Павлин открыл один изумлённый глаз, разинул клюв, чтобы что-то прокричать, но, встретившись взглядом со Звездочётом, сделал вид, что ничего не слышал, и снова задремал.

Совсем рассвело. Зазвенели трамваи, заторопились на работу взрослые. Над рекой полетел жёлто-красный параплан, за ним по косогору с криками промчались мальчишки и девчонки на велосипедах и скутерах.

По улице проехала открытая легковая машина, за рулём которой сидела загорелая блондинка, а на заднем сиденье, высоко подняв загипсованную ногу, ехал травмированный футболист Белосельский-Белозерский.

Во дворе под вязом стоял брат Маши Тёма, рыжий мальчик двенадцати лет, в шортах ниже колен, кроссовках, бейсболке и футболке с номером «7» и буквами «Б-Б», что значило Белосельский-Белозерский. Тёма с горечью объяснял родителям, что больше никогда, никогда не сможет пойти в школу! В рюкзаке, который неизвестно как оказался высоко в ветвях, его учебники, ручки, карандаши, дневник, роликовые коньки, а, главное, все уроки, приготовленные на неделю вперёд! Он громко всхлипывал от отчаяния.

Старый павлин, клевавший траву в углу двора, настороженно покосился на Тёму и на всякий случай отошёл от дерева подальше.

Маша с гордостью сказала, что это сделала она. А сейчас случится настоящее чудо. Она повернула волшебное колечко, щёлкнула пальцами и произнесла: «Скарафаджо!» Но рюкзак по-прежнему висел на ветке, и не посыпались из него ни марципаны, ни финики.

Мама, нахмурившись, крепко взяла Машу за руку, сдёрнула с её пальца колечко.

– Не кажется ли тебе, что ты слишком мала, чтобы сочинять сказки? Во-первых, это не волшебное кольцо, а петелька от банки, скорее всего, от банки с очень вредным шипучим напитком, который вам категорически запрещено пить!

Она бросила петельку в бурьян у забора. Маша расплакалась, но мама её шлёпнула. Павлин подбежал, клюнул петельку и тут же с отвращением выплюнул.

– В этих напитках, – продолжила мама, – как я вам уже неоднократно говорила, содержатся такие вещества, которые не только детям…

– Нет, это не от напитка, – рыдая, перебила её Маша. – Это волшебное! Это мне Звездочёт дал! Теперь чудо не случится никогда! А Звездочёт так здорово всё придумал, с рюкзаком, с марципанами…

Папа молча стоял в стороне. При слове «звездочёт» он нахмурился. Коротко покосился на Тёму. Тот, пригорюнившись, сидел под деревом. Тогда папа посмотрел на павлина. Павлин еле заметно кивнул, потом повернулся и, волоча хвост, неторопливо пошёл к забору.

Мама ещё продолжала объяснять Маше, что так же, как химические вещества калечат печень, ложь калечит душу, – когда папа быстрыми шагами поднялся на крыльцо.

Под лестницей была дверь в чулан, напротив висел старинный фотографический портрет папиной мамы Марии Николаевны, для Маши и Тёмы – бабы Маруси. На портрете она спала в высоком вольтеровском кресле.

Когда папа распахнул дверь чулана, бабушка на портрете проснулась, зевнула и с интересом, вытянув шею, через его плечо заглянула внутрь.

В чулане был страшный беспорядок. Баба Маруся покачала головой. В углу, наспех припрятанный, лежал старый карнавальный костюм Звездочёта с маской, круглыми очками, картонным носом и козлиной бородой. Тут же валялся островерхий колпачок, отороченный мехом. Папа со вздохом поднял костюм. Бабушка тоже вздохнула, но когда папа повернулся, снова замерла в кресле, закрыв глаза.

– Ну, конечно же, ты ничего не видела! – язвительно сказал ей папа. – В любой конфликтной ситуации ты принимаешь его сторону!

Бабушка сделала вид, что не расслышала.

Вообще-то Тёма был не очень плохим мальчиком – по крайней мере, папа считал, что бывают гораздо хуже. По маминому мнению, учился он из рук вон плохо, но папа полагал, что не все должны быть отличниками. Мама называла его вруном, а папа считал, что у Тёмы очень развита фантазия. В свою очередь, маме нравилось, что Тёма редко дрался. Она полагала, что этим в мальчике развивается пацифизм – то есть склонность решать проблемы не военными действиями, а с помощью дипломатии, то есть путём переговоров. А папа говорил, что это называется одним словом – трусость.

Но в этот раз родители были заодно: Тёму наказали. И за то, что хотел прогулять школу, и за то, что попытался всё свалить на младшую сестру, и за то, что Маше из-за него досталось, и, наконец, за то, что перевернул вверх дном чулан.

Потому что Тёме и Маше было запрещено играть в чулане, что-то там трогать или оттуда брать. И однажды уже крепко попало за устроенный там беспорядок.

Дело было так. Одним зимним вечером папа с мамой собрались на лекцию о летающих тарелках. А Тёма с Машей должны были поужинать, вымыть посуду, позаниматься музыкой, поиграть в тихие настольные игры – в лото или цветочное домино, – почистить зубы и лечь спать.

Папа и мама не успели ещё выехать из двора, как Тёма позвонил своему лучшему другу Валере Пичугину, и тот явился со своей сестрёнкой Кристиной, Машиной ровесницей. Девчонки немедленно натянули поперёк коридора тюлевую занавеску, снятую в гостиной: они затеяли теннисный матч между Марией Шараповой и Аллой Пугачевой. И такие раздавались крики и шум, что Тёма с Валерой, в папином кабинете игравшие на его компьютере, выскочили в коридор. Тёма велел девчонкам затихнуть, чтобы не разбудить живущего в чулане ужасного однорукого великана Ваню, который, если проснётся, разнесёт весь город. Но Маша и Кристина уже так разыгрались, что потребовали немедленно пробудить этого Ваню: они готовы с ним сразиться и освободить город от опасности. И побежали в Машину комнату вооружаться.

Когда они вернулись – Маша с детским, но чугунным утюжком, а Кристина с железной трубой от пылесоса, – в коридоре погас свет, медленно, со скрипом отворилась дверь чулана, и появился силуэт огромного человека в длинном чёрном одеянии. И без головы. Единственная рука его была простёрта вперёд, он медленно ступил в коридор.

Маша и Кристина завизжали от страха, но не кинулись улепётывать. Говорят, такое случается с зайцами при встрече нос к носу с волками в дремучем лесу. Девчонки, умирая от ужаса, кинулись на однорукого Ваню. Они молотили его кулачками, утюжком и пылесосной трубой, зажмурившись и беспрерывно, на одной высокой ноте, визжа.

Вообще-то, их можно было назвать героями. Они сражались со страшным великаном, как зайцы с волком, они же не знали, что однорукий Ваня – это на самом деле Тёма. Он надел на себя папино пальто, Валера застегнул все пуговицы, и ту, что на воротнике, так что и левая рука, и голова оказались внутри. И теперь бедный Ваня-Тёма пытался вслепую, единственной рукой, отбиться от девчонок. Наткнулся на стул, упал, как корова. Нащупывая дверь в чулан, сквозь пальто глухо молил о пощаде:

– Кончайте, больно же! Вы что, опухли! Валера, это ты, гад, нарочно?

Валера и рад был помочь, но не мог, потому что так хохотал, что даже на пол сполз от смеха. И бабушка на портрете смеялась до слёз, отворачивалась, отмахиваясь платочком. А Тёму в чулане, не переставая, молотили вошедшие в раж девчонки. С чуланных полок на него падали старые подушки, сломанные лыжи, пыльные коробки… И тут во дворе послышался звук подъехавшей машины – вернулись родители.