Рыска оглядела соседей по камере, занимающихся по большинству либо сном, как воришка Крот, либо вылавливанием в давно нечесаной шевелюре вшей. Шлюха продолжала взывать к вору своих серёжек.

– Отда-а-ай! – ныла она.

– Я не брал! – отбрёхивался бродяга.

И тут Рыску осенило. И как она раньше не додумалась? И толпа так удачно рассеялась, предвкушая завтрашнее зрелище...

–Давай серёжки, – велела она, возникнув перед препирающимися маргиналом и цыпочкой. Бомж моментально и без разговоров выполнил её просьбу.

Рыска повертела безвкусные безделушки, отметив главное для себя: стальные загнутые крюки, которые вдеваются в уши. – Я их забираю, – решила путница.

– Они мои! – взвизгнула цыпочка.

– На вот, вместо них, – она сняла с пальца настоящее золотое обручальное кольцо. Всё равно оно больше было ей не нужно. Шлюха открыла было рот, но спорить не посмела – взяла.

Рыска подошла к спящему Кроту.

– Проснись, – она дотронулась до него рукой, и парень в ту же щепку сел на лавке, где спал.

Рыска сунула ему под нос серёжки.

– Зачем? – удивился он.

– Сможешь таким крюком замок открыть? – спросила она.

Крот пожал плечами.

– А как не фиг делать! – профессионально сказал он.

– Так вперёд и побыстрее, – велела она.

– А потом что? – спросил парень.

– А потом держитесь все за мной. И как только выйдем из тюрьмы, разбегайтесь кто куда, лучше покиньте город. Уже вечереет, всё должно выгореть. А уж если вас возьмут, валите все на меня.

Сокамерники медлили.

– Ну что, до скончания века тут сидеть собираетесь? – рявкнула Рыска, – Давайте, поднимайте задницы! Всем дороги подправлю, будете жить по-человечески! – пообещала она.

Крот со вздохом разогнул серёжку.

– Меня и так повесят, и так, какая мне разница? –буркнул он, подходя к решётке.

Остальные тоже стали подниматься.

– Спасибо вам, госпожа Рысь, – начала шлюха. – А можно мне такую дорогу, чтоб замуж выйти, детей родить...

– Можно, – махнув рукой, согласилась Рыска. – Только уж попозже... Но всенепременно. Вы меня тут немного развлекли, поверили в мою невиновность, а я добра не забываю. За это я всех выведу.

– У тебя и оружия-то нет, – всё еще сидя, возразил придушенный бродяга.

– У меня оно есть, – Рыска подёргала себя за косу, хмуро улыбнувшись. – Поднимайся давай!

В этот момент замок, звякнув, открылся.

Рыска протянула крысу шлюхе.

– Я боюсь! – дёрнулась та.

– Больше, чем каторги? Не мели ерунды.

Едва девица неуверенно, двумя пальцами взяла зверька, нацелившегося её цапнуть, как Рыска в два счёта оказалась в коридоре, затем в кабинете, дверь в который никто не удосужился закрыть, схватила ножны с мечами, тут же их надела и заняла позицию впереди своей свиты. С мечами наголо.

Из всех камер неслись приветствия смельчакам.

– Молодцы! Побейте всю стражу!

– И нас выпустите! – кричал кто-то.

Но Рыске было не до них. Ей надо было теперь торопиться.

Незадачливый стражник, которому, видимо, Виттора открыла захлопнувшуюся дверь, попался им на пути через щепку и схватился за меч. Но он был всего лишь посредственность, к тому же, не оценил противника по достоинству. В камере его и закрыли, без единой царапины. Убивать попавших под раздачу Рыска считала недостойным.

...Уже четверть лучины спустя, когда её сокамерники растворились в сумерках вечернего города, она скакала по направлению к столице. Побег удался так легко, что девушка мучилась вопросом: ну почему, почему не додумалась до этого раньше?

За ней теперь, конечно, пошлют погоню, но это уже не в камере. Пусть попробуют догнать нетопыря на коровах, а догонят – неизвестно, кому хуже от этого будет. Да и вообще, это неважно. Важно сейчас спасти тсарскую чету.

Рыска успела выспаться в камере, Лада тоже отдохнула, так что обе чувствовали в себе силы скакать без остановок, хоть до самой столицы. Да и злость и ярость кипели в путнице молодым игристым вином. Пусть только попадётся теперь эта стерва, и она растерзает её вместе со всеми приспешниками! И у неё получится – Рыска твёрдо знала, потому что она – на свободе! – как же начинаешь ценить это понятие, после того, как поживешь в клетке!

Рыска мрачновато усмехнулась и настроилась на победу. Все было теперь при ней: и свобода, и верная скакунья, и оружие, и крыса, а главное... Дар вернулся к ней, стоило Витторе отойти подальше.

*

Она скакала всю ночь, держа в голове одну лишь мысль: успеть. Что бы там в жизни ни произошло, стать причиной гибели монаршей четы было бы намного страшнее всего остального, и потому она торопилась, как только могла, не позволив себе ни единого привала.

Немилосердно хотелось пить и есть, но всё, чем Рыска располагала – это парочка сухарей и четыре сушёных-пересушеных пескаря (схватила со стола, где пировали стражники). Когда она всё это съела, пить захотелось ещё сильнее, но ничего похожего на речку или ручей ей так и не попадалось. И зачем только она съела всё это? И вообще, очень неудобно, что в трудные моменты жизни её тянет жрать. Вот бы как Альк, терять аппетит от волнения...

Альк... Вспомнив о нём, Рыска фыркнула. Как она ни старалась завести в себе механизм обиды, ничего у неё не получалось. Неприятно – это да. Но совсем не смертельно, как оказалось чуть позже, как только девушка слегка успокоилась. А как же страшно было думать о том, что они навсегда расстались! Чем дальше, тем чётче Рыска понимала, что лучше уж ждать героя, того, в кого давно и безнадёжно влюблена, и при этом чувствовать себя немножко дурой из-за измены последнего, чем задирать нос и говорить всем, включая себя, что всё кончено. Тем более, она давно знает, какой он; никакого открытия Виттора ей не сделала.

Однако гадостный осадок присутствовал. Появилось ощущение собственной вторичности: да мало ли, сколько у него сыновей по всему тсарствию и за его пределами?

С другой стороны, публично признался в любви он только ей. А если нет?.. Вот Саший, отделаться от этих мыслей не получалось, они то и дело выскакивали на первый план.

Как же это трудно, когда в твоей душе всё одновременно: и страх, что больше не увидишь любимого человека, что его жизнь под угрозой, и обида на него, и ревность и... как это ни банально, любовь. Да и думать теперь надо было совсем не об этом.

Думать надо было о том, что беспринципная, а может, и сумасшедшая тварь в человеческом обличье, по недосмотру богов получившая дар и высокородность, а по недосмотру людей – знания и путничью грамоту, находится на полпути к столице и имеет целью обезглавить тсарствие. Что ещё Виттора собирается сделать, Рыска старалась пока не думать...

Тсарица-видунья вполне была способна и найти Рыскиного сына, и убить – рука у неё не дрогнет, но до монаршей четы ей сейчас ближе, и эта цель приоритетнее, и потому начнет она с Шареса и Исенары, а уж потом возьмется за всё остальное. Необходимо не дать сделать ей ни то, ни другое. Нужно убить Виттору, чего бы это ни стоило.

Честно говоря, Рыска на собственный счёт не обольщалась, да и Виттору хорошо помнила. Несмотря на свою любовь к разнообразным сплетням, девушка была весьма и весьма талантлива, легко осваивала любую дисциплину. Если совсем честно, только ей из всех адепток старательная Рыска и уступала. Всего на полшага, но уступала! Так было на протяжении всей учёбы. И ещё одно: в Рыске жила весчанская осторожность, а Виттора обладала дворянской дерзостью, порожденной безнаказанностью. И осознание всего этого, пожалуй, породило бы в путнице страх, не позволив пуститься в погоню или рассчитывать на победу, но только не в этот раз. Рыскина ярость была сейчас намного сильнее страха. Она не то что бы не боялась вступить теперь в бой. Она просто не задумывалась над тем, боится она или нет, во всяком случае, за себя.

...Каждый опыт, как известно, идёт нам на пользу, даже если он нежеланный или неприятный, и Рыска оценила это совсем неожиданно для себя. Оказалось, она научилась чувствовать присутствие своего врага. Противные мурашки, бегавшие по всему её телу, как она смогла понять, и говорили о близости Витторы. И такое уже случалось с ней: преследовало всю дорогу от Чеговиц, но Рыска думала, что это вызвано усталостью и недосыпом. Когда же в тюрьме Виттора продемонстрировала ей свою силу, путница смогла разобраться, что к чему. И вот теперь, стоило ощущению слабо возобновиться, как Рыска увидела с холма довольно большой отряд, человек, наверное, в пятьдесят.