То, что всегда подавлялось, загонялось вглубь, не признавалось, вытаптывалось: дерзкие мечтания, страстные порывы, неутоленная жажда, – все это теперь вырвалось на свободу и взывало к отмщению. Софи не дышала, не думала, не сопротивлялась.

Дрожащей рукой она сорвала повязку. Ее глаза распахнулись и сцепились взглядом с глазами Грэма. Едва разлепив пересохшие губы, Софи взмолилась:

– Пожалуйста…

Пронзительный взгляд девушки поразил Грэма.

«Отлично. Отлично».

А потом вдруг: «Что ты делаешь, мерзавец? Зачем соблазняешь эту девочку? Чтобы отвлечься от мысли о долге?» Все-таки он негодяй, и доказал это снова. Слишком много часов они провели вместе, слишком много вечеров, полных свободы и дружеской близости. Грэм отстранился, справился со своей реакцией на ее просьбу, намеренно истолковав ее ложно.

– Да, да, конечно. Уже перестал. Прости.

Он медленно поднялся, растягивая время, чтобы спало возбуждение, но беспокоился он напрасно, ибо взгляд Софи не отрывался от ее рук, крепко сжатых на коленях.

«Идиотка! Тупая, бессмысленная дура! Что ты возомнила?» Слава богу, что Грэм неправильно истолковал ее пошлую мольбу. Теперь ясно, что она вовсе не так надежно защищена, как казалось, но она и вообразить не могла, что будет готова расстелиться перед ним прямо тут, на ковре, стоит ему только поманить ее.

«Стоит ли беспокоиться о таких вещах? Он скучал. Играли в детскую игру… Он не хочет тебя».

Грэм со стыдом отвернулся, более того, он сразу вспомнил то, о чем настойчиво старался не думать. Краткие мгновения передышки только ухудшили дело, ибо сейчас вся тяжесть его положения обрушилась на него, словно крошащиеся камни самого Иденкорта.

Он с силой потер лицо обеими руками.

– Софи, простите… Простите меня. Боюсь, я сегодня сам не свой.

У него за спиной она прочистила горло.

– Почему…

Он услышал, как она шевельнулась. По шороху ее простого муслинового платья можно было понять, что она отодвинулась в сторону. А чего было ждать? После такой эгоистичной выходки с его стороны…

– Почему вы сам не свой? – продолжила Софи.

Он невесело хохотнул.

– После того как я ушел отсюда вчера вечером, произошла странная вещь. – Ему все еще не хотелось произносить это вслух. Рассказать все Софи – значит превратить кошмар в реальность. Но, возможно, пора это сделать? – Мой отец умер.

– О боже! Ужасно! – В голосе Софи снова появилось тепло, отчего Грэм почувствовал себя еще хуже. – Неудивительно, что сегодня вы не тот Грей, которого я знаю.

В ответ он громко расхохотался, лающие звуки скорее напоминали истерику, чем смех.

– Мой старший брат погиб вместе с ним.

На сей раз Софи шагнула к нему и положила руку на плечо.

– О, Грэм!

Он закрыл рот рукой, как будто стараясь затолкать обратно истерику, которая рвалась наружу. Софи, настороженная и смущенная, смотрела на него в недоумении.

– Двойная трагедия, – наконец проговорила она. – Как это печально.

Смех, неудержимый, панический, изо всех сил пытался вырваться из его груди.

– И это еще не все…

Софи сделала шаг назад, сложила на груди руки и решительно заявила:

– Грей, говорите все!

– Они все погибли. – Его голос, напряженный от необходимости сдержать истеричный смех, словно бы треснул на слове «погибли». Он снова потер лицо. Ладони оказались мокрыми. Грэм сделал глубокий вдох. Его поразила собственная несдержанность.

Но Софи была рядом, она взяла его за руки, подвела к креслу – практически толкнула на сиденье, опустилась на колени у его ног. Грэм хотел поблагодарить ее за участие, но заметил, что ее ладони у него в руках и он сжимает их с такой силой, что побелели косточки, но девушка ни одним звуком не показала, что ей больно. Грэм ослабил хватку.

– Простите.

Софи потянулась к нему, он сам к ней склонился. Она положила ладонь ему на грудь и вынула из нагрудного кармана платок.

– Возьмите, – спокойно произнесла она. – Глаза влажные.

«Влажные». Конечно, говорить, что он плачет, нелепо. Грэм чувствовал себя вполне спокойно, вот только справиться бы с приступами смеха, да из глаз почему-то льются слезы.

Наконец он поднял взгляд на Софи.

– Разумеется, вы понимаете, что это значит.

Она кивнула с простодушным сочувствием:

– Да. Вы теперь совсем один.

Он с трудом подавил новый, еще более мощный приступ истерики.

– Нет… Я имею в виду… Но да, я теперь один. Но, с другой стороны, я ведь всегда был один. Важнее другое: теперь я новый герцог Иденкорт.

Софи всегда удивлялась, почему люди употребляют выражение «разбитое сердце». Сердца стучат, иногда останавливаются, но как может мышца разбиться? Оказывается, легко.

Софи всегда считала себя защищенной. Она самоуверенно полагала, что раз у нее нет возлюбленного, она не будет страдать от любви. Идиотка!

Сквозь стук в голове и грохот в ушах Софи услышала, как Грэм зовет ее по имени. Голос доносился как будто издалека.

Комната, которая всегда казалась Софи надежным убежищем, защитой от враждебного мира, теперь предстала перед ней во всем своем мишурном убожестве. Ее святилище оказалось просто комнатой в дешевом наемном доме, а ее принц – просто мужчиной, который не может ей принадлежать.

– Разумеется, денег я не получу ни фунта, – легким тоном, как о чем-то незначительном, говорил Грэм. – Куча земли и ни пенни, чтобы поддержать мое герцогское достоинство.

Деньги. Он говорит о деньгах, хотя должен слышать звон ее разлетевшегося на осколки сердца.

«А чего можно ждать от такого мужчины, как он, и от такой женщины, как ты?»

– Так что, похоже, – продолжал Грэм, – что мне надо жениться немедленно, и жениться на богатой, если, конечно, я желаю сохранить тот образ жизни, к которому привык.

Ну что тут скажешь… Трижды идиотка в один день! Она-то полагала, что ее сердце разбито и больше с ним ничего не может произойти. Как видно, придется избавляться от привычки делать скоропалительные заключения.

– Жениться, – тупо повторила она.

– Да, – ответил он, устремляя взгляд на пейзаж за окном, а может быть, значительно дальше. Прямо к дому леди Лилы Кристи?

– На ком?

Грэм заморгал. Удивление вернуло его в реальность, в эту скромную гостиную, к Софи. Он пожал плечами, криво ухмыльнулся и широко развел руками.

– Боюсь, что понятия не имею. – Он постарался вернуться к своему обычному поддразнивающему тону. – Дорогая, почему же вы меня не браните за это? Разумеется, предпочтительнее жениться на особе, общество которой я смогу выдерживать хотя бы в течение часа.

Он вовсе не хотел быть жестоким. Ей придется в это поверить. Если ей требовались доказательства того, насколько он для нее недосягаем, можно было бы просто подойти к зеркалу.

«Достаточно!»

Софи резко поднялась на ноги. А когда села? Она не помнила.

– Простите, Грэм… э-э-э… ваша светлость, я только что поняла, сколько уже времени. Надеюсь, вы простите меня, но мне так много сегодня надо еще сделать.

Смешная отговорка, ведь он застал ее спящей на подоконнике не больше часа назад. Хорошие манеры не позволили Грэму высказаться на эту тему, он просто поклонился и принес извинения за то, что задержал ее. Софи кивнула, пытаясь придерживаться избранной манеры, хотя все ее существо протестовало против этого.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я не стану вас провожать… – Взмах рукой в сторону двери, и… фарфоровая ваза, которая ни разу не подвергалась опасности за все вечера, которые они провели вместе в этой комнате, поехала по паркету, с силой ударилась о стену и разбилась вдребезги.

Нет, только не сейчас! «Пожалуйста, не сейчас!» Бесполезно. В ужасе шарахнувшись назад, Софи перевернула маленький столик, и все хрустальные безделушки, стоявшие на столешнице, мелкими осколками рассыпались по полу.