На ауру не похоже, не бывает аур такого цвета. И никак не определить, живое оно или нет.

Эллина пребывала в замешательстве и решила не искушать судьбу, сейчас же наняв экипаж, когда почувствовала, как частички в воздухе сгущаются, а свечение – накаляется. Будто пламя перед взрывом.

– Дура, идиотка, нужно было брать накопитель!

Гоэта стремительно отпрянула в сторону, пытаясь покинуть границы, подвластные огненному недвижному мареву. Открыла глаза, лихорадочно огляделась, кожей ощущая опасность. Вроде Яшмовая улица все та же. Вон припозднившаяся парочка целуется на крыльце, вон возница недоверчиво рассматривает совершающую странные телодвижения гоэту. Наверное, принял ее за припадочную. Только что-то не так. Совсем не так.

Частички! Они оседают на кожу, оставляя мимолетные искринки, будто снежинки, очень нежные, мягкие, приглушенные, и вызывают… От них клонит в сон! Это что-то усыпляет, вызывает оцепенение, даря такое сладостное ощущение внутри.

Бежать, бежать без оглядки!

Эллина решительно двинулась в сторону экипажа, отчаянно борясь с желанием остановиться, замереть, поддаться.

Внезапно все кончилось.

Концентрация частичек стремительно уменьшалась, структура их разрушалась.

Оранжевое марево потухло, не оставив и следа. С такой скоростью не испаряется даже аура покойника. Была – и тут же исчезла.

Где-то рядом протяжно завыла собака. Совсем как в том лесу, в Рамите, в котором она обнаружила Ханну.

Пока гоэта разбиралась со своими ощущениями, экипаж успели перехватить: на нем уехал молодой человек, тот самый, который целовал девушку. Другой повозки не было видно, и Эллина пожалела, что отговорила Гланера проводить ее до дома.

Впрочем, места знакомые, кинжал под рукой. Если держаться освещенных улиц, присматриваться к сгущающимся теням, ничего не случится.

Двадцать минут… Если поторопиться, она и в четверть часа уложится.

Заверив себя, что ей все привиделось и ничего дурного не произойдет, Эллина смело свернула на перпендикулярную улицу, которая должна была вывести к Тополиному проезду, а от него до родной Тенистой улицы рукой подать. И обо что-то споткнулась.

Затеплив магический светляк, гоэта наклонилась, чтобы рассмотреть препятствие, и тут же в волнении погасила лишний источник света. Хорошо, что успела закрыть рот рукой, а то бы вскрикнула от неожиданности и испуга.

Она была еще теплой. Но уже мертвой. И лишенной ауры. Начисто. Девушка примерно лет двадцати, может, немного старше. Рот приоткрыт, глаза – стеклянные, взгляд – бессмысленный. Он абсолютно ничего не выражал, вступая в противоречия с законами насильственной смерти.

Снова осторожно сотворив светляк, предварительно убедившись, что улица пуста, гоэта бегло осмотрела покойную.

Как ее убили – загадка. На теле не было ранений, на шее – следов удушения, на коже – кровоподтеков и синяков. Магией? Но это нелепо, все равно что-то останется, да и зачем тратить силы на какую-то простолюдинку?

Какой, вообще, смысл ее убивать? Это не ограбление – кошелек и сережки не тронуты.

Изнасилование?

Поморщившись, Эллина задрала погибшей подол. Белье старое, но целое. И на месте.

Ханна! Ханна умерла абсолютно так же.

И со смертью обеих девушек как-то связано нечто с оранжевым свечением.

Эллина опрометью бросилась прочь. На перекрестке ей посчастливилось встретить извозчика, трусившего домой после долгого трудового дня. Гоэта остановила его и, не став торговаться, назвала свой адрес. Хватит с нее на сегодня ночных прогулок!

Проснувшись, Эллина поняла, что поступила не слишком мудро. Не стоило прикасаться к трупу. Ушла, наследила, не заявила о своей страшной находке. Положим, последнее можно еще исправить, но жутко не хотелось идти на ближайший гарнизонный пост: гоэта не сомневалась, что честь «первооткрывателя» убитой девушки уже кто-то присвоил. А это означало, что к Эллине возникнет куча вопросов. Так что можно сразу отправляться в Следственное управление. Только к кому там она пойдет, откуда ей знать, кто ведет дело?

И на допрос снова не хотелось – памятен был тот, ночной. В том, что его проводил настоящий следователь, гоэта не сомневалась: у них специфическая манера ведения разговора и особое умение не проявлять эмоций. И маски. Гоэта раньше думала, что это выдумки, но недавно сама убедилась, что они их надевают – дополнительная мера воздействия.

Но вроде бы свидетелей допрашивают открыто…

Значит, она для них не свидетель. Значит, они сомневаются. Поэтому и речи быть не может, чтобы признаться, что гоэта была на месте преступления в минувшую злополучную ночь.

А, может, та девушка сама умерла? От испуга, например.

Свечение же могло Эллине привидеться. Нервное перенапряжение, обилие сложной работы, переезды, постоянное использование накопителей, выпивка – все это не лучшим образом сказывается на состоянии разума. Возможно, ничего и не было, просто труп. Никакого нечто в воздухе.

Убаюкивая себя подобными мыслями, гоэта спокойно позавтракала и позволила себе поваляться на диванчике в гостиной.

Идти в «Белую мышку» не было никакого желания, да и поздно уже, если и приходили потенциальные заказчики, то всех хороших разобрали. А она не в форме: ленится, зевает, совершенно не настроена драться за лишнюю монету. Ничего, полежит немного и примется за перевод: там всего три странички осталось. Вечером можно будет занести заказчику и получить свое вознаграждение.

Но воспоминание об оранжевом мареве и размышления о его природе не давали покоя. В конце концов, гоэта решила быстро закончить с переводом и заглянуть в библиотеку. Надежды, что там отыщется что-то магическое, разумеется, не было: подобные вещи в открытом доступе даже в училище не хранились, исключительно под замком, в укромном месте, и выдавались под расписку. За подписью преподавателя, что разрешает взять для таких-то целей. А вот подобные случаи в Тордехеше могли происходить и раньше. И их могли расследовать, и, более того, определить виновника.

Как низшего мага ее должны были беспрепятственно допустить в Летописный зал, где хранились разбитые по годам подборки по разным вопросам. Только вот не хотелось тратить два медяка за вход в библиотеку – знания, увы, не бесплатны. Но хотя бы более-менее доступны, раз не серебряную монету берут.

Поборов лень, Эллина поднялась наверх, в кабинет – комнату, заваленную всяким хламом, пригодным для работы, и водрузилась за стол, на котором, диссонируя с окружающей обстановкой, были аккуратно разложены листы переводимого документа и собственно сам перевод.

К обеденному времени закончила: пришлось повозиться с последней страницей, полазать по словарям – увы, собственных знаний не хватало.

Оценив свое детище, выведенное ровным убористым почерком, без единой помарки, Эллина промокнула листы и осторожно перевязала ленточкой результаты работы.

Оригинал заказчика был с теми же мерами предосторожности приведен в первоначальный вид, то есть заново переплетен.

Гоэта давно научилась ради удобства расшивать документы, не нарушая целостность печати. Небольшая ловкость рук – и никто не догадается, что нить не из конторы нотариуса.

Положив в сумку оба свитка, прихватив несколько листов чистой бумаги и яблоко с кухни (после пира Анабель и позднего завтрака есть еще не хотелось, а перекусить – возможно), Эллина вышла на улицу.

День был погожий, даром что осенний, безветренный, так что она решила прогуляться до библиотеки пешком. На обратном пути наймет извозчика.

– Эй, Лина, – окликнул ее знакомый гоэт, живший в одном с ней квартале: тоже сумел хотя бы временно устроиться в жизни, не всем так везло, – ты уже слышала?

– О чем? – Эллина непроизвольно насторожилась.

– Да все наши шепчутся, утверждают, главная тема для разговоров среди магов. Парочка даже к нам нос сунула, посмотреть, принюхаться – это ведь неподалеку от нас произошло. Девчонку высосали.

Гоэта побледнела и прислонилась спиной к забору.