Позже, в один из знойных дней Шестого месяца, он услышал, как две молодые жены его отца, погрузив ради прохлады руки в сосуды с ледяной водой, говорили о его матери. Женщины были в легких белых одеждах и красных шароварах, они закатали длинные рукава, выставив напоказ свои руки.

— Он никогда не любил ее, — сказала одна из них, — единственное, чего он хотел, — завладеть той драгоценностью.

— Почему же тогда он так долго ждал? — спросила другая, отирая лоб мокрой рукой. — Зачем бы такому человеку, как он, жить целый год в рыбачьей деревне у залива Сидо?

— Как я ненавижу эту его драгоценность. — Мальчик никогда не видел ее, она хранилась под защитой священников в храме Кофукудзи. Но он слышал, что она была блестящая и ограненная и в ней отражался лик Будды Шакьямуни, но не верил этому.

— А мальчик, — сказала первая жена, — очень похож на нее. У него руки рыбака и волосы грубые, как водоросли. Подумать только, что он обеспечен лучше, чем наши сыновья.

Так мальчик узнал, что отец жил с его матерью у залива Сидо. Может быть, если он отправится туда, то найдет кого-то, кто знает ее историю. Он уехал тайком, подкупив конюшего куском шелка, который взял из запасов отца.

Несколько дней он бродил по берегу и наблюдал за ныряльщицами. Это были молодые женщины с шишковатыми пальцами, исколотыми морскими ежами, и тонкими гибкими телами, которые, казалось, не могли выносить избытка воздуха. Женщины избегали его, а он был слишком застенчив, чтобы расспрашивать их.

Однажды вечером, прогуливаясь по берегу залива, он заметил в сумерках приближавшуюся к нему фигуру. Когда она подошла достаточно близко, стало ясно, что это женщина. Она была молодая и изящная. Ее волосы и одежда были мокрыми. В одной руке она держала серп, в другой — корзинку с моллюсками.

Она остановилась и посмотрела на него, и что-то в ее лице придало ему смелости. Он спросил, кто она и откуда родом. Она, как он и предполагал, была ныряльщицей и родилась неподалеку, в деревне Амано. Тогда он спросил, слышала ли она о другой ныряльщице, которая около двадцати лет назад влюбилась в мужчину благородного происхождения из клана Фудзивара по имени Садасуке.

Да, ответила она, ей приходилось слышать об этой женщине. Ныряльщица положила на землю свои вещи, набрала сучьев, разожгла костер. И, пока они грелись около него, женщина рассказала ему все, что знала об этой истории.

Никто не умел нырять так хорошо, как жена Садасуке. Подобно тому, как искусный воин владеет своим оружием, она владела своим дыханием, умела надолго задерживать его. Она была известна на всем побережье, ни до нее, ни после не нашлось никого, кто мог бы сравниться с ней.

— Вот почему Садасуке женился на ней, — сказал мальчик.

— Нет, — возразила женщина, — причина была иной.

Она рассказала ему, что когда-то Садасуке утратил вещь, которую даже не успел получить. Во время шторма в заливе Сидао затонул корабль, который вез из Китая подарки императора кланам в Наре. Среди подарков находилась драгоценность, предназначавшаяся главе северной ветви семейства Фудзивара.

Больше всего Садасуке сокрушался о потере этой драгоценности. Он женился на ныряльщице, объяснила женщина, Надеясь, что она поможет вернуть ему эту вещь.

— Как могла она отважиться на такое опасное дело? — спросил мальчик. — Или она его очень любила?

Женщина покачала головой.

— Она сделала это ради своего ребенка. — Она объяснила, что через год после свадьбы у ныряльщицы родился сын. Она безумно любила его, но знала, что ее низкое происхождение в будущем помешает сыну. Поэтому когда Садасуке стал просить ее поискать драгоценность на дне моря, она согласилась, но поставила условие: если поиски окажутся успешными, Садасуке сделает мальчика своим наследником.

— Вот какая любовь заставила ее нырять на дно моря, — сказал мальчик; его пробрала дрожь при мысли о том, что его подозрения подтвердились и что его мать действительно умерла ради него.

— Да, это была любовь, — ответила женщина.

(Однако пока я описывала эту историю, я размышляла о том, что же это была за любовь? Любовь к мальчику, которого никогда не будет любить его отец. Любовь, которая отвергала другую любовь, даже если она была дана. Любовь, которая порождала зависть и ненависть. И все же это была любовь, и мальчик радовался ей.)

— Расскажи мне, как она умерла, — попросил он.

Женщина рассказала ему историю, такую странную и в то же время такую жизненную, что он почувствовал себя ее участником, будто вместе с матерью погружался в волны моря и опускался на дно, как утраченная драгоценность.

Она описала, как Садасуке и его жена поплыли на рыбачьей лодке к тому месту, где во время шторма затонул китайский корабль. Ныряльщица обвязала себя за талию веревкой, а другой ее конец дала Садасуке, наказав ему поднимать ее наверх, только когда она подаст знак.

Взяв кинжал, она сделала глубокий вдох и нырнула. По мере того как она погружалась все глубже и глубже, она замечала, что воду вокруг нее пронизывает яркий свет. Она увидела, что свет исходил от башни из резного зеленого нефрита, которая возвышалась около обломков потерпевшего крушение корабля. Ныряльщица сразу поняла, что драгоценность заключена в этой башне и что именно она — источник таинственного свечения.

Подплыв ближе, она обнаружила, что башню охраняли драконы, их темные тени виднелись сквозь прорезанные в нефрите окна. Она помолилась Каннон, прижала лезвие ножа ко лбу и проскользнула в дверь башни.

Вокруг плавали бледные рыбы. Заметив ее, они уплывали, оставляя за собой хвост из фосфоресцирующих пузырьков. Покрытые панцирем крабы быстро убегали от нее по мраморному полу, а моллюски открывали и закрывали створки своих раковин. Вода была такой спокойной, что она чувствовала колыхание гребней драконов. Они спали, расположившись кругом и обвив драгоценность хвостами. Ее свет отражался от их чешуи и пробивался через толщу моря, подобно тому, как к нам с небес доходит свет звезд.

Она схватила драгоценность. Драконы пробудились и забили своими крыльями. Не раздумывая, она полоснула ножом себя по груди. Кровь, смешавшись с водой, окутала ее, и драконы отплыли от истекавшего кровью тела, решив, что она погибла.

Спрятав драгоценность в ране, она выплыла из башни и что есть сил дернула за веревку. Муж вытащил ее на поверхность и бросил на дно лодки, где она билась, как рыба. Увидев рану у нее на груди, он потянулся, чтобы остановить кровотечение, но она схватила его за руку и прижала ее к тому месту на груди, где спрятала драгоценность. Он вытащил ее и окунул в море, чтобы смыть кровь. Пока он занимался этим, у нее остановилось дыхание и она затихла.

Закончив рассказ, женщина заметила, что мальчик дрожит, поплотнее закутала его плечи плащом и дотронулась до его щеки. Потом она развязала шнур, стягивавший ее одежду у шеи, и положила руку мальчика на свою покрытую шрамами грудь, туда, где когда-то лежала драгоценность.

Все вокруг них засияло Изумительным светом, а звезды растворились в прозрачном небе. Всходило солнце.

Как только первые красные лучи коснулись ее, она повернулась и пошла навстречу морскому приливу. Он побежал за ней и попытался остановить, но тяжелая одежда мешала ему, и когда наконец он, казалось, достиг ее, то увидел лишь слабый след ее дыхания — бурлящую пену на морских волнах.

Второй месяц

Я решила съездить в храм Хазе. Мы с Канецуке часто бывали там, и мне захотелось снова оказаться в тех местах, хотя я понимала, что это причинит мне боль.

Я выехала на рассвете в плетеном экипаже. Никого не взяла с собой, кроме возницы и трех сопровождающих. Бузен подала мне мои узелки и коробки. Она была огорчена тем, что я не предложила ей поехать со мной. Но болтовня слуг так утомительна, кроме того, я не могла положиться на ее скромность. Следовало ли мне взять с собой подругу? Возможно. Приятно разделить с кем-то долгое путешествие. Мы могли бы свесить в окошки рукава наших одежд в надежде на то, что кто-нибудь, проезжая мимо, восхитится их великолепием, могли бы обменяться мнениями о встреченных в дороге путешественниках и о наших планах на будущее. Но сейчас я сама плохой собеседник, мне нужно многое прочитать и написать.