- Светка не погибает, - возразил я. - Подумаешь, толстая. Толстых много. Что, все толстые погибают?

- Ты меня прекрасно понял, Сережа. Разве такая жизнь не суть разрушение? Человек без силы воли в нашем мире не выживет. И ты... те же черты... папина генетика. В ужас прихожу, как подумаю, что с вами будет, когда с нами, мной и папой, что-нибудь случится.

- Может, и меня к психиатру? - предложил я. - Как в тот раз.

- Можно было бы, - пробормотала мама, ковыряя ноготком салатовую известку на стене. - Но мне того раза хватило. Ты же совершенно на контакт не идешь. Что тогда ляпнул?

- Что, возможно, в меня вселился дух мертвого повара, считанные дни не дожившего до третьей мишленовской звезды и желающего через иного носителя осуществить несбывшиеся планы. Это было не утверждение, а только предположение, - сказал я.

- Весело тебе? - спросила мама. - И тогда было весело? Что же ты с таким чувством юмора на одни трояки учишься? А ты знаешь, что такое запись 'шизофрения' в медкарте? Ни в какой университет ты бы не поступил, жизнь загублена, медкомиссии, лечение.

- Ты преувеличиваешь, - возразил я. - Психичка была нормальной теткой, с опытом, и не такое от мятежных подростков выслушивала.

- Да, тебе повезло, - согласилась мама, - а я позору хлебнула, до сих вспоминать не хочется. Сын - шизофреник.

- Неудачные у тебя дети получились, мам, - констатировал я. - дефектные.

- Ничего, я за вас еще повоюю, - сказала мама.

И ушла. Я прошелся по студии, взялся за веник. Неудобно как-то, завтра тетка родная прилетает, а в ее 'покоях' - щепки по углам и брошенные квартирантами растоптанные тапочки.

***

Матвея Матвеевича хоронили под кустом самшита. Дед завернул его в свой носовой платок. Мне этот жест понравился. У деда всегда красивые дорогие носовые платки, я часто покупаю их ему на разные праздники в крутом магазине текстиля, потому что это беспроигрышный вариант - дед бумажные платочки не признает.

- Прах к праху, - сказал дед, засыпая яму пригоршнями земли. - Думал, в коробку, но не стал. Пусть. Мне почему-то кажется, ему бы не понравилось в коробке, а так другой фауне пожива, вроде как бесконечная жизнь. Согласен, Сержант?

- Самое главное - не в унитаз, - поддакнул я.

- Не-е-е, - сказал дедушка. - Как можно? Шесть лет верой и правдой, каждый божий день в трудах, еще чего, в унитаз! Опустел без Матвея аквариум. Забуду - подойду, а там пусто. Помнишь, как он в первый раз улитку увидел, все за усы кусал. Меня узнавал, как сяду с книгой к торшеру, так и он - к стеклу прилипнет, смотрит, ждет, когда покормлю.

- Хороший был сом, умница, трудяга.

- Вот! Правильно. Лучшая эпитафия.

Дед, кряхтя, поднялся с колен.

- Нового купишь? - спросил я.

- Не знаю, подумаю. По мне умнее анциструсов рыб нет, это вам не телескоп какой-нибудь, жрать да гадить. Можно, конечно, и купить. Но... старый я стал, Сереж, привязываюсь, отпускать трудно. Может пусть его, а? Разберу аквариум, отдам за так по объявлению.

- Тебе решать. Жаль, мама не разрешает собаку или кошку завести, - сказал я.

- Мать твоя, - дедушка, сощурившись, посмотрел вдаль, - печется о благе дома. Я ее понимаю. Мы почти в самом центре живем, сад маленький, парк далеко. Где с собакой гулять?

Я молча признал правоту деда. Помахал ему и пошел.

- Опять туда? - сказал дед вдогонку. - Не ходил бы ты, Сережа.

- Мне надо, - ответил я от калитки.

- Да мне что? - сказал дед. - Вернешься ведь опять сам не свой. Рассказал бы, может, я помог бы чем. Посоветовал бы что.

- Посмотрим, - сказал я.

- Ветер поднимается, - сказал дед, - не задерживайся.

***

Пахло сухой травой, пылью и дождем. Ветер был 'южак', самый непредсказуемый. Маршрутка довезла меня до Корпоративки. Из многоэтажек пахло и воняло: жареный лук, тушеная капуста, редька со сметаной. Успеть бы домой к семи, мама будет беситься, если и меня за ужином не окажется.

Дома на улице Зеленой лепились на буграх, забор к забору. У последнего дома забор был ветхий, деревянный, держался на честном слове. Родители у Вероники были алкаши, не те, что от наката до наката, а в меру сбалансированные - работали, потом пили, заработанное пропивали. Я поднялся на крыльцо и стукнул. Вероника выскочила, кутаясь в вязаную кофту, меня на секунду накрыло кумаром из сигаретного дыма и алкогольных паров . Но дверь быстро захлопнулась, я успел разглядеть только мощную спину в камуфляжной майке.

- Брат вернулся? - спросил я, отступая под нетерпеливыми жестами Вероники.

- Ага, дембельнулся, - сказала она. - Ты, Сереж, очень не вовремя. И вообще, зачем пришел? Я же просила.

Я молчал. Вероника оттеснила меня к калитке. Из-за дома выглянула вислоухая собака, неуверенно махнула мне хвостом и тявкнула: ты у нас в каком статусе, гостей желанных или не очень?

- Сереж, не таскайся сюда, - сказала Вероника, нетерпеливо притопывая и оглядываясь на дом.

На ней было короткое черное платье, из дешевой ткани, с ажурной вставкой на груди и катышками на подоле. Темные волосы были уложены и блестели от лака, веки переливались ярко-синим, кожа вокруг недавнего пирсинга на нижней губе слегка покраснела и воспалилась. В прошлый раз, когда я Веронику видел, пирсинга еще не было.

- Почему? - спросил я, не знаю, в который раз.

Раньше она все увиливала от ответа, а теперь призналась:

- Это все было ради Данила.

- Какого Данила?

- Колькиного друга. К брату приехал друг. Они так договаривались: Данил приедет, когда Колька дембельнется.

- И ты его ждала?

- Дошло, наконец! Слушай, я же тебе ничего не обещала и твоей такой реакции на все это не ожидала, - заговорила Вероника, выразительно жестикулируя. - Спасибо за услугу, конечно. Но те оба раза... понимаешь... как тебе объяснить? У Данила такой принцип: он с цел... с девочками никогда, ну понимаешь? Он думает, мало ли... Я тебе очень благодарна, что ты согласился... помочь. Вот. Второй раз мне даже почти понравилось. Ну чего ты так смотришь? Ну, извини, что тебя выбрала. Если бы я Славика попросила? Или Генку? Об этом бы весь лагерь знал, на следующий же день! Я же не скрывала, что мне от тебя нужно! Все ж по-честному!

- Я думал...

- Что я на тебя запала? Шутишь, да? Да если бы я даже хотела! Нафиг, нафиг! Я твою маман видела на открытии лагеря! Из какой ты семьи, представляю. У нас с тобой ничего общего быть не может. Встретились, перепихнулись, за что тебе огромное спасибо, и идем по жизни, не пересекаясь. Ну, что с лицом у тебя?! Я тебя младше, а и то в таких вещах шарю.

- Я...

- Сереж, пожалуйста, иди, - Вероника подтолкнула меня к калитке. - Не надо больше приходить. У нас с Данилом все серьезно. Он мной по-настоящему наконец заинтересовался. А тебя он убьет, они с Колькой таких, как ты, не любят. У Кольки вообще четкие принципы. Он уже спрашивал, что за парень, я сбрехала, что из колледжа, за заданием. Я между ним и родоками как между отбойными молотками, не знаю, откуда приложится. Не подставляй меня, ладно?

- Ладно, - сказал я.

- Пожалуйста, больше не приходи. Обещай.

- Обещаю.

- Прости. Не нужно было, наверное... забей, ладно! Если я для тебя что-то значу.

- Ты для меня...

- Сереж, иди!

Вероника бросилась к крыльцу, к двери, которая уже стала открываться. Я вышел за калитку. На крыльцо высунулся парень в камуфляжной майке, окинул меня недобрым взглядом. Под этим взглядом я двинулся вниз по улице. Потом вернулся. Во дворе уже никого не было. Я с досадой двинул забор ногой, и одна его секция медленно завалилась. Тогда я совсем ушел, очень быстро.

***

За ужином мама ядовито сказала:

- Сереж, пойди спроси дедушку, не соблаговолит ли он присоединиться к нам за столом.

- Маман, папА, - сказал я, привставая, - позвольте на время прервать трапезу и выйти из за стола.

Отец усмехнулся, мама подкатила глаза, Светка вздохнула.

Дед сидел в кресле под торшером с книгой 'История Российского мореплавания'. Я машинально постучал по стеклу аквариума. Никто, естественно, из гипсового грота уже не вылез, только откормленная на червячках улитка выпустила пузырек воздуха и пошла ко дну.