Девушки, какие по возрасту младше меня, не занимались ничем, пока слуги, высшие по должности, и чета баронов не заставали их в безделье.

Горничные ловко хватали минуты для лишних сплетен.

— Девочки, как же утомляют эти подготовки к разным праздникам! Вот уже и скоро женитьба наших дворецкого и госпожи Бронте.

— Событие большое! — воскликнула одна из служанок, вычищая до блеска кастрюлю. — Я очень рада за нашу юную баронессу!

— А я за Фрэнса, — вдруг услышала я. — Но почему он так печален? Как будто не рад?

— Я слыхала, — начала самая младшая, — что он вообще никогда не любил дочку нашего хозяина.

— Да как это возможно? — удивилась другая. — Не любить такую девушку? Только безумец может не замечать, каким богатсвом владеет эта красавица.

— Мне так не кажется.

— Ох, не завидуй, милая. Ей-то порхать, а нам — пахать.

Младшая только всплеснула руками:

— Везет же!

Если раньше при других служанках я не могла выйти дальше кухни, то сейчас они не заприметили моего отсутствия. К счастью или беспокойству, но их общество совсем не импонировало мне.

По длинным коридорам, освещая себе путь, я искала Фрэнса.

Свеча, стоящая посередине канделябра, трепетно пыталась справиться с плескавшимся вокруг мраком, бросала лучи на картины, вела по дороге сквозь пелену молчания.

Но вдруг - погасла, когда я распахнула дверь и ощутила сквозящий от окна ветер.

Фрэнс, не услышавший моего прихода, неподвижно стоял лицом к окну.

Он оставался в бездействии, как застуженный арктическими льдами.

Я видела его одиноким, разломанным. Тем, который потерял себя и заперся в этой комнате, как в камере для заключенных.

Дворецкий смотрел в окно, а руки с расстегнутыми манжетами безжизненно висели по бокам.

К горлу подскакивало.

Мой голос прорвал сеть охватившей тишины:

— Я вижу, что вам больно. Вы не любите Тессу.

Но Фрэнс уже не был так мягок, как днем — ответив, он будто впускал в меня иголки, холодно блокировал к себе путь:

— Кто вам дал право влезать в мою личную жизнь? Зачем вы сюда пришли?

Но этим вопросам осталось только раствориться в ночи, а Фрэнсу медленно ждать.

Глотая страх, катающийся по горлу, я продолжала так же прямо говорить ему в лицо:

— Вы не любите ее. Поэтому такой хмурый и вечно грубый.

И потом я ловила отрывочные фразы, несущиеся по воздуху из слоя темноты:

— Это не ваше дело. Лучше займитесь своим садом… Ради бога, не трогайте меня.

Опять удар, хоть и не резкий.

Его слова, затрагивающие мукой, всадились в меня штыком.

— Но это не жизнь, если следовать по такому пути, - сказала я.

— А каком другом пути может пойти речь, если его нет? - Выдыхает горько и глубоко. — Прошу вас, не подходите ко мне больше.

Он не хотел меня видеть: он прогонял, хоть и другими словами; он бил ими, сдерживая себя до самого конца.

Собравшись покинуть его, я уже стояла лицом к закрытой двери и выкрикнула возмущением, чувствуя, как Френс смотрит на мою освещенную лунной полоской спину:

— Это не жизнь. Слышите меня?! Вы будете существовать, пока не поймете, что должны жить!

Я выбежала из комнаты со слезами.

Мы не можем не делать друг другу больно. Зная или не зная, мы все равно причиняем ранения. Со сожалением или без, мы все равно будем так поступать, а слова, обещания — всего лишь нужное для того, чтобы излечить на время.

Но мы такие же в черном и белом.

С пятнами.

Не святые.

Грелль

Дыхание временно остановилось, а дерущий внутри кашель сам собой выталкивал остатки кислорода. Опираясь о трясущими ладонями, я вставал снова и снова, но, как камнем, меня опять придавливало к земле.

Било.

Я боролся с самим собой.

Сознание понемногу отключалось от тела, а преграда поддалась. На меня заново обрушился приступ.

Продрал перепадами.

Ноги ломило к коленях — я не мог идти, лишь полз.

Я старался не войти в знакомое состояние и набирал в разрывающиеся легкие столько воздуха, чтобы не дать болезненной пытке зайти слишком далеко.

Держись.

Яд, текущий в крови, уже разжигал поднимающееся безумство. Сегодня слишком сильно…

Ты справишься… Ты сможешь.

Как ни взлетал дальше от этой ямы, но снова падал ко дну. Держался, искал точку приложения сил, хватаясь за последнюю надежду; за то, что заставляет дальше жить.

Театр… сцена.

Опускаю голову. Слеза выкатилась из-под глазницы. Пальцы сжали нежную траву.

Она.

Заглатываю соль капли.

Я не хочу ничего терять — дорого до невозможности.

Полз без остановки, искал в себе силы найти выход.

Руки сгибаются, а телом тянет к земле.

Я знаю, что тленный…

Едва терпимо перенося въедливое сумасшествие, хватающее за горло арканом, я посмотрел вперед. И это не дало мне низринуть в надоевшую с годами бездну.

Появилось озеро, а по середине — лодка, плывущая к берегу. Сгустившись из размытой туманом перспективы, вдали показался силуэт… Кто-то сидел в лодке, а потом сошел, когда она наконец скользнула по песчаному дну. Дальний конец весла с брызгами лег на воду.

Задыхаясь, я увидел чьи-то ноги в изодранных штанинах. Вода волнами всходила выше этих колен и опускалась.

Этот человек переместился ко мне.

Как светлое, я услышал мягкий голос:

— Иди за мной…

Он принадлежит не просто мужчине.

Когда тот, кого я не звал, оказался слишком близко, мне не хватило даже удивления, чтобы показать, насколько я поражен и восхищен его появлением здесь.

Мой друг, с которым виделись всего один раз. Но все же друг.

Глядя на рыжеволосого, я издал горлом хрип, чуть задвигав губами:

— Деян… Крутовских…

Слабо дергая губами в улыбке, он протянул мне ладонь, как опору, чтобы я встал.

Я быстро зацепился пальцами за поданную им руку и сжал.

…неужели спасен?

Юлия

Предместье семьи Бронте щедро пестрила большими цветочными садами, к которым прилегала личная конюшня и отдельный домик для слуг.

Солнце только проснулось, возвещало о новом трудном дне. Оно обещало жару, поэтому мои волосы уже были собраны в узел.

Этот ревущий ураган событий не покидал местных аристократов, захватил их в свой плен целиком, крутил в фантастическом хороводе незавершенных дел.

Все готовились к свадьбе, кроме меня.

И кроме дворецкого, который не хотел этого…

Помолвлен: с Тессой Бронте…

Но так и не женат.

Из окна прокатился едва уловимый женский ропот, тонкий смех. Я обернулась, сжимая в руках лейку.

— Тесса так красива сегодня! Она будет вся сиять на предстоящей свадьбе.

- И не сомневайтесь девочки - посмотрите, как она зацвела!

- Ох, дамы, засмущали вы меня…

- Не стесняйтесь себя, миледи. Мы не обманываем вас.

Осточертело. Замолчите…

Когда я находилась в саду, Фрэнс, отравленный скукой, тоже был здесь, искал утешения среди пахнувших цветов. Мужчина не видел смысла жить.

И я жалела его, высматривая издалека.

Потом он тоже оглянул меня, и я закусила губу, пряча глаза в тени белого чепчика.

Вода из лейки лилась на листья и лепестки.

Я чувствовала, что дворецкий стоял рядом.

— Если не жизнь, то что? - вдруг спросил он. - Что вы считаете настоящей жизнью?

— Не спрашивайте. - Я нагнулась к розам: нежные розовые лепестки щекотали мое повлажневшее лицо. - Мне получится ответить вам.

Остро ломило виски, кололо сердце.

Нет, Грелль не должен ждать от меня ничего. В его человеческой жизни я просто цифра ноль и больше ничего. Я всего лишь в другом теле - в теле цветочницы. Ворвалась, как преступница, в чужую жизнь.

— Почему мы должны быть с теми, кого толкаем? - его новый вопрос.

Но мне не выпустить из рук отболевшие воспоминания.

Опрокинул через край, растоптал…

Я повернулась к мужчине, заглядывая в грустные голубые глаза, точь-в-точь озаренные небом:

— Вы просто примите это. Ведь все к лучшему… Поверьте мне…