Тяжелый, но приятный и успокаивающий воздух создавал эффект мгновенного погружения в сон.

Мэдлер огляделся вокруг, не решаясь пройти дальше, к центру церкви.

Неисчислимое количество икон, стены от пола до потолка в сусальном золоте и драгоценных камнях освещались множеством свечей. По бокам от Мэдлера в десять рядов стояли скамейки из беленого дуба. Сидения слегка возвышались один за другим в сторону входной двери, как в кинотеатре, дабы всем присутствующим было не только слышно, но и видно священника, стоящего во время служб на амвоне.

На алтаре лежала огромная книга, напоминавшая Библию Дьявола.

И вроде бы все так, как нужно, а вроде бы и не так, как обычно. Да и что уж говорить об устройстве церкви, если сам пастырь — богобоязненный убийца.

Завидев за книгой-гигантом две головы: темную и светлую, Мэдлер очень медленно, стараясь не скрипеть половицами, прошел вперед, прислушиваясь к разговору.

— ...попросить прощения у того, кому ты причинил боль, третий шаг — простить самого себя. Прощение нельзя купить или вымолить — только заслужить. И только истинное раскаяние приведет тебя к спасению, сын мой, — тихий вкрадчивый шепот еле доносился до Мэдлера.

Похоже, шла исповедь. И похоже, что исповедовал Мортан.

Что то шепча, он приложил к голове каявшегося епитрахиль. Через минуту человек поднялся с колен, глянув влажными глазами на выжидавшего свою очередь Вэлана, и пошагал к выходу.

Мистер Кьерульф, наконец, повернул голову в сторону Мэдлера, растительность на его лице зашевелилась, и атанат усердно стал двигать руками. Из-за широкого алтаря выехало инвалидное кресло, на котором восседал длинноволосый платиновый блондин.

Крупные кудри аккуратно перевязаны золотой, в цвет фелони, лентой, одетой сверху на черный подризник. Все аксессуары одеяния священнослужителя: и поручи, и пояс, и епитрахиль, были украшены золотом, однако черный цвет преобладал в его облике.

Длинные костлявые пальцы провели по такой же длинной бороде и усам на худосочном, вытянутом, но молодом лице. Узкие двухцветные голубо-серые светлые глаза, обрамленные густыми солнечными ресницами, улыбались. Только по глазам и можно было понять настроение лидера анархов, так как его рот почти полностью был спрятан.

На шее вампира, как и полагается священникам, висело здоровое золотое распятие.

— Ну подойди же ближе, мечта моя, — бархатный низкий голос облобызал слух, а его владелец протянул к Вэлану длинные тонкие руки.

Даже под всей монашеской одеждой можно было разглядеть худосочность этого носферату.

Растерявшийся от вида торонтовского кровососа, а также от того, что его назвали “мечтой”, Мэдлер не сразу сообразил, что делать. Пошатнувшись, он еле выдавил из себя улыбку и сделал пару неловких шагов навстречу жутковатому священнику.

Когда перед его взором, в непосредственной близости, предстал весь Кьерульф, Вэл разглядел, что он без ног. То есть вообще без единой.

Понаблюдав эти пару секунд за неонатом, Мортан заулыбался еще шире, так как его светлые и мутные глаза сощурились сильнее. Правый зрачок священника был не черным, а странным красно-блестящим, будто в его глазное яблоко был вживлен рубин или какой другой драгоценный красный камень и подсвечивался изнутри.

— Что, неловко себя чувствуешь в компании инвалида? — совершенно добродушно посмеялся Кьерульф, сморщив небольшой слегка вздернутый нос. — Полноте, ну иди сюда.

Мортан, все так и сидевший с вытянутыми руками, шевельнул пальцами, как бы зазывая Вэлана.

Что-то неосязаемое словно дернуло Мэдлера, притянув к пастырю. Будто к телу неоната привязали сотни нитей.

Оказавшись вопреки своей воле совсем рядом со священнослужителем, Вэлан еще и наклонился к нему, как в поклоне.

Его лицо сразу же оказалось в руках кукловода, и две пары глаз встретились друг с дружкой.

Мортан любяще разглядывал Вэлана, не в состоянии убрать удовлетворенно-счастливой улыбки.

— Мой ангел... Ну красавец... Красавец... — причитал аимовец. Вэлан же, испуганно усмехнувшись, попытался разогнуться, но у него ничего не получилось. — Весь в мать.

Мортан провел ладонями по голове “своего ангела”, наклонил к себе и поцеловал в лоб.

— В мать? — наконец освободившись от любовной атаки старца, нахмурил брови парень.

— А глаза от отца, сына сурового немецкого фельдмаршала, — похихикав, Мортан поехал на своей коляске в сторону скамеек. — Как и рост. Да, этот мальчик был рожден стать воином. Пойдем, присядешь хоть, — он снова зазывно махнул рукой, но на этот раз Мэдлера ничего никуда не дернуло. Озвученные слова “мать” и “отец” уже и так возымели действие, наведя на молодого вампира заинтересованную настороженность; и уже это состояние понесло Вэлана за Кьерульфом.

— Вы знали моих родителей? — не отрывал взгляда от аимовца Мэдлер, усаживаясь на деревянную поверхность.

— Почему знал? Знаю. Хотя я представления не имею, какое лучше время употребить, потому что в последний раз, что мы виделись, они оба были живы. А было это в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, году твоего рождения. Так что, что с ними стряслось за эти почти тридцать лет, я не имею понятия.

— А кто они? Они не люди? — совсем заинтересовался Мэдлер, потеряв изначально появившиеся страх и неприязнь по отношению к Мортану.

— Ох, ангел мой, я так понимаю, ты ничегошеньки не знаешь, так что давай начнем по порядку. И раз уж Давид дал тебе добро на встречу со мной, то это значит, что тебя пора ввести в курс дела. В любом случае, ты же не оставишь все, как есть, да начнешь нос совать, куда не просят. А это обычно не приводит ни к чему хорошему. Я прав?

Прищурившись одним глазом, Вэл отвел взгляд в сторону, потом вернул обратно и пожал плечами.

— Наверное, — наконец кивнул неонат, пуще прежнего развеселив Кьерульфа.

— Только вот время он выбрал неподходящее, для того чтобы меня разоблачать. Так что все, что от меня услышишь, держи при себе, понятно? — весело подмигнул Мортан, как будто пошутив.

Театрально выпучив глаза, Мэдлер кивнул, снова побегав глазами по помещению.

Сложно было поддерживать визуальный контакт со священником. Несмотря на его проявленные добродушие, открытость и веселость, что-то было в его взоре такое, что подавляло, буквально давило.

— Но дай мне прежде насладиться твоим присутствием, — Мортан положил костлявые руки на коленку Вэлана, с наслаждением хмыкнув, потом схватил и сжал его пальцы. Руки монаха на удивление были горячими, Мэдлер только сейчас обратил на это внимание. — Тридцать лет я не упускал тебя из виду, наблюдая со стороны, становясь свидетелем всех твоих жизненных побед; выжидал момент для того, чтобы запустить процесс твоего преображения, реализовать свои научные изыскания. Три десятка ведь достаточно для того, чтобы насладиться жизнью, как ты считаешь?

— В смысле — наблюдали? — нахмурил лоб неонат. — Какие еще научные изыскания? Вы мне про предков расскажете?

— Понимаю твое нетерпение, когда тот, кто может ответить на все твои вопросы, юлит и рассуждает на совершенно отстраненные темы, — Мортан снова улыбнулся. Даже его улыбка была неоднозначной: с одной стороны искренняя, с другой хитрая. — Я знаю, что ты пытался выяснить информацию о своих родителях, когда раскрыл тот факт, что тебя усыновили. Но потерпи еще пару минут после стольких лет, позволь мне выговориться.

— Э-э-э... насколько внимательно же вы за мной наблюдали? — усмехнулся Вэлан.

— У меня повсюду уши и глаза, дорогой. Но ты вдвойне упростил мне задачу, став известным на весь мир и поставив на себя метку, — Кьерульф развернул запястье певца, на котором была монограмма из двух “М”, и страстно провел по ней большим пальцем. — Ты нарисовал на себе этот символ, чтобы хоть чем-то связать себя с загадочным прошлым, которое жаждешь познать? Это так сентиментально, — Мортан издевательски и сочувствующе ухмыльнулся, проведя по щеке Мэдлера длиннопалой рукой. Сама рука его тоже была длинной. Рост Кьерульфа, судя по туловищу, наверное, достигал как минимум шести футов, когда у него были ноги. А эта его появившаяся гримаса явно сообщала о том, что он высмеивал проявление каких-либо нежных человеческих чувств, что было странно: он же был священником. — Хотя я сам готов вот-вот пустить слезу счастья, созерцая тебя здесь и сейчас, мой ангел.