Шорти Гудвилли после завтрака ушел в город посмотреть, нет ли ему писем на почте. Хождение за письмами всегда занимало много времени, и, кроме того, это стало для него переживанием, доставляющим удовольствие каждый день. Люди интересовались Шорти, часто останавливали его на улице или приглашали в бар распить бутылочку пива. Каждому хотелось послушать его рассказы про лилипутов и карликов, которых он знал лично, и рассказать ему про свои знакомства с циркачами.
Шорти любил получать письма и часами носить их в кармане нераспечатанными, представляя себе, что в них может быть написано, и потому он никогда не терял надежды, что кто-нибудь ему напишет. Однако бывало, что за несколько недель он не получал ни одного письма. Состоя платным членом Клуба лилипутов США, Шорти мог быть уверен, что раз в месяц обязательно получит клубный журнал. Изредка приходил циркуляр от директора компании балаганов с изменениями в маршруте будущего турне. Иной раз он бывал очень доволен, получив открытку от кого-нибудь из лилипутов, зимовавших во Флориде. В сущности Шорти получал больше писем, разъезжая с балаганом, потому что Дженни часто ему писала о том, как она скучает и как ей одиноко в доме без него.
Отворив дверь Кларе Крокмор и улыбнувшись ей, как обычно, беглой улыбкой, но не обменявшись с ней ни единым словом, Дженни вернулась к гладильной доске, чтобы, не торопясь, догладить блузку.
Дженни и Клара так привыкли обмениваться визитами в любое время дня и виделись так часто из недели в неделю, что иной раз, встречаясь, не разговаривали по получасу. Однако обе они были довольны этим молчанием и им просто нравилось составлять компанию друг другу, пока одной из них не вздумается заговорить.
Когда Клара направлялась через всю кухню к столу, Дженни кивком головы указала ей на кофейник, стоявший на плите. Клара подошла к плите и налила себе чашку горячего кофе с сахаром и сливками. Потом она уселась, скрестив ноги и с удобством откинувшись на спинку стула. Прихлебывая кофе, она терпеливо ждала, пока Дженни неторопливо и старательно гладила блузку.
Клара Крокмор была вдова лет около пятидесяти, немногим моложе Дженни, с очень светлыми, всегда аккуратно причесанными и завитыми волосами. Она была маленькая, изящная, с ярко-голубыми глазами и ямочками на щеках, и фигура у нее до сих пор оставалась такой же, как в молодости. Если Клара и не вышла во второй раз замуж, то вовсе не потому, что ей этого не хотелось. Она часто говорила Дженни, что надеется, что ей не придется провести остаток своей жизни в одиночестве, а уж если она дойдет до крайности, то не побоится выйти за порог своего дома и подцепить первого мужчину, какой попадется навстречу. Совсем недавно, под видом шутки, а на самом деле вполне серьезно, она сказала, что если кто-нибудь не поторопится сделать ей предложение, то она пустит к себе жильца.
В течение тех пяти лет, которые прошли после смерти ее мужа Джорджа Крокмора, Клара жила одна в соседнем доме и посвящала много времени уходу за цветами в саду позади дома. Кроме того, она была искусная швея и гордилась тем, что сама кроила и шила все свои платья. Джордж Крокмор много лет прослужил кассиром в банке, и благодаря своей предусмотрительности и умению вести денежные дела он смог оставить Кларе большую страховую премию и сбережения, так что она всю свою жизнь могла прожить, не нуждаясь. Ее двухэтажный кирпичный дом был оплачен полностью, и автомобиль у нее был дорогой, последнего выпуска.
Дженни кончила гладить блузку к полному своему удовольствию и, подняв ее на руках и одобрительно оглядев, повесила на вешалку, чтобы не измять, когда понесет наверх, в свою комнату, После этого она выбрала одну из ситцевых юбок, выстиранных накануне, и раскинула ее на гладильной доске. Прежде чем снова приняться за глажение, она оглянулась на Клару, выразительно приподняв брови, что означало готовность к разговору.
— Ужас какой мороз был нынче ночью, правда, Дженни?
Клара выпалила это с такой быстротой, которая давала понять, что все это время она только и дожидалась удобной минуты начать беседу.
— Видела ты хоть что-нибудь похожее так рано осенью, Дженни? Я в жизни ничего подобного не видела, сколько себя помню.
— Страшный был мороз, — согласилась Дженни, мерно кивая головой. — Просто страшный.
Осторожно приподняв полу юбки, Клара положила ногу на ногу, потом вытянула ногу кверху, рассматривая тонкую лодыжку.
— Старость, что ли, подходит, — говорила Клара, наклоняясь и поглаживая икру, — но зима как будто становится все холодней и холодней с каждым годом. Если будут еще такие заморозки, как прошлой ночью, придется поехать в центр города и купить себе еще одно одеяло потеплее. Сказать по правде… то есть… ну, каждую зиму я все больше и больше зябну по ночам, с тех пор как Джордж умер. — Она замолчала и опять принялась растирать икру. — Всего обиднее в этом вчерашнем морозе то, что после всех моих летних трудов и забот у меня на утро ни единого цветочка в саду не осталось. Так это меня расстроило, просто хоть плачь.
Когда Клара кончила говорить и умолкла, Дженни закивала головой в знак согласия.
— У меня пропали этой ночью все мои красные и желтые хризантемы, все до единой, — сказала Дженни со вздохом. — А таких красивых мне еще ни разу не удавалось вырастить. Уж не знаю почему, только ухаживать за цветами и за всякими растениями самая моя большая слабость. Просто стыд и срам, что холода завернули так рано. Погода точно назло нам испортилась, а то, пожалуй, еще недели три не было бы такого жестокого заморозка. Я только одному рада. Все мои цветы в горшках я внесла в дом вчера вечером, а если б забыла и оставила в саду, их побило бы морозом. Просто хоть ложись да помирай, так жалко было бы, если б они пропали.
— У тебя, Дженни, прелесть какие цветы в горшках, — сказала Клара. — Я всегда на них любуюсь.
— И я тоже всегда любуюсь на те цветы, что ты разводишь за домом.
Дженни продолжала гладить юбку, а Клара допивала кофе, косясь на Дженни из-за края чашки. Минуты проходили в молчании.
Клара встала со стула и понесла чашку с блюдечком к раковине. Она довольно долго простояла спиной к комнате, старательно моя и полоща чашку с блюдечком в горячей воде. Кончив вытирать их посудным полотенцем, она обернулась и посмотрела на Дженни.
Дженни весело напевала про себя, водя утюгом взад и вперед по юбке.
— Не знаю, правда это или нет, только я слышала, что твои жильцы у тебя не останутся, — сказала Клара, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно непринужденнее. — Я очень удивилась, когда это услышала, и никак не могла решить, правда это или нет.
Дженни поставила утюг, с размаху стукнув им по доске. Она сразу перестала петь, но не подняла глаз от юбки, которую гладила.
— Что такое ты слышала? — спросила она у Клары немного погодя. — Как ты сказала?
— Ну, я слышала, что твои жильцы, может быть, переедут от тебя куда-нибудь в другое место. Да ведь я уж говорила, неизвестно, правда это или нет…
Медленно обернувшись, Дженни посмотрела Кларе прямо в глаза. Лицо Дженни покраснело, и губы слегка вздрагивали. Словно подкошенная внезапной болезнью, она опустила руку на гладильную доску и оперлась на нее всей тяжестью.
— Где это ты такое слышала? — спросила Дженни резким и дрожащим голосом. — Кто это шляется по городу и сплетничает на мой счет? От кого ты слышала такую гадость? Я хочу все знать!
Опустив глаза и избегая гневного взгляда Дженни, Клара повернулась к своему стулу и села. Дженни бросила гладильную доску и, перейдя через всю кухню, остановилась перед Кларой.
— Ну, выкладывай, не стесняйся, — сказала Дженни.
— Что ж, Дженни, я думаю, теперь чуть ли не весь город про это слыхал, — сказала Клара. — Я-то уж, во всяком случае, последняя узнаЮ, что говорят.
— А когда ты это слышала?
— Нынче утром.
— Кто тебе сказал?
— Норма Поуп.
— А что она говорила?
— Ну, я была у себя в саду вот только что, а она подошла к забору и начала про это рассказывать, не знаю только, от кого она слыхала. Думаю, какая-нибудь соседка рассказала. Знаешь ведь, Дженни, как такие слухи разносятся с одной улицы на другую. Это уж всегда так бывает. Самый пустяк подхватят и разнесут по всему городу, как пожар по ветру.
