Сокурсница дала Каролине ключи от комнаты в коммунальной квартире. Поздно вечером, когда жильцы уже спали, они пробрались в эту комнату и провели вместе целую ночь. Рано проснулись и долго шептались, пережидая утреннюю суету многолюдной квартиры, и решились выйти, когда парадная дверь хлопнула последний раз и наступила тишина, — короткий промежуток между уходом спешащих и первым шарканьем шлёпанцев стариков. Обстановка располагала к доверительной беседе и Пётр поделился мыслями, посещавшими его с недавних пор. Возня с тремя старыми танками и выполнение простеньких заказов в мастерской уже начали надоедать ему. Он согласился работать на кафедре, чтобы как-то закрепиться в большом городе, но теперь он немного осмотрелся и узнал, что на заводах требуются станочники, желающим обещают хорошую зарплату и место в общежитии. Можно подучиться и податься в дальнобойщики, там вообще сулят золотые горы. Он ещё ничего не решил, надо походить, расспросить поподробней. Каролина слушала и по мере того, как он говорил, таяла её хрупкая надежда избавиться от одиночества и «сносно прожить оставшиеся два с половиной года». Она понимала, что если он уйдёт в заводское общежитие, расположенное чёрт знает где, она потеряет его. Услужливая память тут же выдала ей подходящие выражения: «с глаз долой — из сердца вон; поминай, как звали…», но легче ей от этого не стало.

Вечером Каролина стояла в коридоре у окна, всматривалась в слабо освещённую улицу и ждала Петра. Она успокоилась, почти смирилась с неизбежным и подумала, что будь Пётр студентом… Каролина выбежала на улицу, пошла навстречу Петру, с каждым шагом обретая уверенность, что ещё не всё потерянно. Она спешила поделиться своим открытием и не успела подобрать верные слова.

— Петрик, ты должен поступить в институт.

— Должен?

— Да. Ты станешь инженером, и мы будем вместе.

Пётр немного отстранился. — А как же Варшава? — Каролина осеклась, спонтанный ход мыслей прервался. Какое-то время шли молча.

— Я целый день сама не своя. После чудесной ночи эти твои планы… Удар ниже пояса. Обрадовалась, что нашла хорошее решение для нас обоих. — Она прижала его руку к себе и ждала ответа.

— Я уже думал об этом. Даже узнал, какие сдают экзамены. Потом бросил эту мысль. Мне надоела жизнь на виду. Пора уже начать зарабатывать и обзавестись своим углом.

— Своим углом?

— Выражение такое. К тому же диплом ничего не даёт. Длинный путь к маленькой зарплате и койке в общежитии ИТР. Это я уже видел.

— Понимаю. Я ужасно скучаю по своей комнате, она мне снится. Хорошо знать, что она у тебя есть, но ты же не крот, чтобы сидеть в норе, а образование позволит тебе всю жизнь встречаться с интересными людьми.

Пётр почувствовал, как закипает раздражение. «Ничего она не поняла. Своя комната. Крот, нора. Какие-то интересные люди». Он остановился, взял её руки в свои.

— На самом деле твоё хорошее решение хорошо только для тебя.

Каролина сникла, сказала вяло: — Образование ещё никому не вредило.

— И тебе не будет покоя, если я останусь необразованным? Особенно там, в Варшаве.

Каролина попыталась освободить руки и не смогла.

— Пусти! Ты злой!

— Не дёргайся. Уже поздно. Я не отпущу тебя одну. — И добавил примирительно: — А чего ты ждала от Маугли? С волками жить — по волчьи выть. Запиши в свой поминальник.

Вечером следующего дня Каролина стояла у окна в коридоре, видела, как пришёл Пётр, посмотрел на окна, подождал минут десять и ушёл. Несколько дней она высматривала Петра, но он не приходил. Она сразу почувствовала, как сузился круг её возможностей, какими тоскливыми стали вечера. К чему ломать себя и делать первый шаг, если она всё равно его потеряет.

Недели три спустя Каролина невольно подслушала разговор двух парней из её группы. Говорили о Петре.

— Танк знает, как свои пять пальцев. Спросишь — объяснит лучше майора. Вот кому легко будет на военке. Нечего делать.

— Он что, поступать собрался?

— Похоже, иначе для чего школьные учебники в каморке валяются.

Парни отошли, а Каролина прислонилась к стене, стараясь унять волнение.

Пётр рассказал Антону о своих сомнениях. Они пили пиво в павильоне, стучали по столу воблой и трепались

— Какие, к чёрту, сомнения, — безапелляционно заявил Антон, — вроде нормальный парень, а рассуждаешь, как какой-то очкарик. Наработаться не успеешь? Была бы шея — хомут найдётся. Тебе что, диплом жить помешает? Я бы хоть сейчас на первый курс снова пошёл. Давай ещё по одной…

Антон плохо переносил пиво. Водку пил хорошо, а пиво — плохо. В трамвае он задремал и бормотал что-то о прелестях студенческой жизни. Пётр довёл его до кровати, кое-как снял пальто. Присел на свою кровать и уснул, привалившись к стене. Разбудил его Антон. — Вставай. Скоро буфет закроют.

Буфет закрывался. — Рожи у вас помятые, а закусить нечем, — буфетчица указала на пустой прилавок.

— Мы, Марья Ивановна пивом в парке накачались. Поесть бы надо, — взмолился Антон. Марья Ивановна достала из-под стойки две бутылки кефира и батон. — Утром приходите, колбаску привезу.

Точка отсчёта, узелок на память — две бутылки кислого кефира на вытертой клеёнке и чёрствый батон на газете.

— В городской библиотеке, — поучал Антон, — на втором этаже читальный зал, а направо комната с каталогами. Подойдёшь к Доре Исаковне, интеллигентная такая еврейка в очках, она всем помогает. Филологини наши ей цветы на восьмое марта покупали. Тебе она точно поможет. Подберёт всякие пособия для поступающих. Ну, бывай, — и они чокнулись кефиром.

Засыпая, Пётр лениво перебирал в уме события дня. Вспомнил павильон и блаженно потянулся — хорошо посидели. Дора Исаковна? Всем помогает? Она поможет ему понять истоки неприязни, на которую он постоянно натыкался с тех пор, как попал на Украину. Вспомнил Фаю: «Изверг! Еврей чёртов!». Она хотела что-то сказать… И эта размолвка с Каролиной. Она же не скрывала, что получит диплом и уедет, чего было лезть в бутылку? Костюм готов, заказывали вместе… Проснулся он с ясной головой, сомнения ушли вместе с пивом, хотелось действовать, как тогда на танкодроме…

Библиограф Дора Исаковна работала в этой комнате с середины тридцатых. Никто лучше её не знал книжный фонд, бесчисленные карточки каталогов были написаны её рукой.

— Здравствуйте, Дора Исаковна, мне посоветовали к вам обратиться, — Пётр поборол смущение и продолжал. — У меня в паспорте написано, что я еврей, но я не знаю, кто такие евреи.

— Что значит написано? Вы что, сирота казанская?

— Вот именно. Не из самой Казани, но из тех мест. Так вы поможете?

Дора Исаковна сдвинула очки на лоб, посмотрела ему в глаза, перевела взгляд на его бушлат, на смятую в руке шапку. — Конечно, я вам помогу, но надо же понять, в чём именно. Садитесь, молодой человек, я вас слушаю.

Час спустя Пётр сидел в читальном зале. Выбрал место у окна спиной к залу. Перед ним лежал томик Р.Киплинга. Он уже побывал в библиотеке, записался и взял несколько школьных учебников. Дора Исаковна обещала составить для него «подборку по вечному еврейскому вопросу, начиная с римского наследия» и посоветовала не читать до поступления. «Это чтение может выбить вас из колеи», — сказала она. «Ещё один намёк», — подумал Пётр. Оказавшись в напряжённой, густой какой-то, тишине большого зала, он испытал незнакомое ему чувство уважения к книгам и людям, занятым чтением, погладил лежащий перед ним томик, открыл, стал читать и поднял голову, когда стали щёлкать выключатели настольных ламп. Он тоже включил свою лампу под зелёным стеклянным абажуром и вернулся в джунгли. Пётр ушёл, когда притушили свет и последние читатели стали подниматься со своих мест. Медленно побрёл вверх по проспекту, довольный вечером и собой.

Каролине осталось сдать один экзамен, выспаться и начать скучать в опустевшем общежитии. Она надеялась, что в этом году всё будет иначе, что они воспользуются отъездом соседок по комнате, станут проводить много времени вместе, посетят места, куда она не решалась ходить одна. Глупая ссора, особенно если он решил поступать, но сделать первый шаг к примирению она не могла. Да, она не вышла в тот вечер. Если он так легко может от неё отказаться после того, что было, грош цена — она грустно улыбнулась — таким отношениям. «Мезальянс — это всегда чревато», — говорила её мама и грустно улыбалась. Расслабилась после той ночи и забыла свой девиз: «The readiness is all». Самое важное — это готовность. Она сдала последний экзамен, шла по коридору и ещё издали увидела Петра. Он сидел на подоконнике и смотрел в её сторону. Пошёл навстречу, протянул руки.