Все-таки это было странно – ехать на поезде с мамой, но без Хеймпи. Анна немножко нервничала – боялась, что ее укачает. Когда она была маленькой, ее постоянно укачивало в поезде, и даже когда она повзрослела и переросла эту слабость, Хеймпи всегда брала с собой в поезд бумажный пакет – на всякий случай. Есть ли у мамы с собой бумажный пакет – если вдруг что случится?

В поезде было полно народу, и Анна с Максом радовались, что им достались места у окошка. Сначала они смотрели на мелькающий за окном серый пейзаж, но пошел дождик. Они стали наблюдать, как шлепают и медленно стекают по стеклу капли, однако это им скоро наскучило. Что теперь? Анна краешком глаза взглянула на маму. У Хеймпи на такой случай всегда было припасено несколько яблок и конфеты.

Мама сидела, откинувшись на сиденье. Уголки ее губ были опущены, и она невидящим взглядом смотрела на лысину незнакомого мужчины напротив. На коленях мама держала дамскую сумочку, которую они с папой привезли из какой-то поездки. На сумочке был нарисован верблюд. Там лежали билеты и паспорта, и мамины пальцы так сильно ее сжимали, будто хотели вдавить морду верблюда внутрь.

– Мам, ты его раздавишь, – тихо заметила Анна.

– Что? – мама наконец поняла, что Анна имела в виду и чуть расслабила пальцы. Глуповатая и довольная морда верблюда, к облегчению Анны, приняла обычные очертания.

– Вам скучно? – спросила мама. – Мы сейчас поедем через ту часть Германии, где вы никогда не бывали. Я надеюсь, что дождик скоро кончится, и вы сможете всё увидеть.

На юге Германии всюду растут фруктовые сады, сказала мама. Километр за километром – сады и сады.

– Если бы мы отправились в путешествие чуточку позже, то смогли бы увидеть, как они цветут.

– Может, уже что-то зацвело? – с надеждой спросила Анна.

Но мама считала, что для цветения еще рановато, и лысый мужчина согласно кивнул. Вообще, это очень красиво, сказали мужчина и мама. Как бы Анна хотела увидеть цветущие сады!

– Но потом мы ведь это увидим?

Мама чуть помедлила с ответом:

– Надеюсь.

Дождик все не переставал. Анна и Макс решили играть в загадки. Мама тоже играла с ними – и с большим успехом. Хотя в окно они почти ничего не видели, но, когда поезд останавливался, до них доносились голоса людей, говоривших с непривычным акцентом. Иногда даже трудно было понять, что именно говорилось. И Макс придумал на остановках обращаться к людям с необязательными вопросами: «Это Лейпциг?» или «Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?» – только для того, чтобы еще раз услышать, как звучат слова.

Обедали они в вагоне-ресторане. Это было так здорово – выбирать в меню блюда, которые тебе нравятся. Анна заказала сосиски и свой любимый картофельный салат. И ее совсем не тошнило!

После обеда они с Максом ходили из одного конца поезда в другой, а потом стояли в коридоре. Дождь лил сильнее, чем раньше, и очень рано стемнело. Если бы даже фруктовые сады и цвели, Анна и Макс все равно не смогли бы это увидеть. Некоторое время они развлекались тем, что наблюдали за собственным отражением в стекле на фоне несущейся мимо темноты. А потом у Анны заболела голова и потекло из носа, будто из солидарности с дождиком за окном. Она забралась обратно на сиденье и мечтала только о том, чтобы они скорее прибыли в Штутгарт.

– Может, посмотрите книгу, которую дал вам Гюнтер? – предложила мама.

Гюнтер передал им два подарка. Для Макса – прозрачную коробочку, на дне которой был нарисован монстр с открытой пастью. Нужно было загнать монстру в пасть три крошечных шарика. Сделать это в поезде было нелегко.

А еще – книгу, которая называлась «Они росли, чтобы стать знаменитыми», подписанную рукой мамы Гюнтера: «Спасибо вам за замечательные подарки. Эта книга поможет вам не скучать в дороге». В ней рассказывалось о детстве разных людей, которые потом чем-нибудь прославились. И поначалу Анна, которую эта тема очень волновала, с любопытством стала листать страницы. Но написано было так скучно и таким высокопарным слогом, что Анна постепенно утратила всякий интерес.

Все знаменитые люди пережили в детстве тяжелые времена. У одного отец был пьяницей. Другой заикался. Третий должен был перемывать сотни грязных бутылок. То есть у всех них было трудное детство. Следовало усвоить, что без этого невозможно стать знаменитым.

Полусонная Анна то и дело терла свой нос уже промокшими до основания двумя носовыми платками и мечтала, что вот они приедут в Штутгарт, а потом, через много лет, в один прекрасный день она станет знаменитой… А поезд мчался через Германию сквозь темноту. И сквозь дремоту в стуке колес Анне чудились навязчивые слова: «Трудное детство… трудное детство… трудное детство…»

Анна почувствовала, что ее легонько трясут. Видимо, она заснула.

– Через несколько минут мы прибываем в Штутгарт, – сказала мама.

Полусонная Анна натянула пальто. И скоро они с Максом уже сидели на чемоданах перед входом штутгартского вокзала, а мама пошла искать такси. Дождь все лил, барабаня по вокзальной крыше. Светящаяся стена воды отделяла Анну и Макса от темной площади. Веяло холодом. Наконец мама вернулась.

– Вот безобразие! – воскликнула мама. – У них какая-то забастовка, что-то связанное с выборами. И такси не найдешь. Видите вон ту синюю вывеску? – (На противоположной стороне площади что-то смутно светилось сквозь толщу дождя.) – Это отель. Возьмем с собой только самое необходимое и пойдем пешком.

Они сдали большую часть багажа в камеру хранения и двинулись через тускло освещенную площадь. Сумка, которую несла Анна, то и дело била ее по ногам. Дождь был настолько сильный, что она перед собой почти ничего не видела, споткнулась, наступила в глубокую лужу и промочила ноги. Наконец они добрались до отеля. Мама сняла номер, и Макс с Анной смогли перекусить. Анна ужасно устала, сразу легла в кровать и тут же уснула.

Проснулись они еще затемно.

– Мы скоро увидимся с папой, – сказала Анна, когда они завтракали в полутемной столовой. Кроме них там никого не было. Заспанный официант с недовольным видом поставил перед ними на стол несвежие булочки и кофе. Мама дождалась, пока он уйдет на кухню, и сказала:

– Перед тем как мы прибудем в Цюрих и увидимся с папой, нам предстоит пересечь границу.

– Нужно будет выйти из поезда? – спросил Макс.

– Нет. Мы останемся в купе. Придет человек и проверит наши паспорта – так же, как контролер обычно проверяет билеты. Но запомните, это важно, – мама посмотрела на детей – сначала на одного, потом на другую. – Когда он войдет, вы должны сидеть молча. Вы меня поняли? Ни единого звука!

– Почему? – удивилась Анна.

– Потому что иначе он скажет: «Какая болтливая маленькая девчонка! Отберу-ка я у нее паспорт!» – съязвил Макс. Если он не высыпался, у него всегда было дурное настроение.

– Мама! – воскликнула Анна. – Но он же не может, правда? Он не может забрать у нас паспорта?

– Нет-нет… Думаю, нет, – сказала мама. – Но на всякий случай… Папино имя хорошо известно. И нам в любом случае нельзя привлекать к себе хоть какое-то внимание. Поэтому, если кто-то войдет в купе, ни слова!

Анна кивнула.

Дождь наконец-то кончился, и идти через площадь к вокзалу было на удивление легко. Небо просветлело, и теперь Анна видела, что всюду расклеены предвыборные плакаты. Несколько человек стояли перед входом на избирательный участок, дожидаясь открытия. Анна гадала, за кого они собираются голосовать.

Поезд был почти пустым, и в их распоряжении оказалось целое купе – до появления дамы с корзиной, которая вошла на следующей станции. Из корзинки доносилось какое-то шуршание, как будто там сидел кто-то живой. Анна пыталась поймать взгляд Макса: слышит ли он что-нибудь? Но Макс все еще был в плохом настроении и хмуро глядел в окно. Анна почувствовала, что у нее тоже портится настроение. К тому же у нее опять начала болеть голова, а ботинки так и не высохли со вчерашнего вечера.