— Что делать? Бесполезно бороться с сердечными наклонностями, — ответил патрон, вздохнув. — Я бы с радостью дал вашей племяннице социальное положение, которое с таким достоинством занимала моя почтенная матушка, но теперь слишком поздно…
— Пустяки! — прервал альдерман, который все еще надеялся видеть исполнение своего заветного желания. — Пока торг не закончен, нельзя отчаиваться.
— К сожалению, предпочтение, выказанное мадемуазель де-Варбри, так очевидно, что я не вижу для себя никакой надежды.
— Это просто кокетство с ее стороны, — убеждал альдерман. — Она для того скрылась, чтобы придать больше цены своему будущему согласию.
— Боюсь, что «Кокетка» играла в этом деле более деятельную роль, чем мне было бы желательно! — сухо заметил патрон.
— В настоящее время я еще не знаю, как должен реагировать на шаг, который, повидимому, роняет репутацию моей воспитанницы. Капитан Лудлов… Что такое, негодяй? Что ты суешься сюда?
В дверях стоял Эразм, удивленный секретною беседой, которую вел его господин с гостем.
— Он ждет господина.
— Да кто он? Что ты хочешь сказать, осел?
— Мой хочет сказать, масса…
— Капитан «Кокетки» прибыл сюда, чтобы сообщить нам о своем успехе, — заметил надменно ван-Стаатс Киндергук. — Я не буду нарушать своим присутствием беседу альдермана ван-Беврута и его племянника.
С этими словами оскорбленный патрон отвесил церемонный поклон растерявшемуся альдерману и поспешил оставить комнату. Вслед за ним негр отправился к капитану и пригласил его войти.
Сначала разговор носил натянутый характер. Альдерман принял самый недоступный вид, тогда как офицер готовился исполнить, по видимому, крайне неприятную для него обязанность. После предварительных церемоний капитан Лудлов приступил к цели своего визита.
— Не могу не выразить своего изумления тому обстоятельству, что такое подозрительное судно, как бригантина, находится в торговых сношениях с таким всеми уважаемым негоциантом, как альдерман ван-Беврут.
— Капитан Корнелиус Лудлов! Кредит моего торгового дома слишком прочен, чтобы его могло поколебать случайное появление того или иного корабля. Я вижу отсюда два корабля, стоящие перед моей виллой. Если бы меня пригласили на допрос в королевский совет, я бы сказал, что судно под королевским флагом больше делает несправедливостей подданным королевы, чем эта бригантина. В чем ее обвиняют?
— Буду говорить откровенно. По-моему, просто преступление, когда человек вашего положения, могущий пользоваться своими правами разумно…
— Гм! — прервал его коммерсант, которому очень не понравилась вступительная речь моряка, и в голове которого уже созрел план соглашения. — Гм! Удивляюсь вашей скромности, капитан Лудлов. Мне чрезвычайно лестно, что человек, родившийся в провинции, призван к ответственной и почетной должности в здешних краях. Садитесь, прошу вас, поболтаем немного. Что вы имеете сказать относительно бригантины?
— Надо ли указывать вам, столь опытному в коммерческих делах человеку, на характер корабля, носящего кличку «Морской Волшебницы», и его командира, пресловутого Пенителя Моря?
— Капитан Лудлов, надеюсь, не думает обвинять альдермана ван-Беврута в сношениях с этим человеком? — вскричал коммерсант, вскочив со стула и отступив назад как бы в порыве изумления и негодования.
— Я не имею права обвинять кого бы то ни было из подданных королевы. Мой служебный долг охранять ее интересы, сражаться с врагами и поддерживать уважение к власти.
— Очень почтенные обязанности, и я не сомневаюсь, что они имеют в вас надежного исполнителя. Но скажите, неужели эта бригантина имеет хотя бы отдаленное отношение к Пенителю Моря?
— Я имею основание думать, что этот корабль и есть пресловутая «Морская Волшебница», а его командир — не кто иной, как авантюрист, известный под кличкой «Пенитель Моря».
— Весьма вероятно… Но что же этот мерзавец может делать под носом у пушек королевского крейсера?
— Господин альдерман, вам известно то уважение, которое я питаю к вашей племяннице?
— Да… Я догадывался, — ответил Миндерт ван-Беврут, жалавший узнать, какие уступки намерена сделать противная сторона, чтобы затем уже разом покончить с этим, как он думал, торгом.
— Мое уважение к ней заставляло меня посетить ее в прошлую ночь…
— Вы поспешили, мой друг!..
— Откуда я и увел…
Здесь Лудлов остановился, как бы подыскивая подходящее выражение.
— Алиду де-Варбри! — подсказал альдерман.
— Алиду де-Барбри?! — с недоумением воскликнул Лудлов.
— Да, сударь, мою племянницу, скажу более: мою наследницу. Хотя ваша поездка и продолжалась недолго, но приз вышел недурной… если только в пользу части груза не будет объявлена привилегия нейтралитета.
— Ваша шутка остроумна, но мне теперь, право, не до шуток. Сознаюсь, я был в павильоне, и надеюсь, что при настоящих обстоятельствах прекрасная Алида не обидится на мое признание.
— Это будет удивительно с ее стороны после того, что случилось!
— Не берусь судить о том, что лежит вне моей службы. Увлекаемый служебным рвением, я завербовал в число матросов своего судна одного моряка оригинального склада ума и поразительной смелости. Вы, вероятно, вспомните его: он был вашим спутником на палубе периаги.
— Ах, да! Помню! Это моряк дальнего плавания, причинивший мне с племянницей и ван-Стаатсу Киндергуку немало беспокойства?
— Ну-с, так этот человек под предлогом исполнения обещания, наполовину вымученного у меня, попросил позволения сойти на берег… Я поехал вместе с ним. Выйдя на берег, мы пошли по вашим владениям…
Лицо альдермана выражало затаенный страх и такое жгучее любопытство, что рассказчик, взглянув на него, невольно остановился. Заметив это, альдерман быстро овладел собою и спокойно попросил продолжать.
— Не знаю, сообщу ли я альдерману ван-Бевруту новое для него, но только этот моряк дал мне войти в павильон, по выходе из которого я неожиданно попал в расставленную им ловушку. Люди моей шлюпки были схвачены еще раньше.
— Конфискация и гарантия! — вскричал коммерсант, выражаясь своим фигуральным языком. — В первый раз слышу о таком возмутительном поступке!
Лудлов, казалось, был доволен искренним негодованием собеседника и продолжал:
— Этого не случилось бы, если бы наша бдительность равнялась их хитрости. Я, не имея никакой возможности попасть на свой корабль и…
— Дальнейшее угадываю: вы пошли в магазин на набережную, откуда…
— Очень может быть, — ответил Лудлов, покраснев. — Я следовал более своему чувству, чем долгу. Итак, я вернулся в павильон, где…
— Где вы убедили мою племянницу забыть свой долг по отношению к ее дяде и покровителю?
— Какое жестокое и несправедливое обвинение и по отношению ко мне, и по отношению к Алиде! Я очень хорошо понимаю разницу, существующую между естественным стремлением приобрести соблазнительные предметы туалета, хотя и контрабандные, и правильно организованным незаконным промыслом.
— Так, значит, моя племянница имела бесстыдство принять у себя контрабандиста?
— Господин альдерман ван-Беврут! Сегодня утром были замечены лодки, сновавшие между берегом и бригантиной. Что касается периаги, то она покинула реку в неурочный час и направилась в город.
— Что ж такое! Судно отправляется в путь тогда, когда руки человека приведут его в движение. Против этого нечего спорить. Если товары ввезены без законного разрешения, надо поспешить их конфисковать. Если контрабандисты на берегу, надо их арестовать. Советую вам немедленно отправиться в город известить губернатора о пребывании здесь неизвестной бригантины.
— У меня другой план. Если товары уже сбыты с рук, то все равно поздно за ними гнаться, но не поздно захватить бригантину. Это последнее мне хотелось бы сделать так, чтобы никто из посторонних не пострадал.
— Хвалю ваше благоразумие. Действительно, кредит, это — нежный цветок, требующий особенно осторожного с собой обращения. Я вижу один способ уладить дело… но сначала надо выслушать ваше предложение. Вы ведь теперь говорите от имени самой королевы. Попрошу только, чтобы ваши выражения носили умеренный характер, как подобает между друзьями или, лучше — сказать, родственниками.
