С другой стороны, мало ли что между ними произошло? Явно же, что-то она недоговаривает. Говорит, отец Альков виноват. А так ли на самом деле? Вздохнув, путник решил не лезть не в своё дело.

— Жалко… — только и сказал Крысолов.

— Что?

— Жалко, говорю, и тебя, и его. И маленького… — он посмотрел девушке в глаза. — Зря ты так, Рысь… Зря ушла. Все, что ты сказала — это… так оно и есть. Но вам всё равно не надо было расставаться! Я, когда тебя только увидел, сразу понял: такая моему ученику и нужна.

— Почему? — Рыска слегка улыбнулась, скорее, своим мыслям.

— Противоположности притягиваются… А ты его противоположность: снаружи мягкая, а внутри стержень стальной, никому не сломать. Таким, как ты, тоже надо в путники идти. Ты, кстати, не хочешь?

Спросил он риторически, чтобы просто сменить тему на менее печальную, да и мнение её по этому поводу давно знал. А она вдруг неожиданно, жёстко, по-деловому, спросила:

— А можно? А то златы-то закончатся рано или поздно, а кушать что-то надо.

Путник изумлённо уставился на девушку, а она продолжала:

— В веске жить мы будем впроголодь. А сын растёт. Хотелось бы, чтоб увидел в жизни побольше, чем в своё время я, чтоб в люди вышел, нужды не знал. Что мы с тётей вдвоём сможем ему дать здесь? Тем более, она уже немолодая. А вот если б я выучилась, потом смогла бы неплохо зарабатывать. Вообще, я бы хотела…

Крысолов лишь головой покачал.

— Ведь условия не изменились, — предостерег он. — Ты уверена?

— Уверена, — кивнула Рыска.

— Одного не пойму: как твой дар смог вернуться? Ты же его потеряла… И потом, ты ведь не хотела. Сама же мне говорила, что считаешь всё это подлостью какой-то…

Она в который раз махнула рукой.

— Всё после родов пришло… — пояснила она. — И дар вернулся, и… отношение к жизни изменилось. Мне по-прежнему всех жалко. Но его, — она кивнула на колыбель, — жальче всех. И за него я кого угодно проглочу: хоть крысу, хоть корову, хоть ядовитую змею.

— А если сама станешь крысой? Учти, помочь тебе избежать этого никто не сможет…

— А я и так крыса, — нахмурившись, перебила Рыска. – Спряталась в нору и сижу тут. Только по ночам и вылезаю. Надоело, — заключила она. — Хочу как Альк: всё знать, всё уметь и никого не бояться.

— Ты его идеализируешь, — с улыбкой покачал головой Крысолов.

— Да, — согласилась Рыска. — Это потому, что очень сильно люблю. Он для меня как бог: рядом с Хольгой стоит.

— Он больше на Сашия похож, по-моему, — буркнул путник.

— Наверное… Но Саший тоже бог, и тоже — рядом с Хольгой.

Крысолов оглядел девушку с неподдельным уважением. Что ещё он мог ей сказать?

— Ну что ж, тогда к осени готовься в Пристань. Дар у тебя есть. Тебя непременно туда возьмут. — Он помолчал, соображая. — Я сам приеду за тобой, чтобы по дороге с тобой ничего не случилось. Тётя-то тебя отпустит? Ей ведь самой придётся растить дитя.

— Отпустит, — ответила девушка. — Это она мне посоветовала учиться.

Уезжая на следующее утро, Крысолов оставил Рыске две книги.

— Научись хорошенько читать и писать, там много придётся, — наставлял путник девушку. — Жаль, без учителя, ну да ладно.

Тётушка Ульфина покачала головой:

— Почему это — без учителя? Я грамотная, могу помочь, если попросит.

— Прошу! — Рыска с улыбкой сложила руки шатром. Она уже больше суток пребывала в приподнятом настроении — впервые почти за год.

— Вот видите, господин путник, как вы нам помогли! — тётя похлопала девушку по плечу. — Приезжайте к нам ещё, — промурлыкала она с довольной улыбкой.

Кому ещё он «помог» (ночью на сеновале, не смотря на заморозки), Рыска догадалась, понимающе ухмыльнувшись.

— Всенепременно! — пообещал Крысолов.

С этого дня установилась тёплая, совершенно летняя погода, что вызвало благоговейный ропот весчан, прекрасно увидевших, какого гостя принимали Рыска и тётя Ульфина и как тепло они с ним прощались.

Весчане с тех пор ещё больше стали сторониться неулыбчивой девушки, укрепившись во мнении, что раз она знается с путниками, то её точно следует опасаться.

Осенью Крысолов перевёз девушку в Ринстан, помог устроиться и освоиться в Пристани, и с тех пор дня не проходило, чтобы кто-нибудь из коллег, случайно встретившись с ним, не начинал хвалить его старательную «дочь». Впрочем, было это вполне заслуженно, ибо прилежная Рыска изо всех сил тянулась за своим кумиром, а потому и успехи её не могли оставаться незамеченными. Крысолов был рад, что привёл её в Пристань. Он гордился ученицей, да и жить ему стало с тех пор веселее.

*

— Ну, вот и я, — Рыска поставила ведро с водой на пол, сбросила дрова возле печки. — Затопите, пожалуйста, печь, — попросила она, — а я пока картошку почищу. Или, если хотите, давайте наоборот.

Господин путник тяжело вздохнул. Растапливать печь ему приходилось редко. Хозяйство в его квартире вела экономка, приходящая прислуга. Она прибиралась, вычищала и растапливала камин, добивалась, чтобы стало достаточно тепло, и уходила домой. Ел Крысолов чаще всего в кормильнях, так что и картошку чистить ему приходилось нечасто. Городская жизнь и достаток давно сделали его ленивым в быту. Даже в поездках, которые в последнее время случались нечасто в связи с немолодым уже возрастом и должностью наставника, он предпочитал заплатить тому, кто избавит его от бытовых мелочей и забыть о них.

Решив, что растопка печи всё же проще, Крысолов засучил рукава и принялся за дело, вздыхая каждую щепку.

Когда всё погасло в пятый раз, Рыска, уже закончившая свою работу, вежливо оттеснила его в сторонку и принялась за растопку сама. Однако из-за разыгравшейся за окном пурги тянуло и в самом деле плохо. Кое-как, с помощью Сашия, чьё имя девушка не раз и не два упомянула, пламя разгорелось, загудев в жерле печи. Тогда Рыска достала подвешенное за окном в торбе замёрзшее сало, с трудом нарубила его, бросила на сковородку, которую поставила на печь, и принялась нарезать картошку соломкой. Работала она быстро и сноровисто, и наставник вдруг порадовался, что принял её предложение поужинать. Голова у него давно прошла, а от запаха готовящейся еды проснулся аппетит, тем более, что готовила его воспитанница намного вкуснее, чем кухаря в кормильнях, особенно для любимого учителя.

— У меня тут тоже кое-что есть, — вспомнил путник.

«Кое-чем» оказался глиняный горшочек с грибами, обвязанный пергаментом: знакомый кормилец утром угостил. Грибами оказались солёные грузди или что-то наподобие. Рыска попробовала один и одобрительно кивнула: вроде ничего.

— У вас выпить, случайно, ничего не найдется? — спросила девушка, помешивая ложкой картошку в сковородке.

— Адептам запрещается употреблять алкоголь в общежитии, — сделав постное лицо, процитировал Устав Крысолов.

Рыска улыбнулась.

— Адептам, может быть, и запрещено, но я же ваша дочь, — иронично произнесла Рыска. На слухи она с детства научилась не обращать внимание, но этот ей нравился. Она им вовсю пользовалась, а ещё гордилась, что её считали дочерью Крысолова.

Девушка и её учитель немного посмеялись.

— Нет, в самом деле, есть выпить или нет? Что-то мне сегодня невесело, — призналась она.

— Понимаю, — согласился путник и снова полез в свою сумку, — конечно, есть, доча, — он достал и поставил на стол плоскую металлическую фляжку. — Настойка травяная со специями. Очень согревает. Подойдет?

— Естественно, подойдёт. Отвернитесь только на щепочку, мне нужно переодеться, — попросила она.

Когда наставник отвернулся, Рыска быстро скинула ставшие давно привычными штаны и рубашку и надела зелёное домашнее платье из плотной ткани.

— Всё, можно поворачиваться, — разрешила она, расплетая косы. Она сутки не расплеталась и не расчесывалась, поэтому кожа у неё на голове болела. Теперь ей хотелось немного отдохнуть от кос, и плести снова она не стала, только расчесала чёрный, ставший чуть волнистым полог, закрывающий её до ягодиц, и откинула назад.