Через два дня, как и обещал Морнемир, который больше не заходил к нам в комнату, Виктор полностью восстановился, и теперь новый шрам пересекал его грудь. Впрочем, мне это казалось даже красивым - пожалуй, извращённые вкусы у меня перевешивают обычные. Но брат отказался сразу выходить в сторону Сиэтла, что меня не мало взбесило - находиться не то что в одном помещении, но и в одном доме с полукровкой Морнемиром было для меня невероятно тяжко. Так и хотелось найти его и придушить своими собственными руками. И несмотря на собственные противоречивые чувства, я согласился - раз нужно передохнуть и подготовиться, значит, так нужно. Но это как-то не сильно облегчало мою судьбу.
Я же читал книги одну за другой, пытаясь понять секреты ворожбы и прочие секреты существ, с которыми должен был вариться в одном котле теперь. Книги меня многому научили - использовать огненную магию: шары, потоки пламени, карманные огни-светильники и ещё пара фокусов. Ко всему прочему я смог понять искусство телекинеза и телепатии, после чего я стал сильнее чувствовать Виктора. Меня несколько пугала возникшая между нами связь, которая изо дня в день становилась сильнее, но она не могла мне не нравиться. Вздыхая над старинными фолиантами, исписанными языком эльфов, я проводил за ними почти всё своё свободное время, не слушая ни эльфов, ни брата, который меж тем начал медленно приходить в себя - немного тренироваться, расспрашивать о происходящем в нашем мире и пробовать себя в несложных поручениях - вроде проверить периметр убежища и округу. Виктор с каждым днём становился всё лучше, а я не мог заставить себя уснуть, по ночам тупо пяля глаза в потолок и пытаясь заставить себя закрыть глаза. Но напряжение, которое кружилось вокруг усадьбы и внутри неё передавалось мне просто замечательно. Мне хотелось вылететь из убежища и заорать на весь мир, что я здесь, хотя я понимал, что наши враги уже наверняка всё пронюхали сами, не найдя тел после крушения. И что-то внутри подсказывало мне, что Джинджер рвёт и мечет, явно мечтая вырвать мне сердце собственноручно. И не только моё сердце его влекло - Виктор тоже это чувствовал, а я это понимал.
Раз за разом, стоило брату мимолётно меня коснуться, меня словно бы прошибал ледяной ток, а волосы вставали дыбом, колени начинали дрожать, а в глазах всё мутилось. Почему-то мне казалось, что всё дело даже не в нашем увлечении друг другом, а в чём-то более крепком, что пролегло меж нами. Про себя я называл это связью и не торопился говорить об этом ни Виктору, ни (уж тем более!) полукровке Морнемиру. Брат же словно бы ничего не замечал, впрочем, он мог лишь делать вид и путать меня, поскольку сам боялся этого. По ночам, бывало, когда мы спали рядом, а я подкатывался к нему под бок, просясь в объятия, я чувствовал как он сквозь сон словно бы вздрагивает всей душой и тянется мне навстречу. Это было какое-то всеобъемлющее, тёплое чувство, которое и пугало, и влекло одновременно. Мне хотелось окунуться в его тепло, но я чувствовал обоюдный страх непонимания. В первую очередь, конечно, барьером была наша родственная связь, а во вторую - незнание нашей связи. К тому же, я всё ещё не мог заставить себя ему нормально довериться. Я вечно твердил про себя, что Виктор просто не мог явиться раньше, но потом слышался вкрадчивый, очень злобный и едкий голос, который говорил, что он просто не хотел, и я ему был не нужен. Был не нужен до тех самых пор, пока он не оказался отрезанным от Камиллы и Габриэля. Понимание этого заставляло меня клокотать внутри и рычать, подобно зверю, коим я и был, но предъявить Виктору что-то я просто напросто не мог, потому как не имел на него никаких прав, что раздражало меня ещё больше.
Был сильный дождь с грозой - сверкали яркие молнии и грохотал гром, а особняк трясся, словно бы от страха, впрочем, как и я сам - всегда боялся гроз, но теперь почему-то особенно. В комнате я был один-одинёшенек и не знал, куда себя применить - все светильники отказывались работать, а долго держать карманное пламя я пока не мог - оно начинало обжигать мои ладони. Перед тем, как начался этот стихийный кошмар, я успел принять ванную, а теперь сидел под одеялом с мокрыми волосами и пытался согреться. Из-под окна тянуло холодом, а Виктора рядом не было - он отправился по какому-то очередному поручению Морнемира. Поэтому я сидел тихо, как мышь, в полном холоде и одиночестве. Внизу слышались довольный хохот, звон стекла и сладкие стоны и вскрики, но присоединяться к празднику жизни эльфийских ребят мне совершенно не хотелось. Сон ко мне не шёл тем более, что раздражало ещё больше. Закутавшись теснее в одеяло, я встал с кровати и тихо шагнул к окну, наблюдая, как дождь чертит рисунки по плоскости стекла и словно бы дышит на него, оставляя свои холодные поцелуи моим пальцам, которыми я касался окна. Скинув одеяло на кровать, я шагнул к небольшому зеркалу и взглянул на себя. Всё такой же тощий и непривлекательный, я казался себе мерзким, да ещё и совершенно несексуальным, а потому всё думал - что же во мне такого нашёл Виктор? “А может быть и не нашёл вовсе? - прошептал надоедливый, мерзкий голос в моей голове, который стал появляться всё чаще. - Убей его, и тебе не придётся страдать. В конце концов все тебя покинут и обманут, будут тобой только пользоваться. Ты никому не будешь нужен, даже когда станешь королём - ты будешь только целью обманов и подлизываний, дабы оторвать от твоего имущества кусочки побольше и посочнее. Уж поверь мне, я это знаю! Они будут шипеть тебе в спину и пускать тебе яд в бокалы, они будут раздвигать перед тобой ноги и ждать лучшего момента, чтобы вонзить тебе отравленный нож в сердце, бросить тебя, как паскудную дворовую собаку. Убей их всех - всех до единого, создай своё королевство и уничтожай всё вокруг, захватывай миры, и ты будешь единым правителем повсюду, тебе будут стелиться под ноги. Но тебе всё равно придётся убивать. Проливать кровь и пить её, как лучшее вино. Даже самые мерзкие змеи буду пускать слёзы, а после измены взрезать свои тела, чтобы ты их не наказывал. Будь тираном, и никто не посмеет вякнуть о том, что тебя нужно убрать. Их нужно держать крепко, мять их шеи и касаться сердец, чтобы они были послушными. Убивай!”
- Что-то ты сегодня больно разговорчив, - пробормотал я себе под нос, обращаясь к неведомому знатоку измен и тирании, и с отвращением отвернулся от зеркала.
С волос по телу стекала холодная вода, заставляя покрываться меня гусиной кожей и мелко дрожать. Осторожно наколдовав карманный огонь на ладони, я осторожно повернул голову к зеркалу и осветил себя. Выпирающие рёбра и плоский, впалый живот с тёмной дьявольской дорожкой, убегающей от пупка к паху. Крепкие бёдра и длинные ноги, которые мне казались самой уродливой частью моего тела - длинные, тонкие, с выпирающими лодыжками. Сжав губы, я кинул взгляд на своё лицо, которое словно бы исказилось от этого гнева и от сказанной до того речью голоса внутри меня. Я отдавал себе отчёт в том, что это может быть сумасшествие, но что-то подсказывало мне, что это совсем не так, и я ещё познакомлюсь с таинственным кровожадным товарищем. Скрипнула дверь, и я поспешно затушил огонь, прикрывшись ладонями, но это оказался всего-лишь Виктор, мокрый, как и я, до нитки, немного уставший и довольный. Заметив меня обнажённым, брат чуть усмехнулся и стянул с себя мокрый плащ, который тут же кинул на стул:
- Я смотрю, ты меня встречаешь?
- Заткнись, придурошный, - буркнул я, тянясь за одеялом. - Я просто только что из ванной.
- А лучше бы ты меня встречал, - промурлыкал вампир, перехватывая мою руку и притягивая меня к себе и заставляя взвизгнуть - он был жутко холодным и мокрым, отчего ещё больше мурашек разбежалось по моему телу.
- Отпусти, Вик, ты очень холодный! - Рыкнул я, пытаясь вырвать руку из хватки брата, но тот, тихо посмеиваясь, легко уворачивался и совершенно не давался.
- Помнишь наш разговор, когда ты очнулся после нападения водяных? - промурлыкал брат, заламывая мне руку за спину и прижимаясь мокрой грудью к моей спине, опаляя ухо своим горячим дыханием. В его голосе так и слышались хищные нотки, мурлыканье и голодная страсть.
