- Уходи, – тихо бросила девушка, глядя на меня блестящими от слёз глазами. Она быстро оказалась у двери и распахнула её. – Уходи сейчас же.
Я сжал зубы с такой силой, что скулы свело, но промолчал. Взял себя в руки и нашёл силы повиноваться Петровой. Она проводила меня взглядом, не сказав ни слова.
Я как смерч вылетел из гримёрки, столкнувшись на ходу с операторами и другими членами съёмочной команды. Они вперились в меня удивлёнными взглядами, явно пребывая в шоке от того, что я выхожу из гримёрной Елены, да ещё и в таком состоянии. Не обратив на это внимания, я зашёл в свою гримёрку, громко хлопнув при этом дверью. Пусть думают, что хотят. Плевать.
Я начал нервно ходить по комнате, пытаясь успокоиться, что, кстати говоря, было очень сложно. Я был зол, как чёрт. Прежде всего на себя, но и на Петрову с её псевдо-братишкой Холтом тоже. Какое право они имеют не давать мне общаться с сыном?!
Ну, уж нет. Я это дело так не оставлю. Моего ребёнка никогда не будет воспитывать чужой человек!
Меня перекосило от одной только мысли, что Эдвин будет называть Холта “папой”. Не позволю!
Я со всей силы треснул по столу и глухо зарычал.
Чтобы избежать такого исхода, мне, прежде всего, нужно помириться с Еленой.
И я, чёрт возьми, сделаю это!
Решить – одно, сделать же совсем другое…
Мне не удалось поговорить с девушкой ни на следующий день, ни через день, ни через два дня. Мы встречались лишь непосредственно на съёмке наших общих сцен, а потом Петрова либо уходила, либо запиралась в своей гримёрной. Все мои попытки пересечься с ней терпели крах. А работа над фильмом, тем временем, подходила к концу…
В то же время, изо дня в день меня назойливо обуревала мысль о встрече с сыном. Она настолько въелась под мой череп, что стала почти заклинанием, чёртовой мантрой. Я не мог больше ей сопротивляться и поэтому однажды, после съёмок, решил проследить за Еленой. Да, глупо, но тогда это казалось мне единственным выходом увидеть Эдвина хоть издалека.
В тот день нас отпустили пораньше. Петрова была очень рада, тут же собралась и уехала. Она даже не догадывалась, что я, тем временем, еду за ней. Какого было моё удивление, когда девушка припарковалась у парка аттракционов! Она вышла из машины и направилась в сторону лотков с игрушками, сладкой ватой и попкорном. Я последовал за ней.
Какое-то время она просто стояла, изредка поглядывая на часы: видимо, ждала кого-то и, скорее всего, Элайджу с моим сыном. А потом… потом мои догадки оправдались. Мне еле хватило сил сдержаться и не броситься к Эдвину. Я, собрав всю волю в кулак, начал наблюдать за ними, ощущая незнакомое мне до этого момента в полной мере чувство: любовь. Любовь к своей семье.
Елена обняла сначала сына, а затем – Холта, и всё это время с её лица не сходила лучезарная улыбка. Эдвин был ещё маленьким и, скорее всего, даже не умел нормально говорить. Это было не удивительно: по моим расчётам, ему должно было быть около двух лет. Он был такой же, как и на фото: румяный, с полу-беззубой улыбкой и короткими, но уже тёмными волосиками. А ещё я заметил, что в нём явно угадывались мои черты. Это заставило моё сердце окончательно сжаться от умиления (ненавижу это слово, но сейчас оно точнее всего описывало моё состояние).
Элайджа и Елена двинулись в сторону детских каруселей, попутно разговаривая и держа Эдвина за руки. Мальчишка гордо вышагивал, рассматривая окружающий мир большими голубыми глазами. Я последовал за ними.
Петрова посадила сына на аттракцион для самых маленьких – лошадок, медленно крутившихся по круглой оси, – и стала неподалёку, ведя беседу с Холтом. Девушка всё время улыбалась, а я искренне наслаждался её хорошим настроением: на съёмочной площадке она редко позволяла себе показать улыбку, тем более мне. Однако вскоре Элайдже позвонили, и мужчина тут же посерьёзнел. Лицо Елены же погрустнело: видимо, Холту нужно было уехать. Мальчик, тем временем, покатался, и девушка забрала его.
Брат Ребекки ободряюще улыбнулся и присел на корточки перед ребёнком. Пожал его руку, что-то сказал и потрепал по голове. Эдвин сначала нахмурился, а потом, увещеваемый мужчиной, широко улыбнулся, что вызвало у меня приступ жгучей ревности. Я должен быть на месте Элайджи, я!
Мужчина сказал ещё пару слов Петровой, а затем, к моему изумлению, быстро поцеловал её в щеку. Девушка отреагировала на это улыбкой: видимо, данное действие было в порядке вещей. Меня же от него просто выворачивало наизнанку.
Холт ушёл. Елена проводила его задумчивым взглядом, а затем, взяв сына за руку, неспеша направилась вдоль аллеи. Я – за ними.
Однако с каждым шагом моя воля итощалась, пока не исчезла совсем. Я больше не мог выносить эту пытку и, купив воздушный шарик, уверенно направился к Эдвину и его матери. Пусть я выдаю себя, но видеть сына и не иметь возможности пообщаться с ним – выше моих сил.
Сначала Петрова не заметила меня, и лишь когда между нами осталось всего несколько шагов, подняла глаза. Лицо её выразило самый настоящий шок, глаза расширились до невероятных размеров, а губы приоткрылись. Она явно не ожидала такого поворота событий даже в мыслях. А я, между тем, с невозмутимой улыбкой подошёл к ней вплотную.
- Привет, – с широкой улыбкой произнёс я, наслаждаясь её замешательством.
- Что… что ты здесь делаешь?! – голос девушки выражал скорее удивление, чем злость.
- Слежу за тобой, – не стал увиливать я и обратил взгляд на мальчика. Тот спрятался за Еленой, с любопытством выглядывая из-за её ног. Петрова же чуть не задохнулась от подобной наглости и хотела сказать в ответ что-то едкое, но не успела.
- Привет, – я присел на корточки перед сыном и широко улыбнулся, – Эдвин. Тебя ведь так зовут?
Мальчишка засмущался и уткнулся в мамину ногу, в то время как я чувствовал очередной прилив нежности. Я добродушно рассмеялся.
- Не бойся, пацан. Я хочу с тобой подружиться.
Я протянул руку к сыну, но девушка остановила меня.
- Деймон, не трогай его, – хлопотливо предупредила она и взяла Эда за руку. Однако тот вырвал её и недовольно пролепетал что-то на своём детском языке.
- Не! Дядя! Хороший.
И взял меня за руку. Я просветлел.
- Вот, пацан, возьми шарик, – ребёнок с радостью принял мой подарок. – И, кстати, можешь звать меня папой. Понял? Па-па.
- Ну, это уж чересчур! – воскликнула Петрова и подняла Эдвина на руки. – Уходи, Деймон.
- Нет, – спокойно отрезал я. – Кажется, я чётко обозначил свою позицию, Елена: от вас не отступлюсь.
Брюнетка не нашла, что возразить и сильнее прижала сына к груди.
- Я тоже обозначила свою позицию, – наконец, заговорила она. – И эта позиция не включает тебя. Раз ты следил за мной, то не мог не заметить, что я счастлива. И Эдвин тоже. Раз ты действительно желаешь нам добра, то, прошу, оставь нас.
- Я не могу, – покачал я головой, – не могу. Вы моя семья, родные мне люди. Как я могу бросить вас? Елена, прошу, дай мне второй шанс. Я всё исправлю, клянусь.
- Два года назад ты клялся в своей любви ко мне, а потом бросил. Так что теперь твои обещания и клятвы для меня – пустой звук, – жестко отрезала Петрова. Я сжал губы.
- Я изменился. Неужели ты этого не видишь?
- Нет, не вижу, Деймон! – в голосе девушки зазвучали истеричные нотки. Эдвин захныкал. – И поэтому также не вижу повода прощать тебя!
Мальчишка окончательно разразился рёвом, и Елена принялась бережно его укачивать.
- Нам пора.
Брюнетка собралась уйти, но я придержал её за локоть.
- Я понимаю твои чувства, Елена, – мой голос звучал тихо, но решительно, – и, поверь, я осознаю, насколько мерзко поступил тогда. Я был самым настоящим подоноком. Но я правда изменился, просто ты не хочешь это признавать. И ещё… два года назад… я соврал. Ты никогда не была безразлична мне, Елена. Я люблю тебя. И Эдвина.
Моё признание поразило Петрову. Она молча смотрела мне в глаза, видимо, стараясь найти в них намёк на ложь. Но его не было. Тогда девушка сглотнула, собираясь с мыслями, и устало прикрыла глаза. Через небольшую паузу прошептала.
