Погрустневшие граждане проводили Зырянова до дверей домика эвенкийской кооперации.

Но даже в эти дни таких тревожных весенних предзнаменований приезд экспедиции был событием чрезвычайным в Черендее и возбудил волнение почти праздничное.

После обеда Лидия ходила в школу и беседовала со школьниками. Ни на одну минуту ее и Зырянова не оставляли одних, и она не могла поговорить о Сене. Вечером Василий в клубе сделал доклад о разведке нефти на Лене. Граждане задавали вопросы и не хотели расходиться. Молодежь потребовала, чтобы родители освободили место для танцев. «Чудо» сияло.

Матвей Ильич пригласил Василия и Лидию посидеть в комнатке партийною комитета.

Все были довольны, разговор шел хороший. Лидия почувствовала, однако, за всей благорасположенностью у людей какую-то скрытую озабоченность. Это не относилось к Василию. Это была дальняя тревога. Дальняя и большая.

Слушали Василия, а он, конечно, не замечал летевшее к полночи время и с жаром говорил. Лидия смотрела на него в упор, и наконец он замолчал, догадался.

— Ну, давайте рассказывать сны, — сказал председатель совета.

Василий удивленно взглянул.

— Что подумают о нас москвичи? — сказал Матвей Ильич, усмехаясь.

— Москвичи тоже сочувствуют, беспокоятся о нашем урожае. — Председатель совета вздохнул. — Не видится.

— Весь день в бумагу смотришь, оттого и не видится тебе, — осудительно сказал директор Затона. — Я вот видел сон хороший. Солнце мочилось сквозь облачко. Прямо в Лену.

Председатель выслушал со вниманием и сказал:

— Еще?

— Мало, — сказал директор мукомольного завода.

— Я что-то видел и забыл, — сказал начальник почтово-телеграфного отделения и зевнул.

Вздохнул украдкой и Матвей Ильич.

— Извиняюсь, — обратился председатель совета к Лидии, — вы что-нибудь видели во сне по дороге от Витима?

— Они из другого климата, — сказал заведующий школой.

— Бросьте, ребята, — сказал Матвей Ильич, — москвичи засмеют нас.

— Я никогда не вижу снов, — сказал Василий.

— Ну-у? — Председатель сельсовета немного оживился. — И в Москве не видишь?

— Всю жизнь.

— Значит, сегодняшнюю ночь первый раз в жизни увидите сны, — сказал директор Затона и подмигнул всем.

— Благодаря чему? — спросил Василий.

— Благодаря гостеприимству Кулакова, — сказал заведующий школой.

— Я думаю, — сказал председатель сельсовета, оживляясь, — может быть, из всех якутов Григорий Иваныч один сберег почетную постелю для гостей. — И спросил: — Перед сильным дождем вы видите все-таки?

— Никогда не видел ни одного сна, — сказал Василий.

— Кажется, я догадалась, — сказала Лидия. — Это такая примета?

— Народ дождя просит, — сказал Матвей Ильич, обращаясь к Лидии, — на все приметы кидается, вы правильно поняли. Григорий Иваныч, не позволяйте своих гостей мучить. Отдыхать им надо.

— А эта примета может иметь научное основание, — сказала Лидия, заинтересованная. — Известно, что животные предчувствуют изменения погоды. И человеческий организм во сне ближе к природе, когда он освобождается от контроля сознания…

— Вот и я это говорю! — воскликнул заведующий клубом. — А они смеются, говорят: тебя надо из партии исключить за суеверия…

В доме Кулакова Лидия спросила:

— Где Савватей Иванович?

— Спит. Сейчас я все налажу, — сказал Григорий Иванович и вышел из маленькой столовой в другую комнату.

— Лидия, вы слышали, что Сеня крикнул из багажника?

— Слышала.

— Я не доверяю Савватею.

— Товарищ Зырянова, вы можете идти отдыхать, — сказал Григорий Иванович, входя.

— Товарищ Цветаева, — поспешно поправил Василий.

Григорий Иванович в смущении смотрел вслед ей.

Жена Григория Ивановича зажгла свечу в честь гостьи и отвела Лидию в крохотную комнатку. Ласково посмотрела и сочувственно улыбнулась:

— Поругались?

— Кто с кем? — вежливо спросила Лидия.

— С мужиком?

Лидия поняла и покраснела.

— Не пускаешь к себе?.. А постель-то какая!

— Он мне не муж!.. — Почему-то ей стало удивительно стыдно, что он ей не муж.

И женщина смутилась, как-то даже испугалась, повторила за Лидией непонятливо, не то строго:

— Не муж!.. Так как же, девка ты или как?

— Девка, — прошептала Лидия в отчаянной растерянности перед незнакомой, невежественной, некультурной женщиной, якуткой. «Почему я отвечаю на ее вопрос?.. Почему я перед нею оправдываюсь?.. Я неправа?.. Но почему перед этой якуткой?»

Якутка внимательно оглядела ее, задерживая взгляд, как ни один мужчина еще не посмел.

— Как же ты не люба ему?

И Лидия загорелась вся под ее взглядом и трепетно ждала. Якутка сделала решительный вывод:

— Люба. Не останешься девкой с ним в тайге. Слышь, завтра тащи его к Гаврильеву.

— К Гаврильеву?.. — в непонятном страхе спросила Лидия.

— В сельсовет. А я сейчас велю ему идти к тебе.

— Не надо! — Лидия схватила женщину за руки, взмолясь, испытывая стремительное чувство изнеможения своей воли.

За час до отъезда в Москве спросил — побледнел: «По дороге на вокзал, может, заскочим в загс?..» — «Это новое в геологических экспедициях, я не слыхала. Теперь коллекторов регистрируют в загсе? — Сдерживая дыхание, непримиримо: — Вместо разрешения у мамы?..»

Он сказал только одно слово: «Поехали».

И все будет, как решит эта женщина вместо мамы за восемь тысяч километров от Москвы. Если она не сжалится над Лидой…

— Как хошь.

Ушла.

Лидия подошла к окошечку, распахнула настежь. Лицо, наверно, никогда не перестанет гореть. Будет уличать Лидию всю жизнь перед всеми.

Огонек затрепетал от дуновения из окошечка. Подсвечник со свечой хозяйка оставила на полочке, заменявшей стол в этой комнатушечке. Лидия подошла к белой раскрытой узкой постели и провела пальцами по свежим простыням. После иркутской гостиницы она не раздевалась.

Одеяло было мягкое, толстое. Ох, да из чего же оно сделано? Это мягкий, словно шелковый, заячий мех. И какой же глубокий, пушистый белый заяц! Сколько бедных зайчиков отдали свои шубки для этого огромного снежного покрывала! Остудить лицо в нем!

Вместо тюфяка положен был тоже мех. Лидия блаженно улыбнулась и расплела косу. Она развязала рюкзак, чтобы вынуть большой гребень. Поверх всех вещей лежал смятый листок бумаги. Откуда он взялся? В недоумении она подошла к свече. На листке написано было карандашом большими, растопыренными буквами. Буквы боялись задеть друг друга и старались держаться врозь, но все-таки свалились на строку строкой:

Он догадался сунуть записку в ее рюкзак!.. Но что это значит? Сеня сам не захотел сойти в Черендее? Он добровольно остался на самолете?.. Он сговорился с пилотами? Но зачем?.. «Добраться до БС»! Что это означает?..

В темноте багажника, ощупью, он написал это… Лидия была взволнована. Ей хотелось немедленно показать Василию, но весь дом спал.

Ночной холод набросился на нее из окна. Лидия быстро и радостно окунулась в глубокий мех постели. Мелодичный звон оповестил об этом весь дом: гостья легла.

Разнесся новый быстрый перезвон, и музыка умолкла, потому что гостья спрыгнула с кровати.

Она стояла на полу и тревожно разглядывала свою коварную постель. На уголочках подушек она обнаружила колокольчики, на концах исподней простыни были бубенчики пришиты, и еще где-то какие-то очень звонкоголосные украшения; должно быть, серебряные и медные. Это не кровать была, а целая колокольня, музыкальный инструмент.

Лидия осторожно села и тихохонько легла. Но все эти хитрости были напрасны. Нежный звон сопровождал ее старания, и она рассмеялась.

Колокольчики оживленно перевили ее смех. Каждое ее движение стало мелодичным. В отчаянии она съежилась и лежала не шевелясь, и простыня притихла, но пушистые зайцы не унимались и вместе с подушками отмечали тихими трелями легкое дыхание гостьи.