Нужно.

Только новая жизнь, с самого начала. Чистого.

Мне больше ничего не надо.

— Я готова принять это… — я старалась придать голосу больше решительности, но так и не смогла. Лишь выдохнула с колебанием: — Потому что я верю тебе.

И Грелль, не останавливая собственных слез, нежно целует меня в лоб.

— Ничего не бойся. В следующей жизни я обязательно найду тебя. И больше никогда не сделаю больно.

Я хочу, чтобы так случилось.

Я хочу, чтобы его слова были нашим пророчеством.

Сам того не зная, шинигами снял с меня тот груз, который я несла несколько лет. Больше никто не зависим от Игры, а моя душа, пусть и связанная узами демонического контракта, больше не принадлежит тому, кому ее продала. Теперь ясно осознала — на смену войне, где не было победителей и проигравших, приходит время, которое вскоре изменит мир.

Изменит нас.

Грелль еще сильнее упирает дуло, которое давило между лопаток. Я чувствую — его палец уже касается спускового крючка.

Моя рука, отчаянно поднятая вверх, в чистое небо, сжимает бутон белой розы. Цветок раскрошился на лепестки, подхваченные ветром.

Стебель, украшенный шипами, падает прямо у наших ног сбоку.

И меж трясущихся пальцев остался только один лепесток.

Это мое последнее, невесомое прикосновение к этой жизни. Она играет свой последний аккорд.

И я уже не знаю, что может быть легче выдоха, сделанного с закрытыми глазами. Но уверена — все в этом мире заканчивается.

Рассыпается.

И тихо переходит в вечность.

Комментарий к Глава 15

Выдыхаю.

Это почти конец…

========== Эпилог ==========

Носок ботинка с шуршанием коснулся края обрыва, с которого сорвались два маленьких камушка и полетели вниз, в клокочущее, бушующее волнами море.

Каштановые волосы, с которыми игрался шаловливый ветер, прятали лицо своего обладателя в развевающихся прядях.

Вот и все. Кончено. Занавес опустился. Спектакль окончен, как давным-давно пела одна русскоязычная певица, вспомнил Грелль.

Он больше ничего не ждал. Случилось так, как и должно быть. Но теперь шинигами горел желанием застрелить самого себя прямо в сердце, в котором неимоверно кусались проклятые чувства.

Пальцы руки, плетью повисшей, держали пистолет. Грелль даже забыл, что вооружен. Нет, он хотел забыть. Всеми силами.

Но после такого разве получится?

— Потерять ее — это очень больно. Я знаю, что это за чувство, гложущее внутри.

Вздрогнувший от этих слов, Сатклифф повернулся, и теперь его приоткрытых губ коснулись поднятые воздухом седые пряди.

Его пряди.

Без черного цилиндра, в знаменитом черном плаще и с костлявой Косой в руке, затянутой в перчатку. Солнечный восход мгновенно пролил холодные лучи на мужчину, чье лицо пересекал такой же легендарный шрам, как и он сам.

Зеленые глаза, не защищенные очками, отражали пустоту, но на самом деле пытались донести что-то до диспетчера.

— Знаешь… — сорвалось с губ Грелля, стоящего на краю утеса вместе с Гробовщиком. — А ведь ты прав. Думаю, ты знаешь, насколько это режет душу… Но… — вздох. — Жизнь заставила Джули стать смелой и сильной духом. Она не сдавалась. Тогда ей было трудно с настолько болезненными чувствами в сердце… Она несла это бремя внутри себя так долго… — слабая улыбка приподняла уголки его губ. — Она… Она была еще таким взрослым ребенком…

Серьезный взгляд Гробовщика не отрывался от своего визави.

— Ты будешь помнить ее?

Но Грелль первым прервал этот зрительный контакт, вновь наблюдая за наступлением рассвета на горизонте.

— Разве не очевидно?

Он ничего не хотел говорить. Он хотел забыть о мире, да и о себе не прочь. Он стал свободен телом и правами, но до сих пор заперт в собственной клетке.

Зря. Оказывается, все было зря. И как теперь быть дальше — не знал даже он сам.

Ныне Гробовщик, не покинувший своего, как уже решил, приемника, тоже стоял перед лицом неба.

Блаженно закрыв глаза и усмехнувшись.

— Такой же, как и я. Теперь я полностью уверен: даже сквозь века, мы не меняемся… Вот ведь… Шинигами.

Гробовщик улыбался, но от этого Алому не стало легче. Он лишь сильнее сжал ручку пистолета.

Внутри не осталось пуль. Как и в нем — ничего, чем можно было стрелять.

Он был пуст.

Он не жил. И не существовал.

Но все еще наполнял грудь дыханием.

Значит… постепенно, но рождался заново. Рассыпанный пеплом, восставал по частям.

У него хватит вечности, чтобы найти ее. Несомненно.

Четыре года спустя…

Пальцы поворачивают ключ в замочной скважине три раза, а вслед за этим на окна падают деревянные занавески. Вот и все. Пора уходить.

Мой рабочий день закончился. Ровно в семь, когда уже стемнело и город наполнился искусственным, разноцветным светом.

Теперь я шла к ближайшей станции метро, на которой уже четвертый год добиралась до дома, а оттуда — в цветочный магазин.

Вздохнула — наконец-то. Новая жизнь полна покоя. Даже непривычно как-то.

Когда я обходила сновавших горожан, из-под сапог взлетала фонтаном вода.

Дождь, швыряя ледяными струями, заливал глаза.

Он расслаблял мои натянутые нервы. Он смягчал мои накрученные мысли и смягчал сердце.

Смотрела на Токио теми глазами, в которых отражалась непередаваемая любовь к данной стране и ее столице. Теперь я живу там, где всегда мечтала…

Я осуществила те мечты, которые сделали меня счастливой. А даже этот дождливый вечер не мешал мне улыбаться.

Все так, как и должно быть.

А вот то, что значилось прошлым. Нет, оно ухватилось за меня крепкими клешнями и упрямо не отпускало. Как пятно на белом холсте.

Я помню.

Я помню все, что было час назад. День назад. Неделю. Месяц. Год…

Flashback

Каждому из ангелов выделялись личные покои, и сейчас новоиспеченная хранительница Юли всматривалась задумчивыми глазами в свое отражение.

Когда она сидела напротив зеркала, пытаясь отыскать в себе хоть что-то, как ей казалось, недостающее, эти бесполезные планы разорвало вмешательство ангела. Такого же, как и Юли.

Ее возлюбленного, но лишь на словах.

Он всегда входил в покои девушки-ангела тихо и незаметно, и сейчас не предал свои ежедневные традиции.

Взяв руку темноволосой, ангел прикоснулся губами к ее пальцам, чтобы почувствовать что-то. Но кровь избранницы была холодной, как и сердце. По отношению к нему.

Эш постарался не обратить на это внимание.

— Этот день запомнится тебе, как сплетение наших сердец.

— Разве тебе не говорили, что нужно стучаться? — нахмурилась та, продолжая смотреть в зеркало.

Белокурый ангел улыбнулся своей ослепительной, но не трогающей за душу улыбкой.

— Разве я уже не постучался в твое сердце, Юлиэль?

Она опустила глаза, не чувствуя пульса.

— Постучался…, но я не открыла… — Пальцы второй руки нервно сжимали кусочек платья. — У меня… нет чувств к тебе.

На что Эш только сократил расстояние между ними и дотронулся влажными губами ее виска.

— А если я попытаюсь еще раз коснуться тебя?

Юли все еще бередила старые раны. Она отчаивалась, хотела забыть. Оказаться в плену совершенно другого, чтобы унять прошлую боль. Даже перерожденной, как из пепла, она не могла забыть свою человеческую судьбу.

Потому рука Ангела сжала руку своего жениха.

Юли с рвущейся криком мольбой посмотрела в лиловые глаза мужчины.

— Сделай с этим что-нибудь.

И снова улыбка. Ее не сотрут даже мрачные новости. Наверное…

Девушка продолжила, с тем же сильным напором. Все так же сжимая длинные пальцы.

— Я хочу поскорее забыть прошедшую жизнь.

***

Нечетное количество ангелов стояли перед лицом одного из главных Херувимов, которого сопровождал сам Архангел Михаил, учитель и наставник обучающихся в Облаке Свободы — мире, находящимся чуть ниже Царства Божьего, но держащего контроль над порядком в людском обществе.

Вот уже полгода состоящая в рядах Ангелов-Хранителей, юная Юли, по меркам этих светлых существ, была уже вполне способна на собственноручно творимое добро и защиту выбранного ею человека.