«Масленичный пресс»- «гет шуман», место, где давили масло, стал домом для Иисуса в Страстную неделю. Среди других церквей и монастырей на склоне Масленичной горы, рядом с церковью успения Богородицы имеется «Грот Христов», в котором постоянно пребывает филиппинец, монах из францисканцев, весьма склочный и противный человек, не дающий никому открывать рот и даже перешёптываться, пусть и в совершенно безлюдной церкви. Здесь Иисус пребывал все дни до «Страстного четверга», и куда, по словам Иоанна, пришли за ним стражники из свиты первосвященника. И вот, что странно, Христос выходит из грота не дожидаясь появления Иуды и интересуется у стражи «не Иисуса ли назарянина ищите», а, услышав положительный ответ, сам указывает на себя, со словами «Я есмь»! Как же так!? А где же Иуда, где тот, кто собирался указать на Спасителя преследователям? Нет его. Он опоздал? Да и зачем он вообще был нужен, если Христос, во исполнение воли Всевышнего, сам указывает на себя! Предначертанное должно свершиться, должно свершиться, несмотря ни на что. Незабвенные гностики, ставили Иуду одесную от Христа, полагая, что он единственный действительно понимал, что должно произойти в Иерусалиме в пятнадцатый год правления императора Тиберия. Иисус, полагали они, относился к телу своему, как к старой тесной одежде, удерживающей его на земле и мешавшей ему слиться с небесным сиянием, с Богом, частью, которого он был. Поэтому Воскресенья в их евангелиях нет, оно не нужно — только дух вечен. В те времена бытовало мнение о двух уровнях Христианской доктрины, с Воскресением, столь желанным простыми людьми, мечтавшим о компенсации за мерзкую земную жизнь, это первый, нижний уровень, и второй, высший, для гностиков, знавших античную философию и свободно рассуждавших о логосе, о Софии — «божественной премудрости» и других непонятных простым людям вещах.
Практически в самом саду стоит главная церковь Гефсимании, базилика «Всех наций», хвастливая претензия на единство стран Антанты, победивших германцев и их союзников в первой мировой войне. Собрали деньги и построили монумент. Невзирая на повод церковь хороша. И главное, позволяет верующему, подойдя к низенькой мраморной ограде, и увидеть обрамлённый огромным терновым венцом камень, где страдал Иисус, умоляя Отца, отвести от него чащу боли, что пришлось ему потом испить на кресте.
На самой верхушке горы расположен ныне монастырь «Малая Галилея», куда Клиопа поспешал из Эмауса с радостной вестью, о том, что видел учителя Воскресшим. Место это в старину использовалось для «изоляции» паломников из Галилеи, родины Иисуса, где прошли его детство и юность, и где человеческое в нём сформировалась. Галилея считалась неблагонадёжной в религиозном смысле территорией, из-за большого количества язычников соблазнявших евреев самим образом своей развратной жизни, и диким плясками во время всяких там вакханалий, сатурналий и других непотребств и распутств. Недаром говаривал апостол Варфоломей: «…может ли быть что-то доброе из Назарета?». А где Назарет? Вестимо, в Галилее. Да и евреи здесь были «сами хороши». Кто в Тель-Дане Золотого тельца поставил?
Впервые попав за монастырские стены, я увидел гнедого шёлкового жеребенка, сонно болтавшегося между оливами. Стреноженная мама что-то грызла в сухой мумифицированной траве, а жеребёнок так обрадовался компании, что ходил за мной собакою, и время от времени становился поперёк тропинки перекрывая проход. Умильное выражение морды и счастливое бурчание, означали что «в правильных местах чешете, товарищ — так чесать»!
Сегодня в «Малой Галилее» резиденция патриарха Иерусалимского, здесь же усыпальница его предшественников и памятная доска над прахом игумена Серафима, привезшего в Иерусалим мощи Елизаветы Фёдоровны, родной сестры Александры, последней русской императрицы. Той самой Елизаветы, чьи нетленные останки были подняты из алапаевской шахты вместе с телом её келейницы Варвары. Сейчас их святые мощи покоятся в мраморной раке в монастыре Марии Магдалины той, что в русской Гефсимании. Одна из монашек этой обители, знакомясь со мной, представилась, сделав натуральный книксен и обворожительно картавя: «сестра Варвара, принцесса Ольденбургская, графиня Зарнекау». Вот что значит русская зарубежная церковь. Высокий класс! Чуть выше по склону стоит махонькая францисканская капелла «Доминус флевит» — «Плача господня», где Иисус останавливался перед въездом в Иерусалим и оплакивал грядущее и неминуемое разрушение города. Я восхищён тем, что построенная на фундаменте византийского собора, новая церковь, открывается на запад, в сторону Иерусалима, туда, куда смотрел Иисус, на грядущую гибель великого города. Если кто-то не понимает, почему это меня так восхищает, а именно ориентация алтаря на Иерусалим, то замечу, это потому что здесь допущено отчаяннейшее нарушение канона и что такой разворот апсиды, чуть ли не единственный случай в истории. Но дело того стоило, естественная панорама города, как роспись на алтарной стене, вечная роспись, сделанная Богом.
На иврите город именуется «Иерушалаим» и это множественное число, означающее, что «Иерусалимов» на самом деле два, Небесный, где стоит нетронутым Храм Соломона и наш, который только проекция Великого города, но искажённая несовершенством наших душ, временем и злобой. У подножья горы, подле Грота, располагается усыпальница Богородицы и её родителей Иокима и Анны, там же покоится и Иосиф Обручник. Церковь, как считается, построили крестоносцы, но армянский настоятель показывал мне притвор, вырубленный в скале прямо за огромной деревянной панелью, где по его словам, была одна из первых пещерных тайных молелен во времена римских гонений. Церковь поделена надвое, кроме армян ей владеют и православные греки. Дежурят они по очереди и если сегодня свечами и образками торгует армянин, то завтра торговать будет грек. Последнее время вместо свирепого старца, который бдел в греческом пределе, появился молоденький, совершенно славянской внешности монашек, вредный как холестерин. И свет в тёмных часовнях зажигать нельзя и рассказывать нельзя, и топать. Ну, как же мне не топать, когда после праздника Успения Богородица, все ступени, ведущие в церковь, а она глубоко под землёй, покрыты воском от тысяч свечей, необыкновенно красиво освещавших лестницу и прямо на ней установленных. Сверзиться можно то, не топая — скользко!
Место, откуда Сын забрал Богородицу на небеса, закрыто мраморной часовней. Входишь, кланяешься и выходишь к образу Богородицы Иерусалимской, помолиться, и испросить помощи.
Священный Сион
«На реках Вавилонских, мы сидели и плакали, вспоминая о Сионе.
На вербах, посреди его, повесили мы наши лютни.
Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши — веселья: "пропойте нам из песней Сионских". Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
Если я забуду тебя, Иерусалим, — пусть забудет меня десница моя.
Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю тебя Иерусалим во главе веселия моего».(
Пс. 137)
На Сионской горе тихо, только неторопливое бубнение из окон. Это ешиботники учат Тору. Изучают комментарии мудрецов к священным текстам и комментарии других мудрецов к комментариям предыдущих. Иногда слышны молитвенные распевы и толпы пейсатых юношей спешат перекурить или сжевать, что-нибудь домашнее, заботливо положенное мамой или женой в карман лапсердака.
На Сионской горе спит царь Давид. Так нудно и долго доказывали друг другу верующие, что это его могила, а не саркофаг какого-то неизвестного крестоносца, и не кенотаф[43], что и сами засомневались. Всё вроде сходится и Сионская гора и то, что была она при жизни царя за городом, ан нет, сомнения теребят непоседливые еврейские души. Есть правда, мнение, что сама усыпальница, где он благополучно пребывает до положенного срока, за стеной. Но входа туда нет никому. Тут как всегда и учёные подбросили пару каверз, и тогда некий мудрый раввин запустил «мулю» — Ах, — сказал он — ах, если бы Великий царь и не лежал здесь, то, услышав наши жалостные вопли и радения, он уж, нашёл бы способ, переместится именно в эту могилу. Место-то, ведь, намоленное, совершенно.
