И одержали-таки верх над измученным страхами и неизвестностью человеком. Двигаясь по совсем недавно родной столовой максимально осторожно, как по стану невидимого пока врага, Игнат набил в карманы и за пазуху пачек печенья и банок тушёнки, сунул в ботинок охотничий нож Спирина, стараясь не слишком часто смотреть на то, что осталось от его бригады, вышел на накатанную лесовозами дорогу, и торопливо зашагал по ней в направлении далёкого леспромхоза.

Первое время он пробирался почти крадучись, пугливо вздрагивая от каждого шороха и дуновения ветра, потом страх, больше ничем не подкармливаемый, ещё больше притупился. Ружьё, которое Игнат на всякий случай прихватил с собой, не вселяло ему особой уверенности в счастливом будущем, но он прекрасно понимал, что без него психологически было бы гораздо неуютнее.

Уже километрах в трёх от места трагедии, слегка успокоенный тем, что ничего страшного пока не происходит, он сел на землю, прислонившись слепой спиной к дереву, открыл ножом банку тушёнки и, нервно шаря по сторонам уже уставшими от этого занятия глазами, проглотил её буквально за минуту. Есть хотелось дико, однако неистребимый страх перед убийственной неизвестностью поднял Игната на ноги и погнал дальше. После еды и полных страха ночей потянуло в могучий сон и ему пришлось приводить себя в относительный порядок с помощью холодной воды из попавшейся на пути лужи.

Идти стало немножко легче. Дорога петляла по тайге, делая длинные изгибы, но для того чтобы сократить путь, требовалось уйти от неё, углубившись в чащу… Игнат истерично гнал от себя даже мысли об этом, хотя и понимал, что идти по дороге не менее опасно, но в какой-то степени она дарила ему хоть какую-то уверенность в себе. Дорога была символом непобедимой мощи земной цивилизации, символом всего остального, безумно далёкого сейчас человечества, от которого он теперь только и мог ждать так необходимой ему помощи.

Неожиданно он увидел лесовоз. Мощная машина стояла, уткнувшись разбитым радиатором в ствол могучей сосны, охранявшей дорогу, и было в КРАЗе что-то от окаменевшего бодливого быка.

Игнат подошёл.

За рулём сидел обтянуты сухой кожей человеческий скелет. Удар о дерево, по-видимому, произошёл на малой скорости: лобовое стекло уцелело, но было сильно издырявлено прямо напротив того места, где сидел погибший водитель. Словно кто-то с расстояния метров в тридцать стрелял в него из дробовика рисовыми зёрнами. Дырочек было не меньше сотни, они фактически превратили стекло в решето. Дверца машины была чуть приоткрыта: очевидно, водитель пытался выскочить наружу, да не успел… Он так и остался навеки сидеть в кабине, положив скуластый, костлявый подбородок на открытое боковое стекло, пугая окружающий мир зверской улыбкой трупа и тошнотворным взглядом уже почти выеденных мухами глаз… Они и сейчас густо роились вокруг облепленного спутанными волосами черепа.

РОЙ!!! Игнат затравленно завертел головой, чувствуя, что ещё немного страха и его штаны тут же до отказа наполнятся тем, что до сегодняшнего дня всегда предназначалось сортиру.

Нет, вроде бы, вокруг по-прежнему было тихо. Он отвернулся и, чувствуя спиной загробный взгляд мертвеца, пошёл дальше. Он узнал погибшего водителя, но лучше бы тот остался неузнанным…

Игнат шёл ещё километров семь без передышек, пока не наткнулся на второй лесовоз. Тот, слетев на скорости с дороги, лежал теперь кверху колёсами в конце длинной борозды, пропаханной им же на замшелом склоне, посреди большого круга выжженной земли. Лежал смятый и обгорелый, и не было никакого смысла спускаться к нему, поскольку огонь всё равно уже поставил завершающую точку в той трагедии, которая произошла здесь прошлым вечером…

Страх взялся за Игната с прежней звериной силой. Гибель обоих водителей так далеко от делянок значительно расширяла границы потенциальной опасности и масштабы случившейся в тайге катастрофы. Кроме того, на Игната слишком давило двухдневное одиночество, которое уже начинало сильно походить на вселенское.

Он интуитивно чувствовал, что нагрянула большая беда, он пока не понимал её главной сути, но уже видел её страшные следы. И эта беда касалась не только людей: несколько раз Игнат натыкался на погибших таёжных обитателей.

Сначала это был ёж. Вернее, его жалкий скелетик, чуть присыпанный сухими иголками. Бедный зверёк был, очевидно, захвачен врасплох прямо посреди дороги, через которую перебегал. Он свернулся в клубок, отгораживаясь от опасности испытанными и надёжными иголками, но на этот раз они его не спасли…

Чуть позже Игнат случайно наткнулся на горстку уже слегка раздутых ветром смешанных с костями чёрных перьев. Ворону, судя по всему, смертельно достали прямо на лету…

Игнат ясно видел, что тут прокатилась какая-то странная, губительная для всего живого волна, сметавшая и убивавшая всё на своём пути. И, возможно, она покатила куда-то очень далеко, оставив в своём тылу единственного живого свидетеля и очевидца. Надолго ли?..

…Уже вечером Игнат услышал вертолёт. Сначала его слух уловил низкое жужжание, и ужас, прочно зафиксированный этим звуком в памяти, мгновенно вырвался наружу, бросив Игната под корни гигантского кедра. Он сжался в тесной норе, уже ничего вокруг себя не видя, не слыша и не понимая, превратившись в тугой комок голых нервов, сжатых чудовищным прессом ожиданий близкой гибели…

Узнавание пришло слишком поздно. Когда, ошалевший от радости встречи с кем-то живым, он наконец выскочил на дорогу и стал прыгать на ней, размахивая руками и крича что-то, неслышное даже ему самому, вертолёт уже удалялся.

Его сверху так и не заметили. Он мог выбежать на вырубку, до которой было всего метров двести по лесу, но это следовало сделать гораздо раньше. Игнат стоял посреди дороги, понуро опустив голову, и тоскливо слушал стихающий рокот винтов удаляющегося спасения. Судьба нанесла ему очередной оглушающий удар, испытывая на прочность то, что от него осталось после первого.

…Тяжёлый грохот всколыхнул воздух и тряхнул землю под ногами. Игнат не сразу сообразил, что это взрыв, а, поняв, побежал сквозь узкую полосу леса туда, куда улетел вертолёт, и откуда пришла ослабленная расстоянием взрывная волна.

Выскочив на открытое пространство, он сразу увидел густой дым, столбом бивший в небо из груды раскоряченного металла, бывшего совсем недавно пилотируемой воздушной машиной. Вертолёт горел всего в полукилометре; из чёрных, пыхающих клубов дыма, выглядывала умирающе раскачивающаяся лопасть винта.

Потрясённый трагедией, случившейся буквально у него на глазах, Игнат почти побежал к месту воздушной катастрофы, жалобно причитая: — Как же так… Как же так… Там же люди…

…Проснувшаяся память инстинкта самосохранения опять хлестнула его, как кнутом, отбросив назад, к уже неблизким деревьям. Окончательно теряя от постоянного страха рассудок, он резко повернул обратно и побежал, не жалея себя, бездумно тратя так необходимые ему силы. Он добрался до леса и, уже задыхаясь и изнемогая, остановился на его краю, упершись свободной рукой в прохладный, шершавый ствол сосны, и чувствуя, как страх потихоньку слабеет, покидая его измученное сердце. Он шагнул на дрожащих от усталости и волнения ногах под кроны деревьев, как вдруг сзади низко загудело, заглушив шум далёкого пожара…

Игнат хотел обернуться, но тут в его спину словно воткнулся десяток острых вил…

Ослабевшего, ударом и нестерпимой болью его толкнуло вперёд, разворачивая, и он, наткнувшись изуродованной вилами спиной на ствол дерева, наконец, остановился.

Прямо перед его глазами рванулся вверх, в небо, юркий жёлто-красный рой, но увиденное уже не было достойно оценено умирающим сознанием.

Чудовищная боль почти мгновенно погасила разум и белый свет в глазах, она рвала тело прямо изнутри на миллиарды крохотных кусочков, чтобы тут же сжечь их все в адском огне… Из открывшегося в последнем, так и не состоявшемся выдохе — крике рта наружу вырывались другие звуки: скрежет, скрип, хруст и влажное чавканье…