========== 28. Гость в белых перчатках ==========

Северус вошел в гостиную и был встречен такой фразой:

– Она меня ненавидит. Поэтому она целыми днями сидит в своей комнате. Она ненавидит меня, презирает и стыдится.

Гиневра стояла у окна, потирая руки, как делала всякий раз, когда нервничала. Воспользовавшись тем, что она стоит к нему спиной, Северус закатил глаза.

– И не закатывай глаза! – мгновенно отреагировала Гиневра, как всегда, улавливая его настроение, словно качественный вредноскоп плохие намерения.

– И тебе доброе утро, – выдержав паузу, сказал Северус.

Гиневра издала какой-то неопределенный звук и закружила по комнате.

– И ее можно понять, – твердила она. – Я – чудовище. Конечно, чего еще я хотела? Я ведь сама себе бываю противна. Чего уж говорить о ней. В ее глазах я монстр…

Северус даже не пытался вставить словечко в ее пламенную тираду. Это бесполезно. Когда Гиневра занята самобичеванием или взращиванием собственных комплексов, лучше всего дать ей выговориться, а уже потом попытаться донести до нее глас разума. Она живет эмоциями, и ей просто необходимо пережить их, иначе ожидать от нее трезвого взгляда на вещи будет, по меньшей мере, глупо. Да, гриффиндорцы – это его вечное наказание. Когда Северусу случалось выслушивать сумбурный поток переживаний, иногда он про себя начинал повторять из вредности «бла-бла-бла». Наверно, это было не намного умнее той чуши, которую лепетала сейчас Гиневра. Слышала бы она, конечно, его мысли, и сделала бы из него запеченную человечину.

Выговорившись, она облегченно, чуть ли не с чувством выполненного долга вздохнула.

– Не хочу тебя разочаровывать, – протянул Северус, – но, боюсь, причиной ее затворничества являются Кэрроу, – увидев скептичное выражение лица Гиневры, он пояснил: – О тебе она просто старается не думать, дабы не отягощать себя лишними переживаниями. На первое время ей хватает треволнений и без тебя.

Гиневра со стоном рухнула на диван.

– Я просто хочу… но я, наверно, не заслужила.

Она закусила нижнюю губу и опять принялась растирать ладони. «Она не заслужила», – повторил про себя Северус. Все-таки время от времени он поражался непрекращающемуся самоистязанию Гиневры. Ему казалось, что, столько лет служа Лорду, уже невозможно хранить нормальные, не извращенные понятия о совести и долге. Сам Северус столько раз договаривался со своей совестью, что глубоко сомневался в ее существовании, и все мерзкое, что ему приходилось делать, воспринимал как данность. Истязать самого себя укорами он считал бесполезным – все равно он был не из тех людей, которые способны наложить на себя руки. Как и Гиневра. А без такого исхода все муки совести теряют смысл.

Северус присел рядом с ней.

– Думаю, не тебе решать, заслужила ли ты ее внимание, время, любовь, – медленно проговорил он.

Гиневра сделала глубокий вдох.

– Не хочу навязываться, – жалобно пробормотала она.

– Но?

Гиневра покосилась на него. Да, они знали друг друга наизусть, как любимый стих.

– Но мне не хватает силы воли, чтобы не попытаться… чтобы не использовать шанс найти с ней общий язык, – ответила она.

Северусу даже стало как-то неловко: сам-то он не особо прилагал к этому усилия.

– Это похвально, – высказал свое мнение он.

Теперь Гиневра закатила глаза. Северус криво усмехнулся.

– Хочешь, чтобы я запретил тебе это делать?

Гиневра даже немного растерялась.

– Да нет, наверно, – она отвернулась к окну. – Просто не хочу осложнять ей жизнь. Если, – она оглянулась на дверь и понизила голос, – если она вдруг вернется к своим друзьям, я не хочу, чтобы у нее оставался кто-нибудь здесь.

– А я?

– И ты, – серьезно кивнула Гиневра. – Ты должен уйти.

Северус несколько мгновений смотрел ей в глаза, сдерживая вспышку гнева. Что она несет? Второй раз он ее не бросит, тем более осознанно.

– Ты это брось… – начал он.

Гиневра прижала ладошку к его губам.

– Не надо, прошу тебя, – взмолилась она. – Я не могу ничего слышать. Я так хочу решиться… оставить ее в покое, держаться на расстоянии. Понимаешь, так будет лучше для нее? Я ей не мать, я один раз не смогла ею стать, а теперь не хочу, чтобы ей мучиться пришлось, выбирая…

Северус убрал ее руку от своего лица.

– Гиневра, не надо этих жертв…

Она яростно затрясла головой.

– Нет, нет, нет, не могу этого слышать, – забормотала она, зажмурившись.

По ее щекам покатились слезы.

– А я не хочу слышать то, что ты несешь! – прошипел Северус.

Гиневра прижалась губами к его губам в отчаянной попытке заставить его замолчать. Северус попытался было отстраниться, но она крепко обвила руками его шею, целуя с горечью и отчаянием, словно в последний раз.

И тут позади скрипнула дверь. Гиневра отскочила на другой край дивана. Северус оглянулся – в дверях стояла Гермиона. Он внезапно почувствовал себя так, будто они с Гиневрой школьники и их застукал кто-то из профессоров целующимися в библиотеке. Гиневра принялась поправлять прическу.

– Э… – вякнула Гермиона.

– Что? – не выдержал Северус.

Его голос прозвучал более резко, чем он хотел, и Гермиону это внезапно развеселило – он видел, как в черных глазах начинают тлеть искры смеха.

– Просто по замку гуляю, – лукаво сощурилась она. – Заглядываю во все двери.

Это еще что за ехидство в голосе? Совсем распоясалась.

– Какая любопытная, – холодно отозвался Северус.

– Пойду дальше? – Гермиона начала медленно закрывать дверь, не сводя с него ехидного взгляда и пряча улыбку в уголках губ.

Гиневра вдруг вскочила с места и затараторила:

– Если хочешь, оставайся. Эта комната называется Солнечной гостиной. Сегодня, конечно, пасмурно, но в солнечные дни это самое светлое место во всем замке. Здесь столько света, что и уходить никуда не хочется.

Гермиона растерянно замерла.

– Ну… – она покосилась на Северуса.

«Подрастеряла уверенность», – удовлетворенно отметил он.

– Нет? – расстроено уточнила Гиневра. – Ну, что ж, – она вздохнула и еще раз поправила прическу. – Тогда… что ж, тогда увидимся за обедом.

Гермиона несколько мгновений что-то обдумывала, вид у нее при этом был на удивление непроницаемый.

– Вообще-то, я собиралась выйти во двор, немного прогуляться, – наконец сказала она. – Пока дождя нет.

Кажется, это было приглашением. Северус повернулся к Гиневре и прочел на ее лице эти ее «муки совести».

– Мы пойдем с тобой, если ты не против, – решил он за всех, поднявшись с дивана.

Гермиона невозмутимо кивнула. Удивительно, но Северус действительно не смог бы сказать, о чем она сейчас думает. И что заставило ее быть такой благосклонной.

***

Гермиона шла чуть позади своих родителей, исподтишка поглядывая на них. Северус размеренно шагал впереди, Гиневра семенила рядом с ним, беспокойно потирая руки и словно боясь отстать. Гермиона не могла поверить, что причина волнения Морроу в ней. Она казалась ей такой невозмутимой, даже бесчувственной. Да что там, ей подходила роль Пожирательницы смерти, ее было легко представить в их окружении. Гермиона считала так до последнего времени. Ее неуверенность заставляла посмотреть на нее с совершенно другой стороны. И, чего уж там, кому не было бы интересно узнать, какая она – избранница Северуса Снейпа?

Наконец, Гиневра замедлила шаг. Гермиона улыбнулась, поравнявшись с ней – волнение Морроу странным образом помогало ей самой сохранять самообладание.

– Осень вступает в свои законные права, – нарочито небрежным тоном сказала Гермиона, окинув хмурое небо взглядом, и плотнее укуталась в кашемировую шаль.

Гиневра посмотрела на ее руки.

– Как ты справляешься со своей силой? – в ее голосе сквозило беспокойство.

Гермиона передернула плечами.

– Понемногу. Северус уверен, что я ее обуздаю. И я в последнее время тоже.

Она посмотрела на Гиневру, но та быстро отвела глаза.