Первой, кого он увидел дома, была Этель. Он помахал перед ней чертежом.

— Хочешь посмотреть на воробьиный желудок, Этель? — спросил он.

Этель сморщила свой хорошенький носик, изображая крайнее отвращение.

— Какая гадость! — сказала она, отворачиваясь. — Ужасная гадость! Убери это от меня!

Мама, — обратилась она к пошедшей миссис Браун, — Вильям тычет мне в лицо отвратительным рисунком каких-то птичьих внутренностей. Скажи ему, чтобы прекратил.

— Прекрати, Вильям, — машинально сказала миссис Браун.

— И он еще не мыл рук и не причесывался сегодня, — продолжала Этель.

— Пойди вымой руки и причешись, Вильям, — сказала миссис Браун, усаживаясь со своей швейной корзинкой.

— Он ужасно ведет себя, — не унималась Этель. — Сегодня утром я видела его в деревне, он выглядел ужасно. Шнурки развязаны, чулки спущены. Наверняка он опять приспособил резинки для рогатки или еще чего-нибудь.

— Это так, Вильям? — спросила миссис Браун.

— Но теперь-то все нормально — сказал Вильям, глядя вниз на чулки. — Они держатся на шнурках.

— А резинки ты использовал для рогатки?

— Но мне нужна была рогатка, — уклончиво ответил Вильям, — а потом я ее потерял, пришлось сделать другую. Наверное, я потерял ее где-нибудь в старом сарае. Наверняка найду, если поищу получше.

— Вычтем еще один пенни из твоих карманных денег, — твердо сказала миссис Браун. — Я запретила тебе использовать чулочные резинки для рогаток. А теперь иди умойся и причешись.

— Противная ябеда, — бурчал Вильям, поднимаясь в ванную комнату. — Противная-препротивная ябеда, вот она кто…

Мысль расквитаться с Этель пришла к нему, когда он без особого энтузиазма взял в руки губку и расческу. Уж если он с «птичником» так здорово расквитался, то с Этель будет проще простого. Да, здорово он все подстроил этому «птичнику». Он довольно посмеивался, воображая, как мистер Реддинг захочет достать из-под пола схему воробьиного желудка, а вместо нее обнаружит старую тетрадку… Он засунул руку в карман и потрогал бумагу. Завтра он вернет ее назад. Жаль, правда, что столько труда стоило ее заполучить, а она ни на что не пригодилась… В задумчивости он спустился к ланчу.

— Что ты сегодня делаешь, Этель? — спросила миссис Браун.

— Иду танцевать в Гранд Отель в Хедли с подполковником Гловером, — ответила Этель «выпендрежным», как считал Вильям, тоном. — В этот барак с ужасным полом, но больше здесь пойти некуда.

— Неуже-е-ели? — передразнил ее Вильям, манерно поднося ко рту вилку с капустой.

— Помолчи, Вильям, — сказала миссис Браун.

— Заткнись, — сказала Этель.

Тут-то и появилась у Вильяма идея, да такая замечательная, что он даже чуть не подавился капустой. Он убьет сразу двух зайцев. Он поквитается с Этель и одновременно найдет применение схеме, которую так ловко похитил. Он сунет «гадкую» схему воробьиного желудка в сумку Этель, а когда она будет нить чай с подполковником Гловером в Гранд Отеле и разговаривать своим выпендрежным голосом, и откроет сумку, чтобы припудрить нос, и найдет ее там, то придет в бешенство. И ничего, даже если она разорвет эту схему. «Птичнику» не составит груда начертить другую…

— Какой же отвратительный здесь пол, — протянул подполковник Гловер, вставляя монокль.

— Совершенно отвратительный, — томно согласилась Этель, откидываясь на спинку стула и со всевозможным изяществом делая маленький глоток чая.

— Но интересно наблюдать за здешней публикой.

— Ужасно интересно, — сказала Этель, стараясь как можно меньше походить на «здешнюю».

— Ужасный дансинг, не так ли?

— Ужасный, — сказала Этель с видом отстраненного отвращения.

— И публика ужасная.

— Ужасная, — согласилась Этель с пресыщенным видом.

— Потанцуем еще, или вы устали?

— О нет, — сказала Этель, пытаясь балансировать между готовностью танцевать еще и надменным отношением ко всему окружению.

— Очень забавны эти маленькие здешние развлечения.

— Очень, — сказала Этель.

Тут она почувствовала, что от горячего чая в нагретом помещении ее прелестный, алебастровой белизны носик покраснел, и открыла сумку, чтобы достать пудреницу.

— Что это такое? — удивилась она, разворачивая бумагу, вспыхнула и поспешно опять ее сложила. Этот противный мальчишка положил отвратительную картинку в ее сумку! Она все расскажет отцу, как только он вернется вечером домой… Но ее спутник тоже увидел рисунок. Монокль выпал у него из глаза, и лицо, несмотря на загар, побледнело.

— Позвольте взглянуть, — сказал он.

— Не позволю, — с горячностью ответила Этель. — Тут не на что смотреть. Не знаю, как она попала в мою сумку.

Подполковник смотрел на нее с ужасом.

— Дайте мне это, — опять сказал он.

— Не дам, — сердито сказала Этель, заталкивая бумажку обратно в сумочку.

Отбросив всякую галантность, он выхватил у нее сумку, открыл и достал бумажку.

— Если вам непременно надо знать, — сказала Этель с чувством оскорбленного достоинства, — так это — схема воробьиного желудка. Я… — она не захотела обнаружить перед подполковником Гловером, что Вильям дурачит ее, — меня интересуют птичьи желудки…

Выражение ужаса не сходило с лица подполковника Гловера.

— Так это ваше? — спросил он.

— Конечно, — сказала Этель, — и не могу понять, почему вы так странно себя ведете.

— Кто это начертил?

— Вообще-то, — сказала Этель, — мой младший брат. Он… тоже интересуется птичьими желудками.

— Думаете, я поверю, что ребенок способен такое начертить?

— Можете не верить, — сказала Этель. — Со мной никто никогда не обращался так грубо, и я никогда никуда с вами больше не пойду.

— Похоже, что так, — мрачно сказал подполковник.

И, совсем уж распрощавшись с галантностью, он взял ее под локоть и решительно повел к двери. В мгновение ока она очутилась в машине, мчащейся на бешеной скорости.

— Просто смешно, — взвинченным голосом говорила она, — что такой джентльмен, как вы, устраивает скандал по ничтожному поводу, из-за рисунка воробьиного желудка. Мне и самой не понравился рисунок, я сказала Вильяму, что это отвратительно. Я не знала, что он сунул мне его в сумку. Но вести себя так из-за…

Они подъехали к дому. В зловещем молчании подполковник открыл входную дверь, Этель следовала за ним. Вильям был в холле и натягивал пальто. Подполковник, все еще бледный и решительный, предъявил ему чертеж.

— Я обнаружил это у твоей сестры, она говорит, что это начертил ты.

— А, этот воробьиный желудок, — сказал Вильям беспечно. — Дело было так…

Но в этот момент в открытой двери появился мистер Реддинг, тоже бледный и решительный. Вильям оторвал у тетрадки обложку, но упустил из виду, что его именем и адресом украшена каждая страница. Мистер Реддинг пришел, чтобы позвать Вильяма в коттедж и там по-хорошему или с помощью угроз выяснить, где его схема.

— Вот кто начертил, — сказал Вильям, указывая на мистера Реддинга. — Он пишет книгу о птичьих болезнях. Он здорово в них разбирается.

Мистер Реддинг, как только увидел подполковника в форме военно-воздушных сил, такого высокого и такого разъяренного, сразу же отпрянул назад. А подполковник, как только увидел мистера Реддинга, шагнул вперед. Потом произошло нечто совсем уж неожиданное. Этель застыла в изумлении, увидев, как подполковник Гловер помчался за мистером Реддингом, налетел на него и повалил на землю. А Вильям? Сколько он себя помнил, ему очень хотелось набрать при случае 999. Он пошел в комнату и набрал этот номер. «Пожалуйста, пришлите поскорее полицию, — сказал он важно. — Подполковник Гловер сошел с ума. Он кидается на людей».

— Ну так вот, — рассказывал Вильям восхищенно внимающим ему друзьям, — я увидел, что этот человек что-то чертит, и мне стало ясно, что это самолет. Тогда я решил посмотреть, куда он все это положит, а потом я подождал, когда он выйдет из дома, и достал чертеж. Я никому из вас об этом не говорил, потому что знал, что он может меня убить, и знал, что если он узнает, что вы знаете, то убьет и вас тоже. Я не мог отнести это сразу подполковнику Гловеру, потому что я знал, что этот человек следит за мной, поэтому я положил чертеж в сумку Этель, когда она пошла в кафе с подполковником, чтобы он это увидел и узнал про шпиона…