– А теперь хорошая новость: прежде чем пустить корни на Великой равнине, ты был капитаном дальнего плавания. А еще прежде – выдрой.

– И что в этом хорошего?

– А вот что: эти качества ты до сих пор не растерял!

Крайне довольная, Виви бьет меня кулачком в грудь.

– Они все при тебе, все до единого! Сначала ты был выдрой, а выдра, к твоему сведению, самое игривое животное в мире. Потом твоя душа явилась на свет в человеческом теле, и ты стал капитаном, потому что слышал зов из прежней, выдриной жизни. И это никуда не делось, Джонас. Опыт дуба – он просто самый свежий, но выдра спит и видит, как бы целый день кататься с водной горки и больше ничего не делать.

Вот в чем никогда бы себя не заподозрил.

– Допустим. А когда, по-твоему, я был капитаном?

Виви пожимает плечами:

– Точно не определишь. Пожалуй, конец девятнадцатого – начало двадцатого века.

– Может, судьба занесла меня в Нью-Йорк, на твое выступление.

Виви вдыхает резко, будто из воды выныривает. Вспыхивает улыбкой.

– Ну конечно! Ты наверняка видел, как я танцую.

И в подтверждение она отстраняется от меня, встает на цыпочки, делает несколько грациозных взмахов руками, роняет руки, улыбается.

– Знаешь, я ведь брала уроки балета, потому что ужасно тосковала по прошлой жизни. Мне хотелось снова побыть балериной, хоть чуть-чуть.

Решаю ей подыграть:

– Точно, я тебя видел на сцене. Именно этот танец.

Виви делает шаг ко мне, блестя глазами, играя ямочками на щеках.

– Может, после спектакля ты пришел ко мне в гримерку. А я повела тебя в мой любимый бар, где наливали в обход сухого закона, и мы вмести пили паленый джин.

От него и от джаза мы опьянели, вышли на улицу. Спотыкаясь и поддерживая друг друга, побрели по брусчатке ко мне домой и всю ночь занимались любовью, все потные, потому что тогда кондиционеров еще не было. Мне кажется, если понюхать можжевельник, мы с тобой все подробности той ночи вспомним, все до единой. А ты как думаешь?

Ну и что я должен ответить? Она вроде сказала «занимались любовью»; не ослышался же я? Не пойму, что меня больше смутило – «взрослый» лексикон или небрежность, с какой Виви предположила нашу связь в прошлой жизни. Короче, ответ может быть только один.

– Да, наверно.

– Ой, мне же домой пора. Ты завтра утром занят? У меня выходной.

– Да нет, не занят. Просто с младшими дома сижу.

– Отлично. Инвентарь за мной.

– Какой инвентарь?

– Водная горка!

Виви сияет улыбкой в стиле Мэрилин.

– До чего ж ты забывчивый, Джонас!

Виви

Не знаю, бывало так с вами или нет, лежали вы на траве, на широком лугу, раскинув руки и ноги, устремив взор в синее небо; чувствовали вы, как гудит рой планет? Такова моя жизнь в Верона-ков. Ритм Вселенной замедлился, а меня, наоборот, распирает от избытка энергии, мне кажется, что каждым своим шагом я даю планете толчок.

Вчера, когда я увидела Джонаса Дэниэлса, само лето волшебным образом изменило траекторию. Джонас для меня – как Кольцо Всевластья для Фродо, как Платяной шкаф для Люси Певенси. Словом, у меня появился квест. Важность миссии я чувствую нутром. Есть парень, который во мне нуждается. Вот почему я купила надувную горку и направляюсь к Джонасу домой. То-то он удивится, что вчера я не просто так языком трепала.

Все уже во дворе, младшие визжат, тугой шланг пляшет у Джонаса в руках.

– Виви, привет! – кричит Лия.

Часть заросшего двора идет под уклон; там-то мы быстро устанавливаем горку, надуваем и наполняем водой детский бассейн. Джонас, конечно, ощупывает скользящую поверхность – не попали ли под нее камни. Кричит:

– Порядок!

Пахнет скошенной травой, океанским песком, водой из резинового шланга. От предвкушения немножко тошнит.

– Ну, кто первый?

Открываю огромную бутылку геля для мытья посуды – это чтобы усилить скольжение. Вид у меня бесподобный, если, конечно, позволительно так себя хвалить. На голове широкополая шляпа, купальный костюм заменяет боди с длинными рукавами, «под леопарда». Оно еще и с утяжкой, белье под него не нужно, а длинные рукава закрывают шрам. Исаак тащит допотопный радиоприемник, ловит ретроволну, и я покачиваю своими леопардовыми бедрами. Чистое блаженство, без примесей.

Сайлас обрушивается на горку – вот у кого бедра безупречные – и в радуге брызг соскальзывает в детский бассейн. Я кричу «браво», Бека поднимает ладошки с загнутыми большими пальцами.

– Жюри присуждает Сайласу восемь очков из десяти возможных.

– Давай теперь ты, Лия! – говорит Исаак.

Посмотреть со стороны – предупредительный, чуткий старший брат; но, сдается мне, Исаак просто немножко трусит.

Джонас бежит к бассейну, протягивает руки – мол, не бойся, я, если что, тебя подхвачу. На самом деле подхватить едущего с горки – нереально, только Лие-то об этом неизвестно.

Лия кивает, садится на мокрую горку. Скользит мягко и плавно, попадает прямехонько в бассейн, хихикает. Теперь моя очередь. Младшие гуськом следуют за мной. Сначала побаиваются, но вскоре смелеют. Наши визги и вопли привлекают соседских малышей, те бегут домой за плавками.

Каждый из нас съезжает по два раза, прежде чем удается уломать Джонаса. Да и то, каким способом! Приходится струю воды ему прямо в живот направить.

– Эй, моряк! Теперь не отвертишься!

– Я и не собираюсь. Уже иду.

Джонас стаскивает футболку, я сглатываю слюнки и мысленно говорю «привет» его мускулатуре. Джонас садится, оборачивается ко мне:

– Может, подтолкнешь?

Подтолкну, конечно. Правда, я думала, он без воды жить не может, ну да ладно. Пристраиваю шланг так, чтобы вода лилась на спуск, кладу ладони Джонасу на плечи.

А он вдруг хватает меня, и вот мы уже вместе скользим, и я хохочу до визга. Двойной вес придает особое ускорение, руки и ноги смешались в кучу. Мы плюхаемся в бассейн – вода холоднющая! – но инерция и скользкая пена выносят нас, и полет заканчивается на траве. Я лежу лицом вверх, щекой – к синей пластиковой стенке бассейна. Рыдаю от смеха.

– Ребята, вы целы? – кричит Сайлас.

– Я – да!

Голос Джонаса звенит совсем рядом. Джонас склоняется надо мной. Эффект солнечного затмения. Лицо в ореоле солнечных лучей.

– Вив, ты как?

– Супер! – выдыхаю я. – Лучше еще не бывало. Я же говорила, что ты – типичная выдра.

Прядь темных волос прилипла ко лбу. Джонас улыбается. Не так, как вчера. Больше никакой застенчивости, неуверенности и сомкнутых губ. Сейчас улыбка настоящая, от уха до уха – первая улыбка Джонаса, адресованная мне.

Одному Мирозданию известно, на что я готова, лишь бы этот замученный жизнью парень еще хоть раз вот так улыбнулся. Сегодня я купила водную горку; завтра придумаю что-нибудь другое. В общем, миссия на лето имеется: улыбать Джонаса Дэниэлса.

На следующее утро занимаюсь привычными делами: швыряю таблетку в океан, чувствую дыхание бриза на щеках, благодарю созвездия за эту способность – чувствовать. Позже, возле студии, когда моя рука шарит в сумке в поисках ключей, взгляд падает на скамью. Точнее, на пакет из вощеной бумаги, на мое имя, подписан черным маркером. Ну вот, интрига уже есть. Оглядываюсь по сторонам – может, рядом затаились заговорщики. Сажусь на скамейку. Пакет увесистый, на дне что-то квадратное выпирает из бумаги углами. Верхний край закручен. Медлю разворачивать бумагу. А вдруг там взрывчатка? Нет, по всем признакам это ресторанный ланч, упакованный «на вынос».

В пакете обнаруживается сэндвич с ломтиками помидора, мягкой моцареллой и веточками базилика, на ломте хлеба из теста на закваске. Или это не простой хлеб, а что-то деликатесное? Фокачча? Чиабатта?

Здесь был Джонас.

Смотрю в коробку, как в сундук, полный драгоценностей. Значит, Джонас… ланч для меня приготовил?

Так и вижу его руки, ловко управляющиеся с ножом; уверенные движения кисти. Тонкими ломтиками на разделочную доску ложится помидор, оттеняемый белоснежной моцареллой. Далее – безупречная ресторанная сервировка. По периметру сэндвича располагаются золотистые картофельные чипсы. Сбоку пристраивается печенюшка домашнего приготовления.