Только одна мысль отравляла счастье Ангелины: Вячеслав! Нужно что-то делать! Поскорее порвать с ним. Даже ценой ухода из «Эйфории». Она найдет другой способ сделать карьеру. И даже если нет — любовь Марка дороже. И после объяснения с Вячеславом она должна немедленно рассказать обо всем Марку. Каким ударом для него будет узнать, что девушка, которую он любит, была любовницей его собственного отца. Лучше самой принять самые страшные страдания, чем причинить ему такую боль. Но он совершенен, он сможет простить ее. Ведь она не знала, что встретит его, прекрасного ангела! Иначе она не была бы такой глупой. Но ведь она сейчас так раскаивается, так любит его. Нет, он не сможет не простить ее. Завтра же, завтра она порвет с Вячеславом и поговорит с Марком.
* * *
Марк чинил над столиком карандаш, то и дело оглядываясь на последний портрет Ангелины, написанный им во время дождя и только что повешенный рядом с «Цветами и змеями».
Вячеслав осторожно открыл дверь в комнату сына:
— Нам нужно серьезно поговорить.
По нахмуренным бровям отца Марк понял, что речь пойдет об «Эйфории».
— О чем? Об «Эйфории»?
— Именно!
Марк улыбнулся портрету Ангелины и отложил карандаш:
— Папа, извини, что не оправдал твоих надежд, но больше ноги моей не будет в «Эйфории». Я так решил.
Спокойный, уверенный голос сына обезоружил Вячеслава. Он подошел к столику и увидел портрет Ангелины.
— Кто это?
Марк улыбнулся:
— Моя любимая девушка. Правда, красивая?
Вячеслав нахмурился еще больше и твердо произнес:
— Ты больше не будешь с ней встречаться.
— Это почему же?
— Она не для тебя.
Марк рассмеялся:
— Ошибаешься, папа! Она именно для меня! Только для меня!
Вячеслав горько и несколько самодовольно ухмыльнулся:
— Ты совсем не знаешь жизни.
Марк вспылил:
— Что ты называешь жизнью! Свой жалкий, пошлый мирок? Что ты видишь, кроме своей «Эйфории»! Ты никогда никого не любил, кроме себя! Ты хочешь, чтобы и я стал таким. Но я хочу жить, быть счастливым, и ты не сможешь мне помешать!
Вячеслав отошел к окну и, стоя спиной к сыну, произнес не свойственным ему слишком спокойным, холодным тоном равнодушного, уставшего от жизни человека:
— Эта девушка — моя любовница. Ее зовут Ангелина Рубанова. Она работает в «Эйфории». Певицей. А картины, и правда, хороши. Особенно цветы, — И, повернувшись к Марку, безразличным взглядом скользнул по портрету Ангелины и добавил, — А зонт и ожерелье подарил ей я, — И вышел из комнаты.
Обида, злость и разочарование захлестнули Марка. Жизнь снова нанесла ему удар в спину. Чего еще ждать от нее, если даже самый прекрасный цветок превратился в ядовитую змею?
Марк стиснул в руке ножик — как она могла! — и нанес портрету два удара крест накрест. Та же участь постигла и другие, неудавшиеся, портреты Ангелины, стоявшие за кроватью. Но больше всего досталось «Цветам и змеям». Расправившись с картинами, Марк почувствовал опустошение и равнодушие ко всему на свете.
А вечером пришла Ангелина и, кинувшись к Марку, безразлично взиравшему из кресла на искалеченные полотна, со слезами умоляла простить ее, уверяла, что только что порвала с Вячеславом и больше не будет петь в «Эйфории».
— Мне уже все равно, — сказал Марк и отошел к окну, за которым безмятежно загорались первые звезды и электрические огни. А если бы не стены домов, отсюда была бы видна блистательная и блистающая «Эйфория», где бессмысленно сидел над опустошенным стаканом один из ее владельцев Вячеслав Софонов.
Ангелина целовала руки Марка и роняла слезы в его ладони.
— Мне уже все равно. Вот все, что осталось от меня, — сын владельца «Эйфории» устало посмотрел на изувеченные картины.
По взгляду Марка Ангелина поняла, что это правда, и что ее слезы больше не трогают его.
— Но ведь мы так любили друг друга! — рыдая, воскликнула девушка. — Такая любовь не могла пройти за один день!
Сын владельца «Эйфории» устало покачал головой.
— Того Марка больше нет, а той Ангелины никогда не было.
Больней всего было то, что Марк говорил правду. Перед Ангелиной стоял другой человек, совершенно не похожий на того восторженного, мечтательного юношу, которого она встретила в монастыре.
Закрыв лицо руками, девушка выбежала за дверь. Вскоре после ее ухода в комнату вошли Никита и Андрей.
— Марк, что за девушка только что вышла из твоего дома? — поинтересовался Никита.
— Это Ангелина Рубанова. Она работает в «Эйфории». Певицей.
— Красивая.
Андрея же сейчас занимало совсем другое. Перешагнув через израненные картины, он уселся на спинку кресла:
— Первого октября у меня первое шоу! Придешь? Сначала номер с огненными шарами, а потом… Представляешь, вода в бассейне — он будет прямо на сцене — замерзает. А потом фонтаны, цветы! Ты просто обязан прийти!.. А дальше будет песня Никиты.
— Может, все-таки не надо? — с улыбкой слабо запротестовал Никита.
— Надо, надо… Марк, ведь ты придешь? Без ангела-хранителя мы с треском провалимся…
Андрей уже излечился от звездной болезни и стал прежним, веселым и беззаботным. Марк сдался и устало кивнул, а оставшись один, долго смотрел в пустоту, ни о чем не думая и ничего не чувствуя.
Глава 18
Серебряный Элвин
День был теплым, даже жарким. Словно лето вернулось в осенний город, усеянный опавшими листьями. Но вечер стер последнюю агонию лета, внезапно разрыдавшись дождем.
Нестройный поток людей тянулся к «Эйфории». Без пяти семь. Разноцветные зонты закрывались, и их владельцы оказывались за стеклянными дверями шоу-комплекса.
Над входом сверкала огромная афиша:
«Супер-шоу Серебряного Элвина „Вечер Чудес“. Непревзойденный Руфин подарит вам огненный шар! Лучший голос „Эйфории“ Королина Рубинова растопит лед! „Вечер Чудес“ ждет вас!»
Марк оставил зонт дома и подошел к стеклянным дверям совершенно промокший. 19.00. Шоу уже начиналось.
«Сегодня весь вечер с вами великолепный Серебряный Элвин», — донесся до Марка голос Ангелины.
«Королина Рубинова растопит лед!»
В стеклянные двери прошмыгнули несколько посетителей «Эйфории», видимо, тоже опоздавших на «Вечер Чудес».
Марк опустился на мокрые ступени блистательного шоу-комплекса. Неужели он еще любит ее? Нет, нет, нет! Он никогда не сможет простить ее, особенно теперь, когда она вернулась в объятия его отца. Эта жизнь не стоит и ржавой копейки! Господи, как мог ты сотворить таких несовершенных существ, как люди, существ, погрязших в пороках!
«Эйфория» взорвалась радостными криками — запульсировала музыка.
«А сейчас на сцене „Эйфории“ непревзойденный Руфин, человек, который творит чудеса», — полился из открытых дверей голос Андрея, ставший вдруг более низким и бархатистым. Его сменил противный тенор Руфина: «Сейчас я буду раздавать шары». Марк почему-то сразу представил себе обладателя этого голоса маленьким сморщенным старичком с длинной козлиной бородой.
Раз, два, три, четыре, пять…
Из дверей медленно выплывали один за другим светящиеся глянцевые шары.
…Шесть, семь, восемь, девять, десять…
Зачем Марку понадобилось считать их?
…Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…
Кончится ли когда-нибудь этот дождь?
…Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один…
Из дверей повалил густой пар. Пульсация музыки остановилась.
Омерзительный голос Руфина расползался по всей улице, городу, планете…
— Ну-у-у, всем хватило шаро-ов?
— Не-е-е-ет!!!!!
— Эй, кто остался без шаров! Подниметесь на сцену! В наказание…
— У-у-у?!!
— …Вы должны будете… Хо-хо-хо…
Послышался всплеск, визги. Хохот Руфина подхватили сотни. Марк зажал уши, закрыл глаза… Раз, два, три, четыре, пять… Перед глазами снова плыли светящиеся шары. Почему я один, ведь за этими стенами сотни людей? Среди них отец, Андрей, Никита…Ангелина… Ну почему, почему никто не выйдет? Холодно. Уже осень. Странно. Она пришла так незаметно. Почему никто не выйдет, почему никто не выйдет, почему никто не… Я хочу, чтобы кто-нибудь вышел, ну хоть кто-нибудь. Ну пожалуйста. Почему вам так интересен этот Руфин?
