— Так будете ужинать? — повторила она, и Крысолов кивнул. — Тогда принесу дров и воды, — уже привычно защебетала девушка.

— Может быть, в столовую сходим? — предложил путник.

— Ни в коем случае! — отрезала Рыска. — Там сегодня толстая кухарка работает. Она жуткую дрянь готовит — есть невозможно. К тому же через улицу идти неохота, там метель начинается.

Крысолов выглянул в окно. Да, и в самом деле, всё посерело, ветер поднялся, темнеть начало на две лучины раньше. Не зря болела голова!

— Хорошо тебе говорить, а мне в любом случае потом туда идти.

— Зачем ещё? — спросила Рыска. — Переночуйте в общежитии. Тут же есть комнаты для наставников. Хотите, у меня оставайтесь, я на полу посплю.

— Благодарю, но нас тогда неправильно поймут, — усмехнулся Крысолов.

— Пусть понимают, как хотят, — отмахнулась Рыска. — В общем, я сейчас, — сказала она и вышла с ведром в коридор, — лампу пока зажгите, — крикнула она уже оттуда.

*

Рыска встретилась ему в веске с поэтичным названием Калинки.

Путник оказался там совершенно случайно, по дороге из другой вески, куда ездил по вызову. Честно говоря, назвался в поездку сам, желая немного отдохнуть от адептов, да не рассчитал немного с погодой.

В тот год стояла на диво противная весна: время близилось уже к началу лета, а заморозки по ночам никак не отступали, не давая весчанам начать толком полевые работы. По утрам трава была вся седая от инея, лужи замерзали по краям, а поля стояли либо голые, либо с побитыми морозом посевами. А вот дождь с завидной регулярностью лил ежедневно, иногда по пять лучин кряду.

Дорога от Калинок до Ринстана шла по лесу и по болотам, естественно, в такую погоду была сильно размыта, и Крысолов решил не лезть на ночь глядя к Сашию на кулички и остаться в веске. Правда, кормильни там не было, и ему пришлось стучаться в крайнюю избу.

— Нет, господин путник, — развел руками хозяин. — У меня места мало!

— Я заплачу, — пообещал Крысолов.

— За что? За кусок голого пола шириной в три ладони? У меня десять детей, самим деваться некуда.

— Пусти хоть на сеновал! — взмолился путник. — Замерзну же к Сашию! — он и в самом деле за день вымок под дождем, продрог, устал и проголодался. Всё, о чем мечталось — это сесть у огня и поесть.

— А разница в чем? — усмехнулся мужик. — Там сена уже почти не осталось, а холодина такая же, как на улице. Хотите — ночуйте бесплатно.

— Подожди, балбес! — раздался из глубины избы зычный голос, и щуплого мужичка отодвинула в сторону крупная баба с половником в правой руке. — Давайте я вас, господин путник, к подруге своей, Ульфине отведу. Они с племянницей вдвоём живут, дом у них большой, три горницы, пожрать всегда есть, правда, племяшка её родила месяц назад. Дитё вроде спокойное, но может и заорать. Потерпите? Да ещё: идти на другой конец вески.

Крысолов оглянулся на небо. Тучи к вечеру разошлись, ветер стих. Капать, конечно, перестало. Но, судя по сиянию вокруг луны, мороз ночью снова ожидался. Да и дар против ночевки в доме неизвестной женщины не возражал, даже наоборот.

— Двор у них, опять же, большой, — продолжала баба, — сараи всякие… Зверюге вашей куда теплее, чем под небом.

— Ну, ведите, — согласился путник. — Только вот ещё что: нет ли у вас вина либо самогона какого? Я бы купил. Согреться надо срочно.

— О, на этот счет не беспокойтесь, господин путник! Ульфинкиным самогоном вся веска поится — никак не напьется. И мой балбес тоже! — погрозила она половником вглубь избы. — Так пойдёте?

— А куда ж деваться?

— Ну, тогда, пошли, — тётка шмыгнула в дом и вышла оттуда уже в тулупе поверх платья. — Холодно, хуже чем зимой, честное слово! — пояснила она, и Крысолова в очередной раз пробрал озноб.

— А как же вы назад пойдёте? — превозмогая дрожь, спросил он. — Муж вас не встретит? А то мало ли что…

— Да пусть кто попробует! — женщина воинственно потрясла половником, и Крысолов уверился, что и жизнь её, и честь в полной безопасности.

— А у девушки есть муж? — спохватился мужчина по дороге. — А то явится среди ночи. Кто знает, как отреагирует…

— Какой муж? — гоготнула баба, радуясь возможности посплетничать. — Шалава она саврянская! Да ещё и ведьма! Как глянет глазами своими — душа в пятки уходит. Дитё неизвестно от кого родила. Приехала в конце того лета на трехцветной корове, да и зимовать осталась. Зимой пузо раздуло, а по весне родила. Пацан — вылитый саврянин, хоть сама и черная.

— А говорите — саврянка, — уцепился за неточность Крысолов.

— Не, только глаза, — поправилась баба. — Говорят, мать её в войну от саврянина прижила, так вот и она, кажись, тоже самое сделала, потому как с севера приехала.

— А ведьма почему? — перебил путник. От нечего делать, он развлекался разговором, стараясь не засмеяться.

— Как почему? — тётка аж остановилась. — Саврянки ж все подчистую ведьмы! Как такое можно не знать?

— А, ну да, — серьёзно кивнул Крысолов.

Бабу понесло дальше по кочкам сплетен, да так, что у него чуть голова за пол-лучины не распухла.

— Во, пришли, — наконец, сказала она.

Дом стоял на берегу озера, отражаясь в воде при яркой луне. Красиво было — не описать словами. Он аж про холод позабыл!

Тётка толкнула калитку, просеменила через двор, без стука отворила дверь. Из дома на замерзшего вконец путника пахнуло теплом и чем-то вкусным, намного вкуснее, чем в городских кормильнях.

— Уля! — позвала провожатая.

— Чего тебе? — раздалось изнутри.

— Пусти мужика на постой. Ко мне просился, да некуда, сама знаешь. Он со зверюгой и замёрз в сосульку.

— Путник, что ли?

— Он самый.

— Три сребра заплатит — пущу, — не продешевила хозяйка дома.

— Заплачу! — пообещал Крысолов. — Только пустите!

На пороге появилась строгая сухопарая женщина в длинном белом платье и переднике с уже невыводимыми пятнами.

— Тогда милости прошу, господин путник, – произнесла она с достоинством. — Стол, постель в отдельной горнице, баня только истоплена, нетопыря вон в тот сарай сейчас определим. Захотите — завтра оставайтесь, передохните, — она на миг встретилась с мужчиной глазами, сдержанно улыбнувшись. – Хмельного могу предложить.

— И всё за три сребра? — удивился путник. В весках он останавливался редко, а в городских кормильнях драли порой втрое за грязную клетушку и помои вместо ужина.

— Ну да, — кивнула женщина. — Только имейте ввиду: в доме ребёнок, месячный. Так что в доме не курить, не шуметь, если на двор пойдете — дверь за собой закрывать.

— На всё согласен! Только пустите к огню! — он и так замёрз, а ощутив малую толику тепла, просто затрясся.

Три лучины спустя, когда нетопырь, накормленный прошлогодними тыквами, отдыхал в сарае, за надежным засовом, а сам путник, напарившийся в бане, и его хвостатый друг, согрелись, хозяйка, накрыв на стол, вежливо пригласила постояльца отужинать. Настроение у Крысолова стало просто прекрасным. Надо же, как неожиданно повезло! Такие райские условия всего за три сребра! И хозяйка, хоть и немолодая, но милая и приветливая, всё время улыбается, с порога пару стопок рябиновой настойки поднесла, на корню убив начинающуюся хворь. Надо бы её отблагодарить как-то по-особенному…

Когда мужчина нацелился ложкой на горячие щи, госпожа Ульфина приоткрыла дверь в соседнюю комнату и заглянула туда.

— Спит? — спросила она шёпотом. — Иди ужинать. Я тебе дам, не хочу! Стесняется, — пояснила она гостю, снова улыбнувшись. Расслабившись в тепле, слегка захмелев, он тоже улыбнулся, найдя её почти красавицей. И, решив уже было скрасить одинокой женщине ночь, принялся за еду.

Но когда из соседней комнаты вышла девушка, он замер с ложкой во рту.

— О, помилуй меня, Хольга! — прошептала она, прижав ладони к щекам.

— Рыска? Ты? Но как? — опешил Крысолов.

— Вы знакомы? — удивилась женщина.

С него вмиг слетел весь хмель.

— Как ты сюда попала? — обалдело спросил путник. Он был не то что удивлён — шокирован! Но ведь он был уверен, что Альк… Вот это поворот! Сплетни и увиденное сложились в прозорливом уме, и всё стало понятно.