- Хватит! – пообещал Сириус. – А если не хватит, я завтра еще привезу!
На улице и правда стоял небольшой грузовик с кузовом, заполненным коробками. Двое мужчин начали выгружать коробки и переносить их в гостиную приюта. На шум немедленно появилась женщина лет пятидесяти, строгий взгляд которой напомнил Анне профессора Макгонагалл. Это была директор приюта миссис Шторн.
В её кабинете Сириус рассказал о смерти Хейли и о своем той обещании.
- Игрушки – это очень хорошо! Спасибо вам за них! – строгим тоном поблагодарила миссис Шторн. – Но нам требуются и более нужные вещи.
Сириус в первое мгновение растерялся, а потом предложил составить список, по которому он купит и привезет все необходимое.
Извинившись, Сириус покинул их, чтобы проверить, как проходит разгрузка и раздача подарков.
- Вы, наверное, считаете меня черствой хапугой? – наступившую неловкую тишину нарушил голос директора. – Только узнала о гибели Хейли, а сама тут же принялась выцарапывать благотворительную помощь! – Анна не успела даже ответить, как миссис Шторн продолжила. – Я и сама понимаю, как это отвратительно выглядит. Но не могу не воспользоваться ситуацией, иначе потом локти кусать буду.
- Разве государство вас не финансирует? – не сдержалась Анна.
- Финансирует, – покорно согласилась с ней директор. – Но этого не хватает. К примеру, по рекомендации министерства детское платье носится два-три года, а по факту его уже через месяц могут порвать. Не говоря уже о том, как быстро вырастают мои девочки из платьев… А ремонт? Денег на него выделяют так мало, что приходится выбирать между постоянно протекающей крышей и побелкой-покраской спален. Но все это быт, хуже всего то, что на самом деле детям не хватает самого главного: любви. Какая может быть любовь, если у меня предусмотрена одна воспитательница на двадцать-двадцать пять детей! Она только за порядком и успевает присмотреть, а любовью-лаской ей некогда их одаривать. А многим этого и не нужно. Они считают бесполезным делом тратить свои чувства на приютских детей. Мне очень нравилась Хейли, потому что она искренне любила детей, щедро даря так необходимое им внимание и ласку…
- Хотите, я буду приходить вместо неё? – вырвалось у Анны, прежде чем она успела все обдумать.
- Это очень сложно – любить чужих детей! – мягко произнесла миссис Шторн, словно давая Анне время передумать.
Но та покачала головой. Едва Анна произнесла эти слова вслух, как они показались ей единственно правильными. Вот чем она сможет искупить свою невольную вину перед Хейли. Да и детей ей тоже было жалко.
- Я буду приходить трижды в неделю, – пообещала Анна, но директриса была женщиной мудрой и опытной и предложила для начала прийти завтра, осмотреться и постараться наладить отношения с детьми…
Сириус ждал её на улице возле грузовика:
- Подвезти тебя куда-нибудь? – глаза у него были глубоко несчастными, словно у побитого пса. – Домой?
Анна согласно кивнула, понимая, что рано или поздно им все равно придется серьезно поговорить.
Сириус сразу же повеселел и стал рассказывать, как обрадовались дети полученным игрушкам, два мальчика едва не передрались из-за электропаровозика, но тот парнишка-лидер – кстати, его зовут Фил – мгновенно все уладил одним только взглядом.
Анна слушала Сириуса молча. Его появление в приюте было для неё неожиданностью, и она не знала, что ему сказать и, главное, не была готова к серьезному объяснению.
Сириус же предпочел не касаться «больного», предпочтя нейтральную тему.
Только заглушив мотор возле дома, он осторожно поинтересовался:
- Ты сегодня… здесь ночевать будешь?
Обычно Сириус употреблял слово «дом» – их дом. Он и был для Анны родным домом: она любила и их небольшую спальню, и старый сад. Но сейчас с ужасом подумала о том, чтобы, переступив порог, вернуться в «прежнюю» жизнь.
- Нет, я… я родителям пообещала… – она закрыла глаза, не желая врать дальше.
- Анна, ты никогда не простишь мне Хейли?
Боль в голосе Сириуса заставила её открыть глаза и посмотреть на него.
- Я не могу! Прости меня, я не уверена, что смогу это когда-нибудь забыть. Боль еще слишком сильна…
Сириусу хотелось броситься на колени перед Анной и умолять о прощении. Но гордость – проклятая гордость Блэков – мешала ему унижаться и… врать. Потому что он был виноват! Во всяком случае, считал себя таковым, несмотря на все жалкие утешения близких друзей. Впрочем, те не были единодушны в своем мнении: лишь Нарцисса твердо стояла на его стороне, защищая брата не только от молчаливых взглядов и обвинений, но и от него самого.
Питер, оглушенный горем, ни в чем никого и не обвинял. Да и вообще, о чем он сейчас думал и как считал, никто из друзей не знал. Питер упрямо отгораживался от всех стеной молчания, предпочитая в полном одиночество переживать свое горе.
Анна же первая и обвинила Сириуса в безответственном поведении:
«Как ты мог оставить рядом с собой вчерашнюю школьницу? Ты был обязан отправить её в безопасное место!»
Сириуса и раньше обвиняли в безответственности, но еще никогда он не чувствовал себя таким виноватым. Его вина усугублялась еще и тем, что никакими извинениями уже нельзя было что-то поменять. Хейли погибла и этого никак не изменишь!..
Анна уже вышла из грузовика и стояла спиной к нему, июльское солнце отблесками играло в блестящих черных волосах. Сириус усилием воли заставил себя оставаться на месте, пока она не исчезла, аппарировав куда-то. Уронив голову на руль, Сириус позволил себе расслабиться, не сдерживая больше горьких слез… *** Питер потерял счет времени. День или ночь, ему было абсолютно безразлично. В человека он почти не превращался. Существование в образе крысы ему даже нравилось: никаких тревог, печалей! Разве что о еде время от времени нужно побеспокоиться. Но, слава Мерлину, друзья заполнили кладовку едой, её должно было хватить на несколько месяцев.
Иногда ему слышались чьи-то шаги, и тогда Питер прятался в дальнем углу под кроватью, не желая никого видеть. Но однажды его трюк не удался…
Спрятавшись в очередной раз, Питер с нетерпением ожидал, когда незваный гость покинет его дом. Как вдруг почувствовал, что его выволакивает из-под кровати и комната начинает стремительно вращаться, одновременно уменьшаясь в размерах…
***
Римус устало опустился на стул. Последнее время было трудным для них всех. Между Мародерами хоть и не произошел открытый разрыв, но словно кошка пробежала: огонек прежней дружбы едва теплился. Катрин сразу приняла сторону Анны, обвиняя Сириуса в гибели Хейли. А Нарцисса и Джеймс защищали Сириуса. Самого же Римуса никто ни о чем и не спрашивал, просто «вываливая» на него свои аргументы и требуя безоговорочного с ними согласия. Но Римус считал, что однозначной правды здесь нет: каждая сторона по-своему права. Но донести хоть что-то до сознания Нарциссы или Катрин было занятием бесполезным, при малейшем возражении те теряли самообладание и разговор превращался в банальное выяснение отношений. Поэтому Римус перестал бывать у Поттеров, да и с Катрин старался встречаться как можно реже. Их отношениям это явно не пошло на пользу. Римус подозревал, что до открытого разрыва осталось не так уж и много времени. Но, как ни странно, эта мысль его скорее радовала, чем пугала. При более близком знакомстве Катрин оказалась, мягко выражаясь, недобрым человеком. Выражалось это не в открытой зависти, а, наоборот, в тщательно скрытом злорадстве, которое Катрин только перед ним не давала себе труда скрывать.
Вздохнув, Римус приступил к обыску дома. Питера уже недели две никто не видел, необходимо было в этом разобраться.
Остатки еды, рассыпанной на столе, указывали, что не так давно он был здесь. Римус обыскал дом, но никого не нашел. Заклинание показало, что в доме есть еще кто-то, кроме него. Только вытащив Питера-крысу из-под кровати, Римус с опозданием все понял.
- Зачем?
- Ты не поверишь, но так мне гораздо легче жить.