— Ой, кошмар! — Жар закрыл лицо ладонью.

— Подержи, — Альк вручил другу свои мечи.

А сам поднял Рыску с пола легко, как пёрышко, забросил на плечо и вышел на улицу. Жар, ни на кого не глядя, бросил на стол горсть монет и вышел за ним.

В ту же щепку кормильня наполнилась гомоном: посетители со смаком принялись обсуждать увиденное.

— Как ты их все время носишь? — спросил Жар у Алька, поудобнее перехватывая мечи. — Они ж как оглобли! И холодные, заразы!

Альк смерил его странным взглядом, но промолчал.

— Куда теперь? — кивнув на Алькову ношу, спросил Жар.

— Да туда же, где ты нас встретил. Не в Пристань же мне её такую тащить, — Альк тяжело вздохнул, нахмурившись. — Поройся у неё в карманах, ключ там… — добавил он таким спокойным голосом, что Жара озноб пробрал: так спокойно саврянин говорил только тогда, когда был разозлён до предела.

— Альк… а ты что с ней делать собираешься? — с ужасом спросил бывший вор.

Тот хмыкнул.

— Не волнуйся. Тебе нечего бояться. Всё, что мог — уже сделал, — произнёс Альк и замолчал до конца пути.

В квартире Крысолова Альк сначала удивился наступившему порядку, но потом всё понял, кивнул своим мыслям: конечно, приходила экономка, прибралась, камин затопила.

Рыску Альк сгрузил на кровать, снял с неё шубу и сапоги, укрыл одеялом. Жар топтался рядом, словно чуя: он уже не тот в их коалиции. Теперь Альк для Рыски намного ближе: как муж. И главнее.

Покачав головой, саврянин отвернулся от спящей девушки и протянул руки за мечами, которые Жар так и не решился никуда положить.

— И ведь сколько я раз говорил, что ей пить нельзя! — со вздохом произнёс Жар, лишь бы что-нибудь сказать, хоть немного поддержать Алька. — Раньше она хоть слушалась, а как родила – всё! Взрослая стала…

Саврянин вздрогнул и выронил свои клинки, чего раньше с ним никогда не случалось.

— Кого родила? — не своим голосом спросил он.

— Мальчика… — глупо ответил Жар, на полпути поняв, что Альк ничего об этом не знал.

Саврянин замер на месте, словно аршин проглотил, переводя изумленный взгляд с Жара на бесчувственную Рыску. Но так ни слова и не сказал, развернулся и выскочил вон из квартиры.

Далеко Альк не ушёл, да и не собирался. Просто присел на заснеженную скамейку, привалившись к стене дома. На душе было паршиво как никогда раньше.

А ведь он вчера обо всём догадался! Просто не придал значения: радость от встречи вышла на первый план, заслонив собой всё остальное. Едва увидев Рыску, он заметил, как она изменилась даже на лицо: стала милее, мягче, нежнее. А когда она оказалась обнажённой в его руках, Альк сразу почувствовал изменения фигуры: грудь у Рыски увеличилась, бёдра раздались, а талия словно стала тоньше и стройнее.

Если б раньше у него была возможность сравнить одну и ту же женщину до и после родов, Альк сразу бы всё понял. Но таких долгих отношений у него в жизни не случалось, и он списал все изменения на то, что девушка просто повзрослела. Да и не ломал он над этим голову. Слишком счастлив был её видеть…

Поразило его не само известие, а то, каким образом он об этом узнал.

В том, что Рыска забеременела, если разобраться, не было ничего особенного или странного. После недели непрерывных занятий любовью такое бывает. И даже то, что не сказала сразу, неудивительно: слишком мало времени прошло, она скорее всего, сама этого не знала, тем более, она была так молода, мало что в жизни понимала, могла просто не сообразить.

Но вот почему она не сказала вчера? Или хотя бы сегодня утром… Ну хорошо, хотя бы в кормильне, когда уже напилась? Почему он вообще узнал это не от неё?

Вопрос, его ли это сын, у Алька даже не возник. Зная Рыску, вряд ли она могла после той сумасшедшей недели просто взять и всё забыть, отдавшись другому. Ну вот просто не могла она выбросить из головы те дни и ночи, раз уж он сам этого не мог! А значит, и ребёнок у неё от него.

Вот только что теперь с этим делать?

Честное слово, расскажи она ему обо всём вчера, и завтра утром, не смотря ни на какое сопротивление, он забрал бы Рыску с собой вместе с ребёнком. А жена… Да развёлся бы он с ней — и всё! Что тут думать-то?

А вот теперь неизвестно, правильно ли это было бы или нет…

Раз не сказала, значит не доверяет, не любит, не хочет быть с ним вместе. А тогда пусть всё так и остается…

Смеркалось.

Скрипнула входная дверь. Жар опустился на скамейку рядом с Альком. Саврянин лениво повернул голову.

— Простудишься… — тусклым и безразличным голосом предостерёг он.

— Ты тоже, — уронил Жар.

— Ну и ладно.

Помолчали.

Злился ли Альк на Жара? Пожалуй, нет. Это не его тайна, он не мог сообщить ему летом. Правильно, настоящий друг… И сейчас бы промолчал, случайно, видимо, вырвалось. Да и всё равно уже… Раз он, Альк Хаскиль, в глазах любимой женщины выглядит недостойным знать о сыне, всё остальное не имеет значения.

— Как пацана-то хоть зовут? — спросил Альк со вздохом.

Жар немного помолчал, а потом решил, что скрывать уже нечего.

— А сам как думаешь? — вопросом ответил он.

— Что, в честь меня назвала?

— Ну, а то ж…

— Сильно переживала?

Жар цокнул.

— Ну и вопросы ты задаёшь! — помолчал и добавил другим тоном. — Год ревела, как по покойному…

Альк вздохнул и посмотрел на друга, в поздних сумерках показавшись тому постаревшим лет на двадцать.

— Похож на меня паренёк-то?

У Жара сердце уже разрывалось от безнадёжности в голосе Алька. Но и не отвечать он тоже не мог.

— Одно лицо, с рождения. А сейчас еще и косы отросли… Я его пару месяцев назад видел. Бойкий такой, как волчок. Везде и сразу. Но хороший, ласковый. Рыску обожает…

— С кем он сейчас? — Альк едва заметно улыбнулся, но вечерняя мгла скрыла это от Жара.

— С тёткой одной. Она Рыске не родная, но хорошая. Мальчик её бабушкой зовёт…

Альк закрыл руками лицо, посидел так пару щепок.

— Почему она не сказала? — вздохнул он.

— А почему ты её не удержал? Почему не вернул назад, когда она ушла?

Саврянин промолчал. Сказать, что вымок до нитки, заболел и чуть не сдох? На такое он был не способен, уж лучше оставаться подлецом или правда сдохнуть…

— Жар, у тебя есть корова? — резко сменил он тему.

— Ну… Да, — пожал плечами Жар, не понимая пока, при чём здесь это.

— Сколько стоит?

— Я за два злата брал… Альк, не уезжай, она меня убьёт! — дошло до Жара.

— А ты ей не говори.

Помолчали ещё.

— Ну так продашь или нет?

Жар вздохнул.

— Если я скажу «нет», это что-то изменит?..

— Не изменит. Твоё право помочь мне сейчас или не помочь. Не продашь — я другую найду.

— Я так и думал.

— Ну, тогда, пошли, что ли…

…Когда деньги были переданы, а корова осёдлана, Жар взмолился:

— Альк, пожалуйста, не бросай её! Не злись, что молчала о ребёнке! Она столько пережила! Только Пристань её и спасла, да ещё сын. Не уезжай!

— Ты грамоте обучился? — словно не слыша, спросил Альк.

— Обучился, — со вздохом ответил Жар.

— Если с ней или с сыном что-то случится, найди меня по путничьей почте.

— Это как?

— Письмо для меня в Пристань отдай, укажи, в каком городе меня искать.

— Это в вашей столице, о название которой язык сломать можно? — попытался пошутить Жар.

— Да, в Брбржисще.

— И что?

— И я тогда приеду… — Альк вздохнул, постоял, глядя в пустоту… А потом вскочил в седло и натянул поводья.

— Альк, ну пожалуйста, не уезжай! — Жар заступил дорогу корове, понимая, что это бесполезно. — Вдруг с тобой случится что… Темно уже! И мороз… Как я ей скажу?

— А ты не говори, — повторил саврянин. — Я у неё седло оставил — пусть себе возьмёт. Или продаст. А то будет хранить сто лет, я её знаю, — буднично добавил он.

— И как я могу ей не сказать?

— Значит, скажи, — голос у Алька снова был безнадёжно-спокойный.

— Прошу тебя, останься! Ночь ведь на дворе!