— Это бред, — нервически посмеялся Вэлан. — С чего бы тебе это делать? Ты же убийца.

— Да, я убиваю. Убиваю тех, кто, по сути своей, существовать и не должен.

— Если мы существуем, значит, мы должны существовать, — Мэдлер боялся что-либо продолжить говорить, но обычно в паническом состоянии он не мог заткнуться.

— Нет, не должны, — отрезала Хелсинг.

Вэлан только сглотнул собственную кровь: говорить ей что-то было не только опасно, но и бесполезно. Он, конечно, сказал бы, если бы был в немножко другом, более обнадеживающем положении.

— Уже понятно, что ты считаешь иначе. Объясни, почему? Только не беря во внимание то, что ты сам вампир, — она пристально, практически не моргая, наблюдала за ним, сложив на груди руки.

— Ты убиваешь всех без разбора, это разве правильно?

— Понимаю, — Кристиан кивнула головой. — Тебя задевает то, что по моей вине умерла та девчонка оборотень. Твой первый друг, как я догадываюсь, в твоей новой жизни? Именно из-за нее ведь ты пришел в мою лабораторию?

Вэлан глубоко вздохнул.

— Я не знаю, зачем я проник в твою лабораторию. Видимо, мне неприятностей не хватало. А та девчонка оборотень — очевидное доказательство того, что ты гробишь всех, не задумываясь. Ссылаясь только на то, что люди могут превращаться в дикое животное, ты сразу делаешь вывод, что они звери, — Мэдлер еще раз дернул конечностями. Раздался щелчок в скобах вокруг его правой руки.

— Ты, значит, гуманист, — как бы и для Вэла заодно сделала вывод Кристина. — Четвертая причина, чтобы не убивать тебя, — она перекинула ногу на ногу. — Кстати, если ты считаешь, что если бы не проник в мою лабораторию, то я бы не стала тебя искать, ты крупно ошибаешься. Сразу после твоего исчезновения после концерта на тебя упало мое подозрение, — Хелсинг сделала паузу. — Как твое самочувствие?

— Бывало и лучше, — как можно безэмоциональнее ответил Мэдлер, подавляя в себе сарказм и возмущение.

— Хм, — Хелсинг настороженно глянула на лампу над вампиром. — Знаешь, что это?

— Эм... Лампа... — не понял Вэлан.

— Ультрафиолет. От него такие, как ты, слабеют. Может, поярче включить?

— Да, давай, — смиренно согласился Мэдлер, поскольку именно от света он никакой слабости не испытывал, только от нехватки крови и дыры в груди, из которой оставшиеся, ценнейшие капли алого эликсира потихоньку покидали его тело. — Занимайся садизмом. Тебе же это нравится.

— Она была не единственной, над кем я проводила исследования. И к тебе у меня нет никакой личной неприязни, не учитывая того, что ты не человек. Она была оборотнем, — с полным спокойствием в глазах Кристина пожала плечами. — Просто очередной оборотень. Такая моя работа. Я не пытаюсь перед тобой оправдаться. Я хочу, чтобы ты понял, что ваши образы жизни не принимаются в этом мире, и нет смысла за них бороться.

— За любую жизнь стоит бороться, — Вэлан возмущенно качнул головой. — И каждый борется так, как может.

Еще одно усилие, и снова что-то хрустнуло.

— Вечная жизнь, полная убийств, бесцельна и омерзительна. Дружба или любовь, любые другие возвышенные чувства не придадут этому жалкому паразитическому подобию жизни, как ваша, никакого оправдания. Вы мешаете жить нам, нарушаете наше спокойствие, поэтому мы уничтожаем вас. Моя жестокость оправдана.

— По мне так жизнь людей куда более бесцельна, так как смертна. Тупее и примитивнее. И, кстати говоря, я рад, что расстался с ней. Да, я определенно рад, — театрально задумался Вэлан.

— Оставшись человеком, ты бы так не говорил.

— Я был человеком совсем недавно, так что, поверь, я не забыл, каково это. И тогда я был такого же мнения, как и сейчас. Что человек? Работает для того, чтобы жить, и живет для того, чтобы работать. Человеческое существование не дает никаких возможностей, в то время как вампирское дает время.

Вэлан понимал, что говорит совершенно противоречивые для себя же самого вещи. Буквально пару дней назад он гнал на вампиризм и на все, что с ним связано. И лучше бы сейчас он придерживался своего первоначального мнения, но нет! Что за странная вещь — человеческая психология! Нашелся тот, кто всем своим существом ненавидит всю эту паранормальную составляющую человеческого бытия, и теперь Мэдлер из принципа будет ему перечить. А все потому что он — часть этой паранормальности, и ненавидеть себя, судить себя имеет право только он сам!

— Вечная жизнь — стремление тщеславных и жадных людей. Вампиризм помогает удовлетворить это желание во всей полноте. А впоследствии еще дарит с десяток новых низменных потребностей, — Кристиан невозмутимо поправляла манжеты своей рубашки, торчавшие из-под пиджака.

— Вообще-то люди с самого начала их существования жили веками, разве нет? Если ссылаться на Библию.

— Ты и Библию читал? Интересно, — первый раз за это время улыбнулась Кристина.

— И почему же тогда стремление вернуться к истокам ты считаешь грехом?

— Люди были лишены этой привилегии — жить вечно, именно жить, а не существовать, и не имеют права требовать это назад.

— А если бы ты была вампиром, говорила бы так же?

— Я бы просто покончила с собой.

— Это же грех.

— Расставалась бы я уже не со своей жизнью, а с тем, чем я стала.

— Ты так просто меняешь понятия под свое усмотрение? — Вэлан пренебрежительно хохотнул. — Мне кажется, есть другое оправдание твоей жестокости. Люди боятся того, чего не знают, и того, что сильнее их. И делятся на две категории: одни ничего не делают и просто трясутся в углу, надеясь не встретить ничего подобного в своей жизни, а другие считают, что лучшая защита — это нападение. Такие как ты.

— Но таких, как я, мало, к сожалению.

— К вашему сожалению.

— Не думала, что ты такого мнения обо всем этом. Честно, надеялась, что ты будешь ненавидеть всех теперь тебе подобных за то, что они с тобой сделали и чего лишили. А сейчас я уверена, что союзник из тебя не выйдет. Сколько человек ты убил, если до сих пор к тебе не пришло раскаяние?

— Оно пришло, — заверительным тоном ответил Мэдлер. — С самой первой секунды. Каждый раз раскаиваюсь, но не собираюсь ныть в углу и жаловаться, проклиная все на свете. Я просто работаю над собой.

— Я боюсь отпускать тебя, — Хелсинг не знала, что с ним делать, и не скрывала этого. Она встала со стула и подошла к изголовью лежанки с вампиром, который пристально, со всем недоверием в глазах, за ней проследил. — Да, — она качнула головой. — Я боюсь отпускать тебя на волю. Дать разгуливать тебе по улицам города, чтобы учиться контролировать в себе хищника, оставляя за собой трупы людей. Целых четыре причины узнать тебя получше. Я даже могу насчитать пятую. Но в общем и целом становится ясно: слишком много проблем с тобой будет, а мне лишние ни к чему.

— Тут сейчас была моя предсмертная исповедь? — вознегодовал Мэдлер.

— Называй это, как хочешь. Мне надо было с тобой поговорить, чтобы узнать, какой ты человек, перед тем как сделать окончательный вывод на твой счет. И ты заставил меня немного задуматься. Я все-таки надеялась, что разговор будет другой. Что в тебе будут кипеть злость, обида, которые помогут тебе либо принять мою помощь, либо окончательно убедить в твоей безнадежности.

— Может, ты хочешь еще о чем-нибудь со мной поговорить? Может, у меня еще есть шанс заручиться твоей поддержкой? — Вэл изо всех сил дернул руками, и что-то снова хрустнуло. Было похоже, что замок практически поддался и уже готов был сломаться.

Кристиан скептически посмотрела на его попытки вырваться, скрестив руки на груди.

— Можешь и не пытаться, ни у кого еще не получалось сломать эти браслеты.

— Да и не было у других таких преимуществ, как у меня, на самом-то деле, — мило улыбнулся Мэдлер.

Кристиан насторожилась, еще раз оглядев металлические освещенные скобы. В момент на ее лице нарисовался шок. Она метнулась в сторону стола в конце лаборатории.

Вампир только успел схватить ее за край пиджака, немного притормозив ее порыв срочно что-то предпринять. Он со всей дури еще раз задергал руками, собрав всю силу в мощные рывки, пока девица сбрасывала пиджак, и выбил с правого замка подвижную застегивающуюся часть. Отстегнуть оставшиеся конечности было не сложно.