– Доброе утро, госпожа Рысь, – тсарь бросил взгляд сначала на письмо, затем на бледное, осунувшееся лицо девушки. – Вы что-то, извините, ещё хуже выглядите, чем вчера. Вам плохо?

– Нет, всё в порядке, – поспешно ответила Рыска.

Голова у неё кружилась, в висках стучало, за ночь она так и не сомкнула глаз, но не говорить же об этом обо всём его величеству?

– Может быть, оставить вам один шатёр и прислугу, чтоб вы слегка отдохнули? – заботливо спросил он.

– Нет, спасибо, ваше величество, не нужно. – снова отказалась путница. – Мне пора, меня ждет её величество, да и дома тоже...

Тсарь со вздохом покачал головой.

– Конечно, решайте сами... Но вы ведь ранены. И ваш нетопырь – тоже. Прошу вас, будте осторожны!

Рыска кивнула.

– Да, конечно... Так вы передадите?

Шарес молча взял у путницы письмо. Он понял: за ночь что-то случилось. И то, что в этом послании нет ничего приятного – тоже понял. Но передать весть Альку предложил он сам, и теперь не мог отказаться, как и заглянуть в письмо, и вмешаться.

А Рыска как раз на это и рассчитывала, иначе отдала бы послание учителю, следовавшему в том же направлении, но Крысолов не передал бы такое письмо, прекрасно догадавшись об его содержании. Да и прочитать, и вмешаться вполне бы мог, естественно, из лучших побуждений. А тсарь на то и тсарь. Он такого не допустит.

Итак, его величество спрятал письмо во внутренний карман, глядя на Рыску печальными, всё понимающими глазами.

– Счастливого пути, ваше величество, спасибо вам, – учтиво поклонилась Рыска.

– Благодарю ещё раз за службу, госпожа Рысь, – кивнул тсарь. – Не забудьте передать от меня поклон ее величеству!

– Не забуду, – бросила Рыска и, развернувшись, затерялась в толпе суетящихся людей, скорее, чтобы тсарь не видел её слёз, скрылась из виду.

Учитель только что проснулся, когда Рыска влетела в шатёр и, едва бросив “доброе утро” покидала вещи в сумку, обвесилась мечами и бросилась на выход. Она знала: одно его слово – и она передумает. Разревётся и никуда не поедет. А тогда мытарства затянутся до конца жизни.

А у неё больше нет сил. Все получилось как и раньше: горячая встреча, несколько сумасшедших ночей, а потом горькое разочарование. Ничего нового. А его клятва – это всего лишь слова. Отзвучали и ушли в небытие.

– Ты куда, доча? – потягиваясь, спросил Крысолов.

– Мне пора, учитель, меня ждут.

– Да погоди!..

– Эту девицу, Виттору, непременно убейте, сейчас, пока она без сознания, иначе об этом все очень сильно пожалеют. У неё намного более сильный дар, чем у нас с вами, – быстро произнесла Рыска, перебив учителя. – А я поеду...

– Рыся, будь осторожна, война скоро. И... ты же ранена!

Рыска отмахнулась.

– Да знаю... Ничего. Мы с вами очень скоро встретимся, – она вернулась, на миг обняла его, чмокнула в щёку. – Я люблю вас. Берегите себя.

– Ты тоже, – со вздохом посоветовал он опадающему пологу, откидываясь обратно на лежак.

Эх, опять что-то случилось! Иначе не вылетела бы так поспешно. Молодые... Никак не поделят шкуру неубитого медведя, не выяснят, кто круче... Теперь и расстояние не помеха.

...Его величество наблюдал за окончанием сборов в дорогу уже из седла. Его надежды не оправдались: Виттора и правда оказалась его сестрой. И если он мог ещё не поверить путнице, то его собственные глаза подтвердили её слова. Виттора была потрясающе похожа на своего отца и приходилась Шаресу родной сестрой. А Исенаре – троюродной.

И даже то, что она была без сознания и не могла возглавить войско, не имело теперь значения. Войска уже были собраны, мечи уже заточены. Лавину уже было не остановить, как верно выразилась молодая путница.

...А Рыска уже скакала на юг.

Лицо её окаменело. Не было ни слёз, ни горя, вообще никаких мыслей или чувств... Только чёрная пустота.

За спиной снова были привычные клинки – она нашла их у Витторы. А мечи Алька, увязанные в длинный сверток, были приторочены к седлу. Как смогла, она заточила их. Потом подучится, ничего страшного. Не боги горшки обжигают... В любом случае, брать эти клинки в руки для боя она больше не собирается, ибо ничего хорошего из этого больше не получится. А в этом бою... Всё получилось от злости, не иначе.

Пусть саврянские мечи пока полежат, подождут, пока вырастет сын.

А его... этого саврянина она теперь отпускает. И даже сердце не болит. После его приезда на свадьбу было и то хуже.

...Во внутреннем кармане тсарского, расшитого золотом камзола, лежал маленький треугольничек бумаги, на котором по-саврянски было написано:

“Я освобождаю вас от ваших обязательств по отношению ко мне. Рысь”.

И всё.

Вот что подсказывало путнице её предчувствие. Вот почему виделось, что это – навсегда. Ну и хорошо. Это намного лучше, чем чья-то смерть.

Как обычно, пронеслись мимо леса и поля милой родины, и чуть менее, чем через двое суток Рыска уже поднималась по ступеням каменной лестницы, расположенной в неприметном крыле тсарского дворца в Ринстане.

А дальше... Дальше ждала небольшая комната в темно-зеленых тонах с окном на закат, колокольчик на столе, служанка – всегда одна и та же и счастливая улыбка её величества:

– Хвала Хольге, ты жива... – всхлипнула Исенара и расплакалась, закрыв руками лицо.

Рыска медлила. Перед ней была тсарица!

Но даже его величество признал их подругами. И потому не оставалось ничего другого, как первой сделать этот шаг: подойти и обнять её. И без стеснения, совсем по-бабьи, поплакать вместе с ней, радуясь, что беды удалось избежать.

...Рыска проговорила с Исенарой до рассвета. Тсарица всё никак не хотела отпускать свою советницу, а с лица у неё не сходила улыбка.

Наконец, путница поднялась и направилась к двери. Остановившись и уже взявшись за дверную ручку, она вдруг спросила.

– Вы ведь хорошо знакомы с семейством Хаскиль, верно?

– Да, конечно, – недоуменно пожала плечами Исенара.

– Не могли бы вы мне сказать, как зовут Алькову маму?

– Вангелия, – не успев подумать, ответила её величеств, – А зачем тебе? Рыска, подожди!

Путница остановилась, обернулась и улыбнулась. Ещё вчера утром она поняла это, и душа наполнилась светом. А теперь... Ей просто хотелось поделиться радостью, но она этого не умела. Не знала, как это делается...

– Ты... – пролепетала тсарица, женским чутьём почувствовав, что произошло с её подругой.

– Сын уже совсем большой... – уронила Рыска, опустив глаза. – Скоро вырастет, уйдёт... А дочки... они совсем другие. Они любят маму больше. А внучку полагается называть в честь бабушки, – заключила она.

– Рыска! – Теперь Исенара сама бросилась обнимать подругу. – Ты даже не представляешь, как я за тебя рада! Он знает?

– Пока нет.

– Скажи ему!

– Обязательно, – кивнула Рыска. Второй раз она не собиралась наступать на грабли. Она ему сообщит, как бы там ни было.

...Через лучину она уже была в доме Жара, где провела еще сутки, а затем... Затем её путь лежал в Калинки, к тем, кто ждёт намного больше других.

*

Сын, как всегда, встречал её у околицы. Он больше не бегал через всю веску, боясь сбить маму с ног. Он ждал её, сидя у дороги и увлечённо плетя венок из собранных в пшеничном поле васильков, и до того ушёл с головой в работу, что поднял голову лишь тогда, когда Рыска окликнула его.

– А-альк!

Мальчик поднял глаза, просиял и вскочил, потом бросился к успевшей спешиться матери, но уже не так, как раньше, а намного осторожнее. Да и причина была: юный видун чувствовал: с мамой что-то не так. Что-то в ней изменилось. Что – он пока не знал, но понимал: её надо беречь вдвойне!

Отстранившись, Рыска увидела, что Альк подрос – и это меньше, чем за месяц! Вот так бывает с мальчишками в этом возрасте.

Белокосый мальчик бережно надел на мать венок.

– Это тебе, – сказал он.

– А это – тебе, – Рыска, преодолевая дрожь, отстегнула от седла и отдала сыну длинный тяжёлый сверток.