— Кто говорит, что ты сумасшедшая?

— Разве ты не слышал? — Его простодушие удивило меня; мне бы не хотелось верить, что он был неискренен.

— Слышал, что ты сумасшедшая? Нет.

— А сам ты так не думаешь?

— Даже тех, кто не сошел с ума, ненависть заставляет совершать безумные поступки.

Я задрожала.

— Значит, ты думаешь, что я могла причинить вред Рейзею?

— Нет. Ты же не желаешь зла императрице. Ты никогда бы не стала мстить ей таким образом.

— Но я могла бы нанести вред Изуми.

— На этот вопрос ты должна ответить сама.

— Ты возненавидел бы меня, если бы я так поступила?

— Нет. Но мне отвратительно твое стремление к саморазрушению. Это не может принести ничего хорошего.

— Я готова на все, лишь бы не причинить вреда тебе, — сказала я и увидела, как его глаза наполнились слезами. И я стерла их с его лица, как он стер мои, и поцеловала его впалые щеки, лоб и губы. Я чувствовала, что он отдаляется от меня, его руки ощущали утрату, его глаза отражали мое отсутствие.

— Ты не можешь причинить мне вред.

— Нет, могу.

Что-то промелькнуло на его лице. Он тряхнул меня за плечи.

— Перестань. Ты не должна так говорить. Если ты будешь этого хотеть, то это произойдет.

— Твоя книга предсказывает это?

Он снова тряхнул меня.

— Чтобы предсказать это, мне не нужны книги. Я и сам могу это понять.

— Я не хочу причинить тебе вреда, — сказала я, — но это случится, это уже произошло. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— Почему ты должна причинить мне вред? — Он крепко сжал руками мое лицо. — Мне тошно от твоего эгоизма. Единственное, чего ты хочешь, — это отгородиться от меня.

— Неправда, — возразила я.

— Иногда мне кажется, — ответил он, — что ты стремишься быть похожей на Изуми. Ты страстно ее желаешь, ваша вражда тебя подпитывает.

— Совсем наоборот. Она превратила меня в привидение.

— Ты не привидение, — спокойно сказал он и поцеловал мои руки. — Разве это руки привидения? — Он прикрыл мои веки и поцеловал их. — Разве это глаза призрака? — Он коснулся моего подбородка. — Посмотри на меня. Это живые глаза. — Он с такой страстью поцеловал меня, что у нас лязгнули зубы, а я закрыла глаза и представила себе Изуми с искусанными, распухшими, как у меня, губами, с полными ненависти глазами. — Это тело живое, — сказал он, взял меня за руки и стал водить ими по моему телу.

Его руки сдавили меня, и я попыталась высвободиться.

— Она превратила меня в призрак, и то же самое она сделает с тобой. Она всегда побеждает — всегда. Она победила раньше и победит на этот раз.

Он опять встряхнул меня.

— Не говори так. Я совсем другой, не такой, как тот мужчина — Канецуке.

Он как будто ударил меня. Я никогда раньше не слышала это имя из его уст.

— Ты до сих пор любишь его, разве нет?

— Нет.

— Я не верю тебе.

— Тогда спроси Изуми. Она знает это не хуже меня.

— Изуми, Канецуке. Я презираю даже их имена. Выкинь их из головы. Тобой владеет…

Он остановился и снял руку с моей талии. Я спокойно сказала ему:

— Значит, ты тоже думаешь, что я сумасшедшая.

— Я этого не говорил.

— Госпожа Хен, так они меня зовут. Так меня называл Канецуке: «моя дорогая госпожа Хен». Я не рассказывала тебе, как он испортил мое зеркало? Он нацарапал на нем два иероглифа, те, что обозначают красоту; когда я смотрелась в зеркало, я всегда должна была помнить, чем я не являюсь. Ты можешь это понять? Ты способен постичь подобную жестокость?

— Ты заставляешь меня ненавидеть его.

Я посмотрела ему в глаза и увидела там такое же напряжение, как в глазах Изуми.

— Итак, я сделала тебя способным к ненависти.

Он покачал головой.

— Ты забыла, что я видел свою заживо сгоревшую сестру — здесь, в этом самом саду. Неужели ты думаешь, что тот, кто видел сгоревшего ребенка, неспособен на ненависть?

Как могла нежно и мягко, как будто мой тон мог успокоить его, я сказала:

— Ты пытаешься в книгах найти смысл этого?

— В смерти ребенка нет смысла.

— Однако и тебя, и меня женщина, которую я проклинаю, обвиняет именно в этом — в смерти ребенка. Разве это не достаточная причина, чтобы ненавидеть ее?

— Ты этого не знаешь точно, — сказал он, — ты это предполагаешь. Ты говорила, что Изуми не признается в распространении слухов.

— Я знаю тебя и твои предположения так же хорошо, как то, что я дышу.

— Подозрениями ты разрушаешь саму себя.

Я показала на свою грудь.

— Я являюсь объектом подозрений. Я игрушка в руках двора, его любимая злодейка. Такова моя роль, разве ты не видишь? Я госпожа Хен, которая бесцельно бродит по коридорам, разговаривает с деревьями в Синзен-ен, ездит в дом к своему любовнику в разгар эпидемии — вот как они воспринимают меня. А ты любовник госпожи Хен, действующий с ней заодно. Мы говорим то, что они хотят услышать, и действуем так, как они хотят, чтобы мы действовали. Все твои протесты, все твои мольбы и страстные просьбы — все это часть их замысла. Они смеются над твоим простодушием. Они разрушат тебя так же, как и я.

— Я не простодушен. Ты считаешь меня таким по каким-то своим причинам.

— Нет, я так не считаю. Я вижу тебя другим, я окрашиваю тебя своей собственной краской.

— Как ты смакуешь горечь ситуации.

— Ничего подобного.

— Посмотри, — он повернул меня лицом к саду. — Могли бы эти деревья пышно цвести на горькой почве? Разве эти фрукты зреют на злобе и враждебности? Ты должна избавиться от горечи. Где она? Здесь? — Он разорвал мою одежду. — Здесь? — Он порвал мою сорочку. — Я найду ее ради тебя.

Я задрожала в его объятиях, и, пока я боролась, передо мной стояло лицо Изуми, каким оно было, когда она встретилась с нападавшими. Я стану отважной, как она, буду гордо нести свои отметины. Он расцарапал мне запястья и бедра ногтями, и я боролась с ним, как Изуми боролась с насильниками.

Я расцарапала ему щеку. Он остановился передохнуть, и мы на время прекратили битву. Он дотронулся пальцем до раны на щеке — его кровь была такой же яркой, как моя, — и приложил палец к моим губам, наложив на них свою печать.

Посткриптум

Насколько я могу судить (есть вероятность того, что некоторые страницы утрачены), рукопись обрывается на этом месте. Но следует сказать кое о чем еще. Вручая мне этот дневник, Изуми доверила мне, кроме того, книгу предсказаний, китайский оригинал, обернутый в черный шелк. Между ее пожелтевшими страницами — а она, по-видимому, очень древняя и во всех деталях напоминает описанную в дневнике книгу — я нашла записку. Почерк тот же, что и у автора рукописи. Я включила ее в текст в качестве постскриптума, потому что мне кажется, она может пролить свет на состояние рассудка рассказчицы в момент ее исчезновения. Первый отрывок, видимо, представляет собой цитату из той книги, в которую была вложена записка; автором остальных, должно быть, является рассказчица.

Гексаграмма Сорок один: Потеря

Потеря, если она сопровождается уверенностью, принимает возвышенное значение удачи! Предпочтительно иметь в виду некую цель.

Озеро у подножия горы: образ потери.

Совершенный Человек сдерживает гнев.

И обуздывает страсти.

9 в начале:

Когда работа выполнена, торопиться с отъездом не ошибка, но следует подумать, не причинит ли поспешный отъезд вреда окружающим.

6 для третьего места:

Если трое отправляются в путь вместе, а одного потеряют по дороге, один пойдет дальше в прекрасной компании.

6 для четвертого места:

Совершенный Человек уменьшает свою вину и таким образом ускоряет приход счастья — тут не может быть ошибки! Нет приобретений без потерь; плоское озеро только подчеркивает высоту горы.