- Смысловой импульс убийства - след, который ты никогда не сможешь стереть из себя.

- И что?

- Это как свидетельство о судимости у вас. Один раз вы убили, отсидели и вышли. Вы можете солгать, что ваша репутация чиста, но стоит дать запрос в базу и оттуда придет ответ: убил-отсидел-вышел.

Детектив начинал догонять суть.

- Чтобы понять, отчего это максимум, представьте, что с каждым перевоплощением, у вас в паспорте, стоят печати совершенных вами преступлений. Вы меняете тело, а паспорт... один и тот же. И представьте, что этот паспорт материальный, реальный, его можно пощупать, открыть и прочитать. И что, при приеме на работу, будут спрашивать не вот ту бумажку, которая у вас только на одну "жизнь" - я показала кавычки пальцами, - а тот паспорт, который у вас сквозь все воплощения идет.

- Вопрос репутации приобретает очень страшный оттенок.

- Страшный? - засмеялась я. - При таком раскладе вы, в первую очередь, будете думать о себе и своём будущем. Каждый раз, на весах, перед тем как решить: убить или быть убитым - будет возникать один вопрос: хочу ли я такую печать к себе в паспорт?

- А если перевоплощение это реально, тогда смерть не пугает, - детектив крепко задумался и добавил. - Можешь меня убить, но я... отказываюсь убивать.

- Приоритеты меняются, - ответила я его мысленному вопросу, который он решил не озвучивать.

- Меня интересует: я и моя репутация, моя судьба вдальнейшем, - выстраивал он предложение, - а не то, сколько боли я проживу, когда ты будешь меня убивать.

- Я не собираюсь вас убивать, детектив, - усмехнулась я.

- Это я, по привычке.

- Привычка тоже выбор.

Он замотал головой.

- Но, зачем вы охотитесь за нашими священниками? - вернулся он к сути диалога.

________________

Я закуталась в темно-синий плащ и двигалась, как тень, под стеной храма. Я оставила там, внутри, надпись: "однажды, вы не проснетесь". И лишь одному, священнику, я перерезала глотку. Тому, кто, несколько воплощений назад, пытал и отправил на костер ведьму, в чьей крови магии было чуть меньше, нежели человеческого желания быть п`онятым. Кто пришла слышать природу, но выбрала слышать только людей. А они её - на костер. Я помню, как она кричала. Но не в этом суть. Я не мстить прихожу, а возвращать содеянное. Я покачала головой, скрываясь в переулке. И даже людей она не слышала. Не слышала, внутри них, жадного стремления скандировать: "ведьму на костер!".

Не хотела слышать, думала, что если верить в людей - они будут такими, какими хочет она, чтобы они стали.

1.3

- А разве на вас печать убийства не остаётся? - спросил детектив.

- Остаётся, - спокойно ответила я, глядя ему прямо в глаза.

И он не смог увидеть на моем лице: довольство или горечь, их там не было - только знание, трепет и сила.

- Почему же вы делаете `это` с нашими, - он сглотнул, осязая грань "мы и вы", - священниками?

- Я выбрала посвятить свою судьбу мастерству убийства. И я разрушусь на крупицы - в итоге.

- Зачем тогда? Вам плевать на себя?

- Я рассматриваю себя, как ту силу, которая может прийти и напомнить вашим сотрудникам, что мир шире, что выбор грандиознее, чем "свято и грешно".

- На каждую силу найдется более мощная, - сказал детектив.

- Верно. И к итогу путешествий, Истина продолжит звучать, а я разрушусь.

- Но зачем тогда? - не унимался человек.

- Скольких убили во времена действий ордена "Oculus Dei".

- Много?

- Вы не считали?

- Как? - смутился он.

- Каждый из сожженных, утопленных, искалеченных и брошенных в лапы огня, мог привнести столь много. Но был убит. Не только наших, но и ваших, кто посмел отказаться от церкви, с её законами - убивали.

- Я слышал, ведьмы того времени, продавали яды, накладывали заклятия для умерщвления, делали жуткие вещи.

- А священники разбирались? Был даже суд, который на собственное усмотрение решал, кого на костер. И каждый из инквизиторов вдохновлялся этим. Будто они приносили жертву своему богу и радовались, что еще одна нечистая кровь уничтожена.

- Это тема для кровавых диспутов, - напомнил детектив.

- Верно. Потому что время... . Для вас это время уже позади, - я перегнулась через стол. - А что, если я проведу вас туда? Проведу и оставлю?

Человек закашлялся.

- Если я оставлю вас там, чтобы вы посмотрели. Останетесь вживых, мы поговорим. Продолжим наш диалог о том, почему я убиваю ваших священников.

- Запугивание это одна из тактик, и в нашем отделе, - усмехнулся он нервозно.

Я слушала биение его сердца. Удар, удар, удар... вместо трепета, резкий такт, испуг от мысли, что я, действительно, могу такое с ним сделать.

- Вы знаете, что разрушитесь, - продолжил человек. - Зачем же вы делаете это?

- Таков мой выбор. Я знаю, что будет в итоге.

- Но вы... приходите в наш мир. Убиваете `наших людей. Тех из них, - уточнил он, кашляя, - кто убивает тех, из нас, верно? - переспросил, будто уже нашел ключ, как переубедить меня. - Тех из нас, в ком течет примесь вашей крови.

- Да.

- И это не месть?

- Нет.

- А очень на неё похоже, - он откинулся на спинку стула с довольным видом, словно поймал меня.

Как и любой чистокровный убийца, я сфокусирована на ходах, стратегии, следствиях действий в развороте той среды, куда прихожу, учитывая объем данных шире. Каждый элемент, не просто фигура, а фигура-рычаг.

Сейчас, детектив думает, что нашел мой рычаг.

- Когда тысячи людей идут на войну, защищая деревню, государство или страну?

- Да? - спросил человек, с таким лицом, будто уверен, сейчас я начну оправдываться или доказывать.

- Когда они идут убивать, ради защиты своих родных и близких, это вы называете отвагой и мужеством так?

Детектив перестал ухмыляться.

- Как вы это называете?

- Храбростью.

- Вот. Вы поощряете такие действия, верно?

Кивнул.

- А почему? Почему вы поощряете убийство?

И он выругался.

- Не думайте, что знаете, где у меня рычаг, на который вы можете нажать. Ваши - торчат на поверхности.

- Я это уже понял.

- Ответьте мне, почему вы вдохновляете убивать ради защиты других? Вы убиваете одних людей, чтобы защитить - других, но тоже людей. Как вы понимаете, вот этих мы будем защищать, а этих - будем убивать?

- Они угрожают поработить нас, ограбить, изнасиловать наших женщин или убить наших детей.

- Вы повторяете "наших". Какой фактор разделяет людей на "наших" и "тех других"?

Он прикрыл глаза, взялся, буквально, за голову, упирая локти в стол.

- Мои действия вы называете местью, а свои - храбростью.

И здесь он резко поднялся. Я дала ему зацепку, чтобы выкрутиться от более страшного ответа, который он сможет достать, если будет, и дальше, задавать себе предыдущий мой вопрос.

- Вы убиваете за тех, кто уже мертв!

Я нахмурилась.

- А вы выносите смертный приговор за тех, кто еще жив?

Он нервно и громко рассмеялся.

2

Я следую переулками. Двигаюсь мягко. Вдыхаю аромат ночи, улиц и ветра.

Я слышу детский крик в одном из домов. Забираюсь по стене и заглядываю в окно. Старший бьет младшего. Ребенок не то, что ... не может защититься. Нет. Он даже не рассматривает такой вариант. Если бы взрослый понимал, что как только он отойдет ко сну, ребенок может пойти на кухню, взять нож и воткнуть лезвие в шею спящего родителя - он был бы внимательнее к тому, "что" делает с тем, кто может бодрствовать, пока сам он - спит. Кто может захотеть окончить избиения, убивая не себя, но того, кто мучает. Я продолжала смотреть, как взрослый совершает действие.

И припомнился диалог с одним из священников.