Регулус мысленно приказал патрульному предупредить Олливандера и отдал свое сквозное зеркало, чтобы старик связался с Сириусом – он хотел забрать мастера в поместье Блэков. Полицейские то и дело захаживали в лавочки Косого переулка, чтобы нагнать страху на посетителей, и заодно согреться, а у Олливандера бывали чаще, чем у всех остальных вместе взятых, подозревая старика в «незаконном сбыте волшебных палочек маглорожденным», поэтому их появление там не вызовет и тени подозрения. Регулус так и представил, как гордится своим новым статусом мастер волшебных палочек: Олливандер был тот еще авантюрист.

Вернувшись в зал, Регулус допил свой кофе и покинул «Дырявый котел». Он зашагал вверх по улице, на всякий случай проверяя, нет ли за ним хвоста. Нужно было предупредить Сириуса, чтоб готовился встречать Олливандера, а заодно и покопаться в библиотеке – все равно до завтрашнего дня в Принц-мэноре делать нечего. А Регулусу Блэку было просто необходимо постоянно занимать себя жизненно важными делами, чтобы не оставалось времени на праздные размышления на личные темы. Ему не хотелось задумываться над тем, что сейчас происходит с мисс Снейп, а также над тем, почему его это вообще так интересует. В своей жизни Регулус беспокоился только о девушках из рода Блэк, а эта новая привязанность возникла так быстро, что просто застала его врасплох.

Он завернул за угол, постоял немного, убеждаясь, что никто не спешит за ним следовать, затем вытянул из кармана фамильный перстень, надел и повернул на пальце.

***

– Как ты, нормально? – спросил Гарри, сочувственно заглядывая ей в глаза.

Гермиона кивнула, хотя вовсе не была в этом уверена. Они сидели в кухне дома по площади Гриммо, и она совершенно не помнила, как сюда попала. В животе угнездился ледяной комок тревоги. Северус сидел по правую руку от нее, как всегда, с непроницаемым видом. Как же они, все-таки, попали сюда? Как умудрились уйти от Кэрроу? Эти, и многие другие вопросы кружились у нее в голове, но она боялась произнести хоть один вслух. И ее немного задело, что Регулуса среди собравшихся не было. Но о его отсутствии она спрашивать уж точно не намерена.

– Слава Мерлину, мы вытащили тебя, – улыбается Стелла. – Мы все извелись.

– А я уж было подумал, не по доброй ли воле вы ушли? – полушутя говорит Сириус.

Северус неопределенно хмыкает.

– Вспомнив о тебе, я поколебался, стоит ли возвращаться, – ядовито уведомляет он.

Гермиона потерянно молчит. Все улыбаются и смотрят на нее выжидающе. Комок в животе неприятно пульсирует. Она делает глубокий вдох, чтобы успокоиться, и оглядывается по сторонам. На камине стоят массивные часы, которых она не припоминает, показывают половину третьего, стол то ли новый, то ли заново покрыт лаком – непонятно. На потолке, кроме обычных сковородок, висят пучки разных трав – еще одно маленькое новшество. Гермиона смотрит на пучок полыни у себя над головой, она источает горький и резкий запах, от которого даже во рту появляется горьковатый привкус. В кухне чище, чем когда-либо, только в углу плетет паутину паук – сам маленький, а лапы длинные и тонкие, как ниточки.

– Гермиона, – окликает ее Стелла.

Гермиона переводит взгляд на своих друзей. Она все еще растеряна, настолько, что даже радости от встречи не испытывает.

– Ты хоть рада? – спрашивает Гарри. – На тебе лица нет.

Паук в углу старательно строит воздушную крепость. Убрать бы его отсюда.

– А как мы сюда попали? – задает Гермиона самый безобидный из своих вопросов.

Нет, стол определенно новее, только копия старого.

– В тебя заклятьем попали, поэтому ты не помнишь, – отвечает Сириус. – Так будет некоторое время.

– А Метка? – Гермиона ощущает внезапную враждебность к ним всем: и к друзьям, и к Сириусу, и даже к отцу.

– Нам удалось ее нейтрализовать, – хвалится Гарри.

Гермиона интуитивно укрепляет свой ментальный блок. Запах полыни и паук в углу становятся невыносимыми.

– Как вы нейтрализовали Метку? – спрашивает она, уже зная, что это сон.

Стоит только сильней напрячься – и глаза Гарри из зеленых становятся красными. А обстановка вокруг изменилась по одной простой причине – такой ее видел Волдеморт, наверно, еще в те времена, когда были живы родители братьев. Выходит, в ее воспоминания ему пробраться не удалось, раз пришлось удовольствоваться собственными. И вот почему здесь присутствуют не все.

Гарри начинает смеяться – сначала глухо, а потом все громче, голос его становится выше и противней…

Гермиона открыла глаза и резко села в постели вся в холодном поту. Сердце бешено билось о ребра. Она подтянула колени к груди и уперлась в них локтями, обхватив ладонями голову. Сон норовил ускользнуть. Нет, надо сосредоточиться и воспроизвести все детали, чтобы убедиться, что она не сказала ничего компрометирующего. Она не задала ни одного неосторожного вопроса. Отлично. И не проявила ни малейшей радости, увидев друзей, это точно. Она была слишком растеряна, чтобы пытаться осознать внезапно обрушившееся на нее счастье. Именно потрясение ее и спасло. Проклятье! Гермиона швырнула подушку о стену. Она должна быть еще бдительнее. Нужно работать над ментальной защитой во сне – именно тогда подсознание уязвимее всего. Она ведь читала об этом. А если Волдеморт что-нибудь внушил ее подсознанию? Гермиона сглотнула, колючий страх забрался ей под кожу. Темную комнату заполнило ощущение чьего-то присутствия. Гермиона вжалась в спинку кровати, стуча зубами от страха и охватившего ее озноба. Изо рта при выдохе вдруг повалил белый пар. Она опять сглотнула и обхватила себя руками. Нужно попытаться разжечь огонь в камине. Ведь для нее это проще простого, стоит только подумать. Но, как она ни пыталась, ничего не происходило – ее сила исчезла, словно никогда и не было. Раздался какой-то хруст, и в комнате внезапно посветлело: ровно настолько, чтобы она увидела корку льда, стремительно покрывающую стены и пол. Стало невыносимо холодно. Гермиона зажмурилась и затрясла головой.

– Это сон, – зашептала она. – Это все еще сон…

«Кто», – зазвучало у нее в голове. Она сжалась в комочек, стараясь вытолкать голос из своей головы. «Кто носит маску моих слуг?» – потребовал голос, ввинчиваясь болью в виски. Гермиона опять затрясла и без того разрывающейся от боли головой.

– Я не знаю! – выкрикнула она.

Думать было невозможно. Боль все нарастала.

«Кто из твоих друзей делает подобные вещи?»

Лед покрывал уже и постель, обжигая прикосновением ее ноги. Гермиона стучала зубами от холода, но боль в голове размывала все остальные ощущения. Пожалуйста, пусть это прекратится.

– Я не знаю! – истошно завопила она.

Из носа брызнула кровь, заливая обледеневшую ткань мантии. Гермиона вскрикнула. Кровь лилась ручьем, безостановочно, текла по подбородку, по груди, по рукам, которыми она старалась ее вытереть. Если это немедленно не прекратить, она умрет! Гермиона запрокинула голову…

Над ней, прямо на потолке, сплетались бесчисленные змеиные тела. Чешуя влажно блестела в свете факелов, кольца свивались и разворачивались, змеи ползали друг по другу, их омерзительные тела почти чувственно переплетались и запутывались. И вдруг ноги Гермионы оторвались от пола, и она полетела вверх… нет, вниз, прямо в змеиное плетение. Через миг она упала посреди змей, на их скользкие мокрые чешуи. Змеи разъяренно зашипели. Гермиона хотела тут же вскочить, но ее обвили огромные кольца, не позволяя сдвинуться с места. Змеи копошились у нее в волосах, прямо под ухом раздавалось шипение, и она ощутила, как медленно тонет в этом море чешуйчатых тел. Нет, Мерлин. Гермиона жалобно пискнула. Над ней показалась большая треугольная голова Нагайны, смотрящая на нее красными, как у ее хозяина, глазами.

«Говори, маленькая дрянь! Кто смеет носить маску Пожирателя?»

– Я н-не знаю…

Змея проползла у нее прямо по лицу, кольца вокруг сомкнулись сильнее. Это же только сон, только сон, во сне невозможно умереть… Змеиные тела сплетались над ней, закрывая последние просветы, пачкая ее лицо холодной слизью. Слизь забилась в ноздри, не давая сделать вдох. Нет, нет, не надо…