Быстроглазый, розовощекий нарком проследил за ее стрельнувшим взглядом. Он полуугадал Зырянова в одержимом, стоявшем у двери. Одержимые не часто появляются в кабинете у наркомтяжпрома. Нарком опустил глаза на «молнию», подложенную секретарем.

Лидия Максимовна, взволнованная, замолчала.

— Это она обо мне, — шутливо сказал Иван Андреевич, — я противодействовал Зырянову. Верно. Огорчался, но противодействовал… Между прочим, Лидия Максимовна тоже моя ученица, предыдущего выпуска, до Зырянова. Оба мои ученики! — сказал он с нечаянной гордостью и по-стариковски хвастливо взглянул на коллегию.

Нарком улыбнулся и сказал, не глядя ни на кого:

— А ученикам, должно быть, приятно слышать такое признание от учителя? Завидую всем троим!

Лидия зааплодировала, глядя поверх голов коллегии. Члены коллегии стали оглядываться. Иван Андреевич вопросительно взглянул. Нарком поднял руки и тоже стал аплодировать. За ним все стали аплодировать. Некоторые заметили Зырянова, другие относили это к Цветаевой. Иван Андреевич хлопал и поглядывал на своего наркома и на Цветаеву. Она смотрела в глубь комнаты.

— Так он здесь, оказывается, — сказал Иван Андреевич тоном учителя, не предвещающим ничего хорошего ученику. — Ну-ка, иди сюда!

Василий оторвался от стены и послушно подошел.

— Ты посмел явиться? Покажи-ка нефть.

— Там люди живут как робинзоны на острове, Иван Андреевич, — сказал Василий, глядя в глаза учителю, — и питаются от лесной охоты, чтобы при пятидесятиградусных морозах отогреть скважину и найти оборонную нефть для государства, не получая за это ни копейки, ни приветствия.

Он протянул Ивану Андреевичу флакон с ярлыком духов «Красный мак», но с черной жидкостью внутри.

— Вы слишком строги со своим дорогим учителем, я нахожу, — сказал нарком.

— Он прав на этот раз, Григорий Константинович. — Старик понюхал из флакона и передал наркому. — Я это заслужил у него. Но все равно — у меня на очереди Второе Баку, а не Третье. Я не могу дать деньги на Повешенного Зайца. Хотя ты и привез мне сто кубиков кембрийской нефти, но за это я выслушал тебя в тринадцатый раз.

— Сто четырнадцать кубиков, — негромко, иронически поправил директор парфюмерного треста.

— Иван Андреевич, если вы не возражаете, я бы дал из своего фонда… немножко денег на Третье Баку, а? — Говоря это, нарком подсовывал академику «молнию».

Иван Андреевич внимательно прочитал. За столом с любопытством ждали.

— Что ж, если из вашего фонда — дело хорошее, — сказал Иван Андреевич и ухмыльнулся, — а у меня все-таки денег нет!

— Сколько вам перевести? — Нарком взглянул на Зырянова и нажал кнопку.

— Сто шестьдесят тысяч, — твердо сказал Василий.

Нарком взглянул, прищурившись.

— Разрешите сказать, товарищ нарком. Для меня эти сто четырнадцать кубиков — не только сибирская нефть. Эта живая капелька если бы даже не стала первой капелькой промышленной нефти на Полной, все же она является неопровержимым доказательством наличия живой нефти в древнейших слоях во Втором Баку и в других местах. Вы сами, Иван Андреевич, давно предсказываете эту нефть, но не можете преодолеть сопротивление косности, преграждающей путь к ней. Этот путь нам некогда торить, его надо таранить, и это делает наша советская наука.

Наша первая скважина наперекор всем американским практикам и теоретикам доказала, что есть живая нефть в кембрии. На самом дне органической жизни, у кристаллического фундамента. А это значит, что можно тем более ожидать нефти в слоях вышележащих.

Но таким образом живая капелька в якутском кембрии доказывает, что и вся великая Русская равнина может оказаться во многих местах нефтеносной. А это обязывает нас разведать ее глубоким бурением до фундамента! Вот где будет Третье Баку! Вот какое значение имеет эта капелька. Она дает направление нам работать над построением полной научной теории происхождения и залегания нефти в земной коре, чтобы мы могли искать не вслепую, не наугад, а планомерно, по научно точным указаниям. Геологи будут указывать прямо на карте: вот здесь бурите, здесь должна быть нефть — и она будет найдена здесь.

А какие еще возможны последствия для науки и для практики в результате открытия кембрийской нефти? На это указывает великолепная находка Лидии Максимовны Цветаевой. Об этом очень хорошо говорит академик Вернадский: тысячелетия назад янтарь вскрыл область электричества, магнитный железняк вскрыл область магнетизма, кальцит, исландский шпат в семнадцатом веке вскрыл область поляризации лучей света и его двупреломления; барит, болоньский шпат вскрыл область фосфоресценции света. Исследование газообразных минералов создало новые науки… Стремление научно описать все минералы вскрыло перед нами новые области физических знаний. Рамки познания раздвигаются вширь и вглубь систематическим, без пропусков, полным описанием окружающей природы, непосредственно доступной человеку.

Значит, надо сделать природу как можно больше вширь и вглубь доступной человеку. И ту, которая временно еще недоступна, тоже сделать доступной!

Я поднимаюсь выше своей личной цели — я беру прицел по всенародной цели. Пусть кембрий не даст большой нефти, пусть даже науке ничего не даст прямо — тогда я лично провалюсь. Но народ выиграет все равно, уже выиграл! Потому что наука уже выиграла косвенно, и уже выиграло народное хозяйство, а выиграет еще больше — благодаря снятию всех преград и пределов перед нефтяной разведкой!.. Перед геологическим исканием, а вслед за геологией — перед всяческим исканием нового без ограничений во всех областях науки, так же как искусства и всей нашей культуры… Без боязни истратить жизнь на ошибку!

— Это вредительская теория полезности научной ошибки и авантюризма в науке! Я положу все силы, чтобы это разоблачить!

Зырянов узнал голос Небеля и, не оглядываясь, сказал:

— Я кончил, товарищ нарком. Иван Андреевич, на сегодня я больше ничего не могу добавить!..

Нарком сказал секретарю:

— Оформить перевод ста шестидесяти тысяч для нефтеразведки на урочище Повешенного Зайца.

Он вышел из-за стола.

— Так вот он какой, Зырянов. Мне давно жаловались на тебя!

Он вдруг обхватил его, прижал к мощной груди, поднял и удивился:

— Какой ты легкий!

Сжал пальцами его бицепсы.

— Какой ты жидкий! Откуда в тебе такая сила?.. Тебя любят, за тобой идут!.. Бригада робинзонов и еще целая бригада Верных!.. Напрасно говорят, что ты авантюрист. Ты энтузиаст, а это не одно и то же!.. — Он подмигнул удивленному Василию. — Посмотрите на него, члены коллегии! Он сильнее всех нас! Вот какая настойчивость нужна, чтобы двигать наше дело. Это таран: необходимейший сегодня человек. Если бы все мы были такие упорные, мы бы построили социализм в десять раз скорее!

Он усадил смущенного Василия возле себя и продолжал:

— Разрешите огласить полученную «молнию». «Из Черендея Триста семьдесят два восемнадцать сотых Поздравляем дорогого наркома вместе нашим дорогим Василием Игнатьевичем Трещинам поступает жидкая нефть ноль семьдесят пять литра сутки Осчастливилась вся наша жизнь Мухамедов Луков Юлаев Кулаков Меншик Антошин». Это все робинзоны подписали, патриоты кембрийской нефти?

— Да, — с трудом произнес Василий. — Но последняя фамилия незнакомая мне, да и лишняя. Там всего пять человек.

— Какая же она лишняя! — воскликнула Лидия. — Это же телеграфист Илья, вы еще писали мне о нем на Эргежей!

— Значит, он тоже причислил себя к борцам на Полной, — сказал нарком, смеясь.

— О, в Черендее все уплатили бы по девятикратному тарифу за свою подпись под этой телеграммой, и они имеют право, — сказала Лидия горячо. — Они так верили Василию Игнатьевичу!

Василий встал:

— Товарищ нарком! Товарищи! Я обманул рабочих на Полной и обманул вас.

Все умолкли. Нарком вопросительно и серьезно смотрел на Зырянова.

— Я сказал бурильщикам, что деньги отпущены. Я просил их бурить на веру, под мое слово, только до трехсот семидесяти и был уверен, что бурение прекратили на этой отметке. Я не видел эту «молнию» и не знал, что нефть получена… Я хотел воспользоваться моментом на вашем заседании, интересом к гелию и поддержкой Лидии Максимовны, чтобы получить у вас деньги для кембрия… и довести хотя бы на Полной разведку до конца.