– Вы так рассказываете, будто были свидетелем всего этого… – неуверенно произнёс сокурсник Романа.
Катя усмехнулась.
– Не была, – сказала она. – К счастью, не была. В общем, убивали всех. Красивых, умных, должников, кредиторов, ведьм, травниц, просто женщин, оказавшихся не в то время и ни в том месте. Я даже была свидетелем… – Катя умолкла на полуслове, поправила причёску. – Бывали случаи, когда женщины рожали детей с физическими отклонениями. В те времена это, опять же, считалось доказательством того, что она ведьма. Таких детей сразу же топили, часто вместе с роженицей. Очень жестокая и злая эпоха, которую в последние десятилетия попросту сильно романтизировали.
– Однако ж ведьм-то пожгли… – сказала сокурсница Романа, то ли с вопросительной, то ли с утвердительной интонацией.
Катя обвела взглядом аудиторию. Каждому из студентов показалось, что она посмотрела ему в глаза.
– Ведьмы меньшее зло на этой планете. Не ведьмы убивают людей. Люди убивают людей.
В аудитории повисла тишина. У кого-то в кармане жужжал телефон, поставленный на вибрацию.
– Вернёмся к теме лекции, – сказала Катя. – Во Франции середины четырнадцатого-пятнадцатого веков…
***
Комнату стал наполнять сумрак. В углах затаились тени. Экран стал ярче. Фильм уже заканчивался. Нелепый звездолёт бороздил просторы космоса, а команда радовалась победе. В животе Кати протяжно булькнуло. В следующий миг Рома подумал, что почему-то не слышит её сердца. Он зажал второе ухо рукой и прислушался. Тишина. Тогда он подскочил, расстегнул Катину кофточку и приложился ухом чуть выше левой груди.
– Что произошло?! – преподаватель культурологии округлившимися глазами наблюдала за действиями своего бывшего студента.
– У тебя сердца не слышно, – полушёпотом произнёс Рома.
Катя мягко его отстранила. Застегнула кофточку.
– Я знаю, – сказала она. Улыбнулась и добавила. – У ведьм нет сердцебиения. Ложись, Свет очей моих, – она похлопала себя по животу.
– Не смешная шутка, – Роман равнодушно посмотрел на экран, затем перевёл взгляд на подругу. – Я сегодня домой поеду, – сказал он. – Что-то соскучился по сестре… – глубоко вздохнул и добавил. – А ещё хочу увидеть маму.
Катя не ладила с матерью Романа. Первая их встреча прошла тяжело, словно воздух наполнился едкой вонью. Во время второй, и последней, встречи мать наклонилась к преподавателю культурологии и прошептала на ухо: «Отстань от моего ребёнка, ведьма чёртова». Впоследствии Катя рассказала Роману об этом инциденте. Постепенно отношения матери и сына стали охлаждаться. При Кате Рома вообще старался не упоминать женщину, которая дала ему жизнь.
– Хорошо, – опустились уголки губ у подруги. – Хочешь – езжай.
Роман вяло сполз с дивана. Что-то ему во всём происходящем казалось неправильным. Неестественным. Он быстро собрался. Взял с тумбочки ключи от машины.
– Я поехал, – произнёс он, обуваясь.
Катя вышла из комнаты, остановилась перед ним. Взяла за левую руку. Её пальцы ненавязчиво пощупали, на месте ли перстень. Катя посмотрела возлюбленному в глаза и тихо произнесла:
– Возвращайся скорее, Свет очей моих.
Роман почувствовал, как холодные мураши пробежали от кончиков волос до пальцев на ногах. Он не понимал, что их вызвало, поэтому не обратил внимания. Наклонился и поцеловал подругу. Выскакивая за дверь, буркнул:
– Приеду завтра после работы.
Катя закрыла дверь и несколько минут просто стояла. Затем прислонилась к стене и медленно съехала на холодный линолеум.
***
Роман сел в машину, сунул ключ в замок зажигания. Мотор глухо зарычал. На город опустился сумрак, скоро включатся фонари, наползёт тьма. Решив не дожидаться, когда двигатель окончательно прогреется, Рома выехал из двора и направился в сторону дома. На приборной панели мигала лампа, оповещала, что ремень не пристёгнут. Ей вторил противный писк. Роману же этот писк был приятен, напоминал, что он ещё жив. Ровно через десять минут писк прекратился. Стал слышен шум покрышек. В зеркало заднего вида ударил дальний свет фар – всегда есть люди, которые выделяются глупостью. Как таким права выдают?
К дому подъехал уже затемно. Машина сестры стояла на огороженной цепью территории. Рома занял место под накренившимся фонарём. Местные старались не ставить сюда автомобили. Как приговаривали старушки: «Неровен час, завалится». Роман клацнул ручником. Включил салонный свет и забрался во внутренний карман. Вынул лист бумаги с печатью. Ещё раз пробежал глазами диагноз.
– Два-три месяца. Максимум четыре.
Рома повертел головой, пытаясь найти в тесной машине ещё одного человека. Только потом сообразил, что сам же и произнёс эти слова. С тяжёлым вздохом свернул лист и убрал его в карман. Выключил свет и заглушил двигатель. Выбравшись в мокрый и промозглый сентябрь, Роман нажал кнопку на брелоке. Машина задорно попрощалась и мигнула фарами.
– Скоро и ты будешь служить кому-то другому, – посмотрел Рома на железного друга. Он помнил, как совсем недавно радовался этой поддержанной иномарке. С гордостью ездил на ней в первый месяц – всё-таки сам заработал. Теперь это приобретение казалось смешным. Люди запоминаются другим…
Он прошагал по тротуару к родному подъезду. Наступал во все встретившиеся лужи. Просто потому, что ему уже было плевать, простудится он или нет. Развалятся туфли или нет. Возле подъезда валялась пустая бутылка из-под пива. Он пнул её, и та звякнула о стену дома. Приложил магнитный ключ к жёлтому кружку. В двери запищало, перестал подаваться ток на магнит. Роман потянул тяжёлую дверь и отстранённо подумал, что бессмысленными и бесполезными оказались все знания, которые он получал в институте. Вот какой теперь практический смысл от того, что он знает принцип работы домофона? Это устройство будет стоять, когда его будут выносить через эти двери ногами вперёд. Будет стоять, когда его начнут поедать черви…
Роман трухнул головой, выбрасывая отвратительные мысли. Попытался внутренне взбодриться. Лихо взбежал по лестнице на второй этаж. В такие моменты ему не верилось, что диагноз поставлен правильно. Как могло это молодое и сильное тело умереть? Он открыл дверь и вошёл. В квартире пахло жареной картошкой. В кухне горел свет, работал телевизор. Любвеобильный кот Васька подбежал и сразу же начал тереться о ноги. Мешал разуться. Роме пришлось его отпихнуть, но тот резво подскочил и снова теранулся усами о брючину.
– Да уйди ты, – откинул его Роман. – Дай разуться!
Он быстро стянул туфли. Успел в аккурат к тому моменту, как Васька подскочил и вновь начал тереться о ноги.
– Сынок, это ты? – крикнула мама.
– Я, – ответил Рома.
Он прошёл на кухню. Мать ковырялась у плиты, а сестра сидела за столом и шинковала капусту. Анна с Романом были погодками, всё детство провели вместе, но с годами их интересы изменились. Дорожки разошлись, однако отношения всё равно остались добрыми и тёплыми. Как и должны быть у брата с сестрой.
– Привет, – улыбнулась Аня. Ужасающий шрам на её левой щеке неприятно изогнулся. Вообще сестра давным-давно научилась улыбаться лишь правой стороной лица, чтобы шрам не искривлялся, но при виде брата потеряла контроль над чувствами.
В этот вечер длинные, до поясницы, волосы она собрала в хвостик, а голову обмотала платком. Каждый мужчина, который видел эту девушку сзади, непременно чувствовал естественное природное желание. Всякий, кто встречался с ней лицом к лицу, старался отвернуться. Однажды Роман уловил часть разговора двух мужиков. Один из них сказал: «Да, ничё, пакет на башку и можно драть с двух сторон одновременно».
Рома разбил обоим лица, выбил зубы и наверняка бы убил. Оттащила сестра.
Двенадцать лет назад Анна отправилась с двумя подругами на концерт любимой рок-группы. Но попасть ей туда так и не довелось. Какой-то пьяный урод ударил ей «розочкой» в лицо. Всё произошло неподалёку от входа, в толпе. Так и осталось загадкой, кто это был и зачем он испоганил лицо симпатичной девушки. Анне сделали семь операций, но спасти её красоту уже никто не мог. Лоб, бровь и веко сумели подлатать, на них следов почти не осталось, а вот разорванную от глаза до губ щёку уже нет. Врачи сказали, что девочке повезло, ещё бы чуть-чуть и она лишилась зрения.
