел ходить на лыжах...". Лида как-то по-детски беззащитно улыбнулась и вдруг заплакала... Потом она села в экскурсионный автобус и долго махала мне рукой, сжимавшей мокрый платочек. Я помахала ей в ответ. И ушла. В отель. За вещами.
Господи, да что же это такое! Ну почему мне её так жалко?! Помнится, в фильме Штирлиц в конце концов подумал про пастора, что "ничего, идти недалеко - дойдет!". Я тоже подумала что-то в этом роде, но вот почувствовала себя никак не Штирлицем, а, по меньшей мере - Геббельсом... Почему Лида способствует появлению во мне этого отвратительного чувства, что я предала маленького ребенка?! Одновременно с жалостью во мне начинала разыгрываться злость. С какой стати я должна с ней так нянчиться, а взамен еще и чувствовать себя последней мачехой?! О, только не это: опять я лезу на родительское место в наших отношениях!.. Спокойно! Ты - только сестра, всего лишь сестра, и у тебя есть куча своих собственных проблем! А ее проблемы она должна преодолевать сама!
Придя в отель, я написала Лиде убедительно-убеждающее письмо о необходимости, наконец-то, стать взрослой, финальной строкой которого была патетическая фраза: "всё, что нас не убивает, делает нас только сильнее!", и решительно вышла из номера.
Так непривычно было сесть в машину одной. Под конец нашего путешествия мы с Лидой идеально отработали наше взаимодействие на маршруте: Лида сопоставляла реальную дорогу с картой навигатора на планшете, считала съезды кругового движения, заранее предупреждала о камерах и давала отмашку на повороты, чтобы мне не отвлекаться на экран планшета. Я двинула из Барселоны на юг. Впереди был круг, по меньшей мере, с восемью съездами. Город, движение быстрое, я просчиталась со съездом. Новая попытка, и снова не туда. Опять кружу по кругу, въезжаю в какой-то карман: неудача! Делаю очередной заход... Заколдованный круг - никак не выехать, не отпускает меня Барселона. Или Лида?.. Чуть не заехала на паромную переправу с невозможностью разворота, какое-то наваждение!.. Я съехала в тень и стала сличать карту со схемой в навигаторе. Неожиданно мне очень захотелось, чтобы Лида была рядом. Пусть - беспомощная, по-детски наивная, излишне подробная, медленно собирающаяся и до боли зубовной аккуратно пакующая вещи! Такая родная Лида...
Я подъезжала к дому, где меня уже заждались муж и Ася, почти ночью. Глаза покраснели от рулёжки в темноте и слипались сами собой. Было страшно, что могу уснуть за рулем. Лида успешно добралась до аэропорта, села в самолет и уже улетела в Питер. Всё это, слава Богу, её не убило, и она, естественно, стала сильнее. А я ехала и думала, что, наверное, это навсегда останется так: я буду вечно старшая, решительная, стойкая. И я всегда буду мстить Лиде за тот надкусанный корж различными пугалками, вроде поездки в горы. И всегда у меня будет сжиматься сердце, если я потребую от нее взрослости, потому что я не смогу избавиться от мысли, что она, как пастор Шлаг - "совсем не умеет ходить на лыжах"...
Позже выяснилось, что от расстройства и тревоги Лида не разглядела главную морскую достопримечательность Барселоны, о которой твердил нам папа - памятник Колумбу, хотя Колумб стоял себе преспокойно прямо на маршруте ее экскурсионного автобуса. Видимо, Барселона, так не хотевшая меня отпускать, надеется, что однажды мы с Лидой туда вернемся.
***
Часть II (Путь обратно)
Посвящается Асе
Сборы
К ночи, обессилевшая и почти ослепшая от встречных фар и дорожных огней, я доехала до дома и почти рухнула за стол. Стол мог сойти за кровать, причем двуспальную: его весь день для меня готовили муж с Асей, а так как ожидание затянулось, приготовленного хватило бы для сицилийской свадьбы среднего размера (число приглашенных родственников ограничивается пятиюродными кузенами с женами, родителями и детьми). Эх, как же приятно сменить декорации, и, вместо вечно озабоченной старшей сестры, превратиться в беспомощную уставшую женщину, требующую внимания, попечения и кормления вкусненьким.
