- Понимаю, да.

- Несмотря на боли, ты все равно ходи. Можешь на улицу выйти сегодня, если есть желание. Тебе сейчас залеживаться нельзя особо. Дома-то выходишь гулять?

- Редко. На балконе обычно стою, дышу. Слабость.

- Нет, балкон не подойдет. Нужно именно ходить по улице. Не долго, но ходить, сердце тренировать.

- Хорошо, буду теперь ходить. Вот сейчас перекушу и пойду, погуляю.

- Договорились. Мама уже домой поехала?

- Да.

- Ладно.

Палата была двухместной, и на данный момент я был в ней один. Разложив вещи, сходил, сделал рентген и эхо сердца. Сказали, что все в норме. Вернувшись обратно в палату, вскипятил воды и выпил немного чая с черным хлебом, посыпанным крупной солью, посидел немного, потом все-таки оделся и вышел на улицу, предупредив медсестер, что погуляю в сквере.

Весна набирала обороты. Погода действительно налаживалась, и те серые тучи с утра, что наводили тоску, сменились белой рябью на голубом небе. Воробьи купались в маленькой лужице и весело чирикали под солнцем. Шелест листьев убаюкивал, и после чая хотелось дремать, но тут блики солнца начали меня слепить. Я прикрыл глаза рукой и посмотрел, откуда идут блики. Сквозь реденькие кустики лучи отражались от покрытого позолотой купола храма и попадали прямо мне в глаза.

Решил зайти. В нос сразу проникли запахи ладана и горящих свечей. За столиком с книгами сидела уже другая женщина.

- Здравствуйте.

Женщина оторвалась от книги.

- Здравствуйте.

- А вы не скажете, как отец Михаил? Не пришел в себя еще?

- Нет, молодой человек, не пришел. Хотели к нему сходить?

- А что можно?

- Почему нет. Его часто навещают духовные дети. Большой корпус. Седьмой этаж. Реанимация. Скажите, что к батюшке. Пропустят. Там, правда, еще один лежит, кажется, мужчина, тоже без сознания.

- Да я помню, мне говорили. Таксист, который врезался в машину отца.

- Да? Не знала.

- А это брошюрка отца Михаила?

- Да, это его проповедь последняя. Книгу пока еще не успели издать, а эту мы сами распечатали на принтере. Много просьб было от прихожан. Все его так любили. Он многим помогал. Многих вытягивал с того света, а сам вот теперь лежит, не встает.

- Сколько она стоит?

- Нисколько. Так берите. Отец Михаил старался никогда не брать денег с прихожан. Даже за свечки. Говорил, если кто что пожертвует, то и, слава Богу.

- Понятно. Я возьму тогда, почитаю.- Конечно, берите, молодой человек, и свечку возьмите, поставьте в храме. Помолитесь. Господь поможет всегда.

- Спасибо.

Выйдя из храма, я решил тут же направиться в большой корпус и навестить отца Михаила. Медленно, боясь себя растрясти, я доковылял до главного корпуса и у самого входа остановился отдышаться. Такое большое расстояние для меня было впервой после операции, и я даже немного испугался, а как вообще назад пойду?

- Ладно, посмотрим по ситуации, - подумал я. - В крайнем случае, с охраны позвоню в отделение, заберут на коляске.

- Лифта пришлось ждать минут десять. Наконец лифт спустился вниз, и все, кто был, зашли внутрь. Бабушка - вахтер нажала на пятый этаж, и мы поехали вверх. По громкой связи внутри кабины сообщили, что нужно забрать больного на пятнадцатом этаже. После пятого я сказал, что мне нужно на седьмой этаж.

- Как скажешь, милок, - ответила бабушка.

На этаже было светло, и почти не было людей. Я подошел к посту, где сидела молоденькая медсестра в белом чепчике.

- Извините, вы не скажете, как мне пройти в реанимацию к отцу Михаилу?

Она подняла голову и, посмотрев на меня, ответила:

- По коридору прямо, потом направо. Как войдете, повернете еще раз направо, и входите через дверь с табличкой "Пост ╧4". Там через стекло можете посмотреть, поговорить с помощью карандаша и листа бумаги. Хотя говорить сейчас там не с кем. Он в коме. Да и наденьте бахилы.

- А к нему подойти нельзя?

- Нет, не разрешается, только родственникам и то в крайних случаях. Обычно, чтобы попрощаться.

- Понятно, ну ладно, спасибо. Пойду.

- Ага, идите.

Я надел бахилы и пошел по коридору. Потом повернул направо, как сказала сестра, открыл дверь с надписью "Пост ╧4" и вошел в небольшое помещение, где была лавочка, столик и мутное стекло, через которое я и увидел лежащего отца Михаила.

Слева от него лежал мужчина с густыми черными усами, которые уже наполовину смешались со щетиной. Это был тот самый таксист Валера, подвозивший меня в ночь, когда я навещал Андрея и Степана и который был со мною в подвале. Было такое ощущение, что лет десять прошло с тех пор не меньше.

От ходьбы устал, поэтому сел на лавочку.

- Отец Михаил, здравствуйте. Вот я и пришел. Даже не знаю, как все это воспринимать. Видение, воображение мое больное или реальность? Вот вы лежите тут без сознания, но тогда откуда я вас знаю? Вы же стояли передо мной. Говорили со мною.

Странно все это. Теперь вот как мне жить, что делать без вас? У меня полное распутье. Ничего теперь нет, ничего не могу, ничего не хочется. Зачем все это было? Зачем вообще вы ко мне приходили? Почему вы самого-то главного мне не сказали и ушли? Почему опять-то не приходите?

- Алла, на третьей странице посмотри, там я записывала расход калия, - произнесли за дверью.

Видимо, медсестра. Я открыл брошюрку, что взял в храме, и открыл ее почему- то именно на третьей странице:

"...человек может начать понимать жизнь, только столкнувшись с критическими ее аспектами. Смерть, рождение ребенка, тяжелая болезнь - эти события, как пазлы, собрав воедино которые мы получаем ответы на многие вопросы. Я не говорю, что это аксиома. Человек может не познать рождения своих детей, может никогда не болеть, а погибнуть в автокатастрофе, например. Ведь своего дня рождения мы не помним, в день смерти уже не будет времени что-то понять.

Остаются болезни. Такие маленькие весточки от Бога. Опять же они не всем посылаются, а лишь тем, кого еще можно спасти, дать шанс. Когда человек болеет сильно, то его физическая сущность истончается. Он уже не спешит на работу, не загружен делами по самое горло. Он лежит себе на койке под капельницей и тихо стонет. Есть время подумать, осмыслить. Боль и близость смерти вообще отрезвляет многих.

Многие материалисты скажут, что попробуй ты по молитвам вылечись, если тебе не будут давать лекарств или если рука хирурга не отрежет опухоль. Все верно говорят. Потому что Господь, если нужно, всегда пошлет и врача тебе, и лекарства. Бывает же часто -человеку не может помочь ни один врач, даже самый квалифицированный. Никакие деньги не спасают. Пациента отправляют домой умирать. А потом смотришь: через годик он приходит в храм и ставит свечку.

Вот тут меня спрашивали на днях, как относиться к трансплантации сердца? Ведь в нем же душа находится?

Говорится в Евангелие от Матфея, что если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.

Поэтому лучше, братья и сестры мои, отдать сердце свое, которое является просто насосом, качающим кровь, чем всему сгореть и погубить вечную душу. Думайте, прежде всего, о спасении души своей, а не о членах тела своего, ибо восстановит обновленное тело Господь в день Страшного суда.

Вот тут меня спрашивали, почему так легко было рай потерять, а, чтобы вернуться, нужно пройти такой тяжелый путь?

Попробую ответить на примере малой церкви.

Муж берет и уходит из семьи, бросая жену и детей. А потом понимает, что в семье ему было хорошо и просится назад. Жена по своей любви его прощает и пускает обратно. Муж думает: ага, мол, простили раз, простят и два. Так происходит и в третий раз, и четвертый раз. Теряется ценность. Топтание на месте. В итоге гибель души. Захотел, ушел, захотел, пришел. Поблудил и вернулся там, где все же лучше.