Из-за своих библейских чтений я теперь постоянно сравнивал поступки отца с учением Иисуса, а не с принципами, изложенными в Коране. Он все меньше и меньше казался мне героем, и это разбивало мне сердце. Я хотел рассказать ему, что я узнал, но был уверен: он не станет меня слушать. И если те люди в Иерусалиме воплотят свои планы в жизнь, то у отца никогда не будет возможности понять, что ислам повел его по неверному пути.

Я утешал себя тем, что благодаря моей связи с Шин Бет отец будет в безопасности, по крайней мере, теперь. Им он нужен живой, так же, как и я, но, конечно, по разным причинам. Отец был их главным источником внутренней информации о деятельности ХАМАС. Безусловно, я не мог объяснить это ему, и даже защита Шин Бет могла прекратиться, и над ним нависла бы угроза. Кроме того, было бы подозрительно, если бы все остальные лидеры ХАМАС вынуждены были скрываться, а отец свободно расхаживал бы по улицам. Мне было нужно, по крайней мере, сделать вид, что защищаю его. Я немедленно отправился к нему в офис и дал понять, что случившееся с Мансуром легко может произойти и с ним.

— Выгони всех. Избавься от телохранителей. Закрой офис. Не приходи сюда больше.

Его ответ меня не удивил — я ожидал услышать нечто подобное.

— Со мной все будет в порядке, Мосаб. Мы закроем окна стальными ставнями.

— Ты с ума сошел? Уходи отсюда сейчас же! Их снаряды пробивают танки и стены домов, а ты думаешь, что тебя спасет кусок металла? Если ты закроешь окна, они придут с потолка. Давай уйдем отсюда!

На самом деле я не мог осуждать его за сопротивление. Он был религиозным лидером и политиком, а не солдатом. Он плохо разбирался в оружии и методах убийства. Он не знал того, что знал я. Наконец отец согласился уйти со мной, хотя я понимал, что такая перспектива его вовсе не радовала.

Но я был не единственным, кому пришло в голову, что старый друг Мансура Хасан Юсеф по логике вещей будет следующей мишенью. Когда мы шли по улице, все вокруг казались обеспокоенными. Люди ускоряли шаг и с тревогой поглядывали на небо, стараясь как можно быстрее отойти от нас подальше. Я понял, что они, как и я, прислушивались, стараясь уловить гул приближающихся вертолетов. Никто не хотел закончить свои дни за компанию с Хасаном Юсефом.

Я отвез отца в «Сити Инн Отель» и велел ему оставаться там.

— Так, этот парень за стойкой будет менять тебе комнату каждые пять часов. Просто слушайся его. К себе никого не приводи. Никому не звони, кроме меня, и никуда не уходи. Вот безопасный телефон.

Сразу после ухода я позвонил в Шин Бет и рассказал, где отец.

— Хорошо, держи его там, подальше от неприятностей.

Для этого мне нужно было в любую минуту знать, где он. Я должен был следить за каждым его шагом. Я избавился от всех его телохранителей. Я не мог доверять им. Мне нужно было, чтобы отец полностью положился на меня. Если бы этого не произошло, он почти наверняка совершил бы ошибку, которая стоила бы ему жизни. Я стал его помощником, охранником и сторожем. Я устроил его быт и был в курсе всего, что происходило рядом с отелем. Я был его связующей нитью с внешним миром, обратная связь также осуществлялась через меня. Эта новая роль принесла мне дополнительную пользу: никому не приходило в голову подумать, что я шпион.

Я начал действовать от лица лидера ХАМАС, ходил с М-16, что выдавало во мне человека со средствами, связями и властью. В те дни такое оружие пользовалось большим спросом и было в дефиците (мой автомат стоил десять тысяч долларов). И я активно эксплуатировал свои связи с шейхом Хасаном Юсефом.

Вокруг меня стали крутиться парни из боевого крыла ХАМАС, просто ради хвастовства. И поскольку они думали, что мне известны все секреты организации, они чувствовали себя свободно и делились со мной своими проблемами и опасениями, полагая, что я могу помочь им.

Я слушал их внимательно. Им и в голову не приходило, что они дают мне крупицы информации, которые я затем складывал воедино для получения полной картины. Эти сведения послужили основанием для многих операций Шин Бет, о чем я не могу рассказать в одной книге. Единственное, что я могу утверждать со всей ответственностью, — в результате этих разговоров было спасено много невинных жизней. Гораздо меньше плачущих вдов и сирот стояли на краю могил, потому что многие теракты смертников мы смогли предотвратить.

В то же время я приобрел доверие и уважение в боевом крыле и стал лучшим парнем в ХАМАС для других палестинских группировок. Я был человеком, который, как они ожидали, обеспечит их взрывчаткой и поможет скоординировать их действия с операциями ХАМАС.

Однажды Ахмад аль-Фаранси, помощник Марвана Баргути, попросил меня достать немного взрывчатки для нескольких смертников из Дженина. Я пообещал ему помочь и стал тянуть резину в надежде раскрыть ячейку террористов на Западном берегу. Такие игры были очень опасны. Но я знал, что нахожусь под прикрытием со всех сторон. Мое положение старшего сына шейха Хасана Юсефа хранило меня от пыток хамасовцев в тюрьме, оно же защищало меня, когда я вращался среди террористов. Моя работа в АМР США давала мне определенное прикрытие и свободу действий. А за спиной у меня всегда был Шин Бет.

Однако любая ошибка могла стоить мне жизни, да и Палестинская автономия всегда была начеку и представляла угрозу. В распоряжении Палестинской автономии имелись навороченные приборы для подслушивания, предоставленные ЦРУ. Иногда они пользовались ими для выявления террористов или для разоблачения предателей, поэтому мне приходилось быть очень осторожным. Особенно не следовало попадать в лапы Палестинской автономии, потому что я знал о работе Шин Бет больше, чем любой другой агент.

Поскольку все пути к отцу шли исключительно через меня, я находился в прямом контакте со всеми лидерами ХАМАС на Западном берегу, в секторе Газа и Сирии. Кроме меня такими же полномочиями обладал только Халид Мешааль из Дамаска. Мешааль родился на Западном берегу, но большую часть жизни прожил в арабских странах. Он вступил в организацию «Братья-мусульмане» в Кувейте, где учился на физическом факультете Университета. Мешааль возглавил кувейтскую ветвь ХАМАС. После иракского вторжения он переехал в Иорданию, затем в Катар и, наконец, в Сирию.

Живя в Дамаске, он не был ограничен в перемещениях, как лидеры ХАМАС на территориях. Так что постепенно он превратился в своего рода дипломата, представляющего ХАМАС в Каире, Москве и Лиге арабских государств, и собирал деньги для организации. Только в апреле 2006 года он собрал сто миллионов долларов от Ирана и Катара.

Мешааль нечасто появлялся на публике: он жил на конспиративных квартирах и не мог вернуться на палестинские территории из страха быть убитым. И у него были веские причины бояться.

В 1997 году, когда Мешааль жил в Иордании, два израильских разведчика пробрались к нему в комнату, пока он спал, и ввели ему в ухо яд. Телохранители засекли агентов на выходе из здания, и один из них зашел проверить Мешааля. Он не увидел крови, но шеф лежал на полу и не мог говорить. Телохранители погнались за израильтянами, один из которых свалился в открытый водосток. Агентов поймала иорданская полиция.

Израиль незадолго до того подписал с Иорданией мирное соглашение, государства обменялись послами, и теперь неудачная операция ставила под угрозу новые дипломатические отношения. А ХАМАС был раздражен той легкостью, с которой враг подобрался к одному из главных лидеров организации. История вышла унизительной для всех участников, и каждая сторона пыталась замять дело. Однако каким-то образом международные средства массовой информации раскопали эту историю.

Демонстрации всколыхнули улицы Иордании, и король Хусейн потребовал, чтобы Израиль освободил шейха Ахмеда Ясина, духовного лидера ХАМАС, и других палестинских заключенных в обмен на агентов Моссада. Кроме того, Моссад должен был прислать команду медиков, чтобы они ввели Мешаалю противоядие. Израиль неохотно согласился.

Халид Мешааль звонил мне, по крайней мере, раз в неделю. В другое время он уходил с важных совещаний, чтобы ответить на мои звонки. Однажды в Шин Бет позвонил сотрудник Моссад.