После этих слов молодой собеседник от неожиданности встрепенулся, а дедушка продолжал:

– Тяжко, конечно. Но есть варианты, как тебе помочь: у нас тут недалеко живёт ведьма, гадалка, судьбу предсказывает. Жозефиной зовут… или Жоржеттой? А нас самом деле – Клавдия она (только не говори ей, что я проболтался). Слышал я, всё, что на картах раскинет она, всё сбывается. Своё дело знает: отведёт хворобу, зелье приготовит, отворожит… Хотя это, может, она тебя и приворожила… с неё станется… кто знает! Но ты сходи, сам узнаешь, чего там. Она живёт в той стороне, ближе к рынку, в том ветхом квартале, знаешь, где улицы Чехова и Нахимова пересекаются, старый дом. Второй этаж, квартира справа.

– Вроде понял, Николай Кузьмич, понял, понадобится – найду, – нервно посмеиваясь, закивал Иван. – А есть ли ещё «варианты»?

Старичок покопался в чертогах разума:

– Эх, ну а ещё есть священник в ближайшей церкви, отец Владислав, тут уж ты его сам не раз видел, небось…

– Да вроде, – Иван решил не сознаваться, что давеча церковь эту уже посетил.

– Вот он тоже может помочь… сходишь к нему, исповедует, причастит, кагорчику нальёт. Во такой мужик! – оживился, раззадорился дед Коля.

А после, будто бы поперхнувшись, закашлялся, задёргался, забился в конвульсиях и рухнул на скамью, будто мешок картошки.

И вышло так, что наш герой чуть было снова на службу в этот день не опоздал. Ведь ему пришлось ещё экстренно скорую для дедушки вызывать. А потом ещё дожидаться медиков. Слава богу, старик очухался, откликнувшись на Ванину неумелую реанимацию (что заключалась в битье по щекам и другим частям тела). Подсобив подоспевшей бригаде погрузить едва живого соседа в карету, Ваня стоял и наблюдал, как фургон удаляется. Или то не фургон, а он сам становился всё дальше – от человека, который принял и понял его, а значит дальше и от ответов, от подсказок, от истины?

Что ж, Иван – вновь один – пошёл своей дорогой. Конечно, Николай Кузьмич был первым, кто не просто послушал рассказ, а реально вошёл в Ванино положение и разделил его боль, так как дедушке и самому, ввиду многих причин, тоже спалось паскудно. Только стоило ли верить советам такого товарища по несчастью – плачущего по утрам старого алкаша, которому самому было нужно куда больше помощи? Но то ли Ваню уже слишком припекли эти видения, слишком ослабили, истощили, чересчур глубоко вгрызлись в душу, и ему крайне остро требовалась хоть какая-нибудь поддержка, то ли таким было стечение обстоятельств, – однако к рекомендациям пьяного старика он в итоге прислушался.

…

Начался обеденный перерыв. Ваня решил пройтись, подышать воздухом, а заодно и купить свежих овощей, чтобы было чем дополнить свой обед на работе.

А потому направил стопы свои к лоткам полустихийного рынка, где уже давно кипел и кучковался народ. Иван устроился в очередь туда, где торговали свежими огурцами и помидорами. Солнце всё припекало, накаляя бетон и асфальт. С кирпичной стены за торговыми рядами наполовину слезла штукатурка. Иван подмечал всё это, старался хоть на чём-то сосредоточить внимание – это едва ли получалось, уж очень он был подавлен, разбит и опутан щупальцами мрачных мыслей. И мерещилось ему, будто кто-то большой, исполинский, стоит за ним, видит каждый его шаг, знает о нём всё, рассматривает – как на ладони. Эх, Ваня, Ваня… Вот, кажется и подошла твоя очередь. Иван приблизился и наклонился к ящику с томатами, чтобы получше их рассмотреть. И тут за его спиной что-то бумкнуло. Брякнулось. Глухо, неотвратимо так. А затем послышались охи и возгласы.

– Да что же это! Ничего себе! Такой молодой… Кто-нибудь! Батюшки! Скорую!

Ваня непонимающе обернулся. И увидел багряный винегрет на асфальте. Сверху откуда-то, с ветхой стены, сорвался кирпич и угодил углом своим прямо в темечко некоему парню, что за Иваном стоял в очереди. Буквально двадцать сантиметров вправо… и уже не этот парень с раскроенным черепом валялся бы безвольным тюфяком на асфальте. Ваня потёр голову. «На его месте… должен был быть… я», – как-то само выкристаллизовалось в сознании. И Ване в тот же миг стало холодно, как в родниковой воде, – так сильно его прошиб озноб в те секунды. «Кто-то охотится за мной… это Она, Она… И как? И как быть? Как жить, если ты у Неё на ладони?» – вот что за мысли крутились в мозгу, пока он шатаясь, так и не купив помидоров, ковылял до дома. Обеденный перерыв кончался. Надо ещё на службу вернуться, но… Иван уже не вернулся на работу в тот день. Он слёг. Жара и неподконтрольные тяжкие думы почти доконали его.

Он еле добрёл до своего дома. По пути, у магазина на углу, на перекрёстке, ему встретился бездомный пёс. Он будто ждал чего-то. Сам шелудивый весь, плешивый, лапы подгибаются. Едва Иван приблизился ко псу, тот задрожал и заметался в судорогах, кашляя так, будто его изнутри кто-то рвал на части, а потом… упал с тротуара на проезжую часть и сдох. Судороги ещё отдавались в конечностях и в шее животного эхом, из пасти на дорожное пыльное полотно потекла кровь со сгустками. И всё это стало тут же поджаривать полуденное солнце. Ваня не мог больше выдержать, закрыл рот рукой и засеменил ещё быстрее к своему подъезду, а земля, казалось ему, уходила из-под его ног, – вот как стало нехорошо.

У самого подъезда Иван разглядел валяющуюся возле лавочки тушку голубя: автомобиль переехал птицу, и пернатый маленький труп теперь был вдавлен в грунтовую дорогу, а шея, что переливалась когда-то перламутром, была свёрнута под самым неестественным к тельцу углом.

А у Вани внутри при виде этого (и многого ещё до того) как будто язва внутри открылась. «Откуда же столько знаков Смерти сразу вокруг меня? Зачем? Зачем??? Этот парень, пёс, голубь? Для чего они жили, если так глупо погибли? Что же это за исход такой, что за безвыигрышная лотерея?»

Ответ на эти вопросы ему предстоит искать ещё долго. Важные темы почти никогда не раскрываются сразу.

…

Тишь, едва различимо дыхание ветра в ветвях, лишь лениво плывут облака, и Луна наливается в небе – полным белого яда яблоком. Прямо как в ту ночь, когда дедушка помирал. И интерьеры вокруг тоже совсем как те, где жил дедушка… Закопчённые стены с обоями, рисунок которых уже не разглядеть, и вязанные половики, пропахшие пылью и старостью, и неровный скрипучий пол, и чуть прогибающийся потолок, и ветхая со множеством перин кровать, от которой веет уютом… и нафталином. Ваня осматривается внутри. Всё такое… привычное. Вот только деда в кровати нет. Пуста комната, пуст дом, пусты столы и постели – и только свет мертвенно-бледной Луны проникает сквозь мутные стёкла окна, ложась бликами на ковры и иконки в красном углу. И вдруг в одном из оконных проёмов взгляд уловил чей-то контур. Кто-то брёл за окном – кто-то мрачный, неясный, безмолвный и неколебимый. Крупная фигура в тёмном, темнее ночного воздуха, балахоне двигалась вдоль дома – от первого окна ко второму, от второго – к третьему, и так дальше. Скоро этот кто-то окажется у входа в хату и, наверное, захочет проникнуть в дом. Но кто бы там ни был, чья бы мантия там ни колыхалась, Ваня не хотел такого позволить. И он выбежал из домика мигом, полный намерения остановить Старуху с косой – или Жнеца, или ангела Азраила, неважно. Он всё готов был сделать, чтобы не дать пришедшей сущности совершить своих дел – чтобы оставить здесь деда.