– Я так понимаю, это означает «да»?

Наденька судорожно кивнула.

Руднев с облегчением выдохнул и аккуратно надел ей на палец кольцо, которое – кто бы сомневался! – пришлось ей абсолютно впору. Почтительно целуя руку невесты, Андрей Константинович покосился на Панарина. Женечка глядел на него так, будто такое чудо видел впервые. Настроение у господина адвоката сразу же заметно улучшилось. Он заказал шампанского. Тут же – очень кстати – подоспел посыльный с цветами.

Скептически хмыкнув, Панарин молча отсалютовал им бокалом и залпом выпил шипучий напиток. Руднев невозмутимо положил свою руку на запястье будущей супруги и уверенно погладил его пальцем. Как не странно, Наденька сразу успокоилась и даже робко улыбнулась Андрею Константиновичу.

Панарин же, полюбовавшись на них несколько мгновений, вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и написал несколько слов на салфетке. Руднев с интересом взглянул на записку и позеленел от злости. Малоразборчивым «медицинским» почерком на мягкой бумаге было нацарапано: «Ключ она не отдаст даже родной маме. А уж тебе и подавно. Я позаботился об этом. Хочешь проверить?».

– Не вздумайте опоздать завтра на работу, – сухо обронил Андрей Константинович, захлопывая дверцу автомобиля.

Наденька, прижимая к груди букет, испуганно кивнула. Такси тронулось с места и, набирая скорость, быстро скрылось из виду. Руднев проводил машину взглядом, медленно развернулся и – как же можно было упустить, что, подсадив Наденьку в машину, трость он снова взял в левую руку! – с разворота ударил Панарина кулаком в челюсть.

Женечка живописно отлетел, спиной врезался в стоящий позади форд, и только благодаря этому, удержался на ногах. Руднев подскочил к нему, сгрёб свободной рукой за отворот пиджака и, зловеще нависая над ним, яростно зашипел:

– Ты решил, что я делаю это из-за твоего дурацкого ключа? Ур-род… Я тебя по асфальту размажу, сволочь. Хотя, может, и не стоит руки марать… Мне ведь даже фотография твоя не понадобится, чтобы напомнить тебе, на что я способен в гневе!..

Панарин сначала изумлённо хлопал глазами, но очень быстро взгляд его просветлел, зубы оскалились в широкой улыбке, он обхватил Руднева руками и, спрятав лицо у него на груди, самозабвенно захохотал. Руднев занервничал и дёрнулся, пытаясь освободиться. Но Женечка держал его крепко и, пока не отсмеялся, не отпустил.

– Прости, Руди. Прости, – искренне умолял он, прижав руки к сердцу, когда, шипя, словно разъярённый кот, Руднев вырвался, наконец, из его объятий. – Ты же знаешь, как меня заносит! Я ничего такого не хотел – честное слово!

– Если бы я лично не убедился много раз, что у тебя мозги набекрень, не поверил бы ни единому твоему слову! – судорожно поправляя одежду, процедил Руднев сквозь зубы.

– Не думал, что банальная галантность по отношению к даме с моей стороны так сильно тебя расстроит, – хмыкнул Панарин.

– В твоём исполнении галантность выглядит крайне непристойно! – сверкнул глазами Руднев. – Запомни на будущее: мне не понравилось, как ты на неё смотрел. И как ты её лапал!..

Панарин снова уткнулся лицом в рудневский пиджак и затрясся от смеха.

– Отцепись от меня! – возмущённо пробормотал тот, не делая, впрочем, больше попыток оттолкнуть приятеля.

– Ох, Руди! – насмешливо протянул Панарин, устраиваясь головой на его плече. – Хорошо, что ты перстни свои забыл обратно надеть. А то остался бы я сейчас без зубов…

– Извини, – неожиданно смутился Руднев. – Не подумал даже. Пойдём, погуляем? Здесь до моего дома, в принципе, недалеко…

====== Глава 68. Он не злой. Он заботливый... ======

– Если б ты знал, как меня ломало, – с чувством рассказывал Панарин, медленно шагая в ногу с Рудневым. По мокрому асфальту перед ними разбегались белые искры от фар проезжающих мимо автомобилей. В мелких лужицах неподвижно стоял холодный электрический свет фонарей. Деревья замерли вдоль дороги, мерцая во тьме влажными листьями.

– Если бы не этот старичок, я бы, наверное, с ума сошёл. А когда он умер, я оттуда ушёл. По-настоящему близких отношений у меня больше ни с кем и не сложилось. Даже духовник был – так, формально… Они все косились на меня, как на сумасшедшего. Ну как же! Они ничего не видят, ничего не слышат – значит, я в прелести! Понимаешь, да? А уж лечить! Ишь, куда замахнулся – только святые лечат, старцы. Смиряйся и заикаться об этом не смей… Да я и готов был смириться. Понимаешь, я всё готов был сделать: даром получил – чего ж цепляться. Но я не хочу лгать! Я знаю, как устроен человек. Я знаю, как устроен мир. Не с чьего-то голоса. И моё знание их вере никак не противоречит. Это, в конце концов, и моя вера тоже! Одно утешает: это только здесь, на земле они присвоили себе право судить о том, в чём ни бельмеса не смыслят…

– А этот старичок – привратник, да? – у него своё ясновидение было? – размеренно постукивая тростью, вставил словечко Руднев. Он слушал друга, нахмурившись, и видно было, что этот рассказ производит на него тяжёлое впечатление.

– Могу только догадываться. Я запретил себе к нему в душу лезть. Хотя – дураком надо быть, чтобы не понять. Когда он ласково и ненавязчиво говорит этому дуболому: «Не ходи, брат Афанасий, сегодня за ворота» и брата Афанасия сразу за воротами насмерть сбивает машина… Он мне здорово помог. На своём примере показал, что такое смирение и какую оно даёт силу. Если бы я встретился с ним раньше – до того, как в монастырь попал – я бы совсем иначе себя там вёл. На стенку бы не лез – это точно. Ни полслова бы не сказал никому. Потому что от меня не требуется никому ничего доказывать. Это – не моё дело. «Над собой работай» – он мне говорил. – «Кого к тебе приведут, тому и поможешь. Спасись сам – и вокруг тебя спасутся тысячи»… Но это я сейчас понимаю, что они просто люди. И неплохие, между прочим люди. И не надо требовать от них ничего. Просто любить. Жалеть. А всё остальное – приложится…

– Ты мазохист, Жень, – помолчав, подытожил Руднев. – Мне тебя никогда не понять…

– Надеюсь, что это не так, – тихо ответил Панарин.

До рудневского дома они дошли в молчании.

– Может, останешься сегодня у меня? – с укором спросил Андрей Константинович.

Панарин поёжился.

– У тебя там…

– Что? – мрачно поинтересовался Руднев.

– Да так. Ничего. А можно, я тогда напьюсь? – с тоской спросил он.

– Под моим присмотром, пожалуй, можно. – Руднев окинул его оценивающим взглядом.

– Не-ет, – тихо засмеялся вдруг Панарин. – Расслабься. Пить я не стану.

– Отчего такая внезапная перемена? – с иронией глянул на него господин адвокат.

– Отец Арсений не велит. Головой качает. Осуждающе.

– Так он за тобой присматривает?

Панарин кивнул:

– И помогает.

– А на контакты со мной как он смотрит? – ревниво поинтересовался Руднев.

– Как на неизбежное зло, – захохотал Женечка. – Да шучу я, шучу!

– Да я уже и сам догадался, – недовольно прищурился Андрей Константинович. – Меня он, наверняка, тоже жалеет.

– Точно, Рудичка. Жалеет. Прямо до слёз. – Панарин снова полез обниматься. – Ты же такой бедненький, такой несчастненький – без слёз не взглянешь!

– Уймись, чучело! – благодушно усмехнулся Руднев, отечески похлопывая его по спине. – Нас с тобой могут неправильно понять.

– А когда нас с тобой правильно понимали? Пора бы уже привыкнуть, – философски заметил Панарин.

Облака над их головами внезапно разошлись и на них глянули сверху умытые ясные звёзды, и оба они, как по команде, уставились на небо. Руднев первый судорожно сглотнул и тряхнул головой:

– Ты… тоже видишь?

– Ага, – зачарованно подтвердил Женечка.

– Ты… понял что-нибудь?

– Не-а… Я думаю, это специально для тебя было. Ты же у нас – астролог.

– Пойдём. Нам надо поговорить. – И Андрей Константинович решительно потянул друга к подъезду.

– А ведь я тебе поверил, – не отрывая взгляд от ноутбука, обронил Руднев.