Вернувшись домой, Ран застал отца в глубоком опьянении, но не стал трогать его, знал, что не любит этого. Взобравшись на родовой рунбран, он прислонился к нему и закрыл глаза. Внутри него был холод, и мелко дрожала какая-то струнка. Губы пересохли, а во рту стоял горький привкус страха.

– М-м-м, – замычал отец.

– Поднимайся… поднимайся… – приговаривала мать, отрывая его от скамьи. Она увела его в дом.

Солнце скрылось за деревьями и на Теплое местечко стремительно опустились сумерки, а за ними пришла ночь. Вдалеке, на Топотном лугу слышалась музыка и звонкий девичий смех. Там танцевали.

Рану хотелось плакать. Он не знал, сколько прошло времени, но вдруг дверь в доме открылась, из нее выбежал отец и побежал прочь. Юноша свесился с ветки и в изумлении смотрел за тем, как фигура отца, шатаясь и тяжело дыша, неслась со всех ног прочь от дома.

Юноша спустился с дерева и осторожно вошел в дом. Внутри было темно. Слышалось мерное сопение Сате и матери. Они все еще спали вместе. Осторожно прикрыв дверь, Ран побежал за отцом.

Память холкуна сохранила силуэт отца, бегущего по тропинке, уходящей к Черному рунбрану. Юноша мчался по ней во весь дух, и еле успел отскочить в сторону, когда ему навстречу выскочил Повоз. Он бежал обратно с закрытыми глазами.

Ран уставился ему вслед и побрел обратно. Этой ночью он так и не сомкнул глаз. Сон сморил его лишь на рассвете.

Когда он проснулся, дом был пуст. Даже Сате не было слышно, хотя обычно он постоянно бормотал себе под нос слова, выдумывая новую небылицу, или возился на кухне, подле матери.

Похолодев от ужаса, Ран вышел вон и увидел Бора, который, как и всегда, лежал под рунбраном и дудел писклявую мелодию.

– Где матушка, Бор?

Продолжая дудеть, брат махнул рукой в сторону.

Вдруг, Раном овладела такая ярость, что он подбежал к Бору и набросился на него.

– Ты чего? – опешил тот, ища глазами вылетевшую от наскока брата дудочку.

– Скажи по-олюдски, куда все делись. Чего дудишь… я не понимаю…

– Чего драться-то? Спросил бы так… я бы сказал…

Ран начал остывать, и неуклюже потрепал братца за чуб.

– Прости, Бор, спал я плохо, оттого…

– А-а! Я и гляжу, сивый какой-то ты…

– Скажи, где все?

– Батюшка, как проснулся, так и сказал матушке, что в Фийоларг поедет, да ее с собой возьмет. Еще… что купит ей там… платьев, да еще чего… и нам привезет. Матушка Сате подхватила и уехали они поутру. Ты спал, а я уж нет. А Ира нет еще, – зачем-то добавил он.

Ран отпрянул назад – только тут ощутил, как вся спина его покрылась вязкими капельками холодного пота – сел рядом с Бором и закрыл лицо руками.

– Нехорошо тебе, что ли? – спросил тот.

– Нет… хорошо… я пойду… – Ран поднялся и пошел прочь.

Отец вернулся домой через несколько дней. Окрестные пасмасы ахнули, когда увидели новехонькую телегу и громадного тяглового красавца-коня, который был впряжен в нее. На телеге, среди кучи барахла, восседала счастливая Теллита. Она махала рукой кумушкам в окнах и раздаривала улыбки и благие пожелания.

– Ну, сыны, – сполз с телеги раскрасневшийся Повоз, – скучали, али нет?

– Скучали, батюшка, – бросился к нему Бор. Он еще мог проявлять сыновьи чувства.

Ир и Ран стояли подле и улыбались.

– Привез я каждому, что по душе, – с хитрецой посмотрев на сыновей, сказал отец. – Гляди, Бор, – отец достал из повозки настоящую флейту, конублские сапожки и широкий ремень.

Бор остолбенел. Вот уже много лет он мечтал обо всех этих вещах, но и не помышлял даже получить их все сразу.

– Я тебе еще рубаху прикупила, – заговорила мать. – Теперь красивше всех будешь, только не изваляй ее со своими утями.

– Тебе Ир… вот, гляди. – В руках у отца оказался меч в ножнах. Он был небольшим, но это был настоящий боевой меч. Ир покраснел, выпучил глаза и дрожавшими руками принял подарок. – Тебе, Ран… ты чего это? Ран? – Отец с удивлением посмотрел на бледного как полотно сына.

У Рана все плыло перед глазами. Он видел в руках отца четыре свитка в дорогой шкатулке и письменный набор. Все это стоило немалых денег. Ран был слишком умен и памятлив, чтобы не понять…

– Ран?

– Ему чего-то с утра, как вы уехали, нехорошо, – сказал Бор.

– Ран, ты слышишь меня?

– Да, отец, да…

– Прими себе…

– Спасибо, отец.

– Ну, – хохотнул Повоз, – всем раздарил, да и себя не обидел. Вот, помощничка купил себе. – Он хлопнул рукой по шее коня.

Ран плохо помнил, как родители прошли в дом, как был составлен богатый стол, как все ели и пили, а после пели. Как проникли в их дом несколько окрестных кумушек и заливались разноголосым смехом, как толпилась под окнами окрестная детвора.

Юноша очнулся глубокой ночью. Его бил озноб. Вскочив с кровати, он выбежал из дома и, что было сил, припустился бежать к Сестринской заводи, так он прозвал про себя Межкамышье.

Добежав до места, Ран остановился и в отчаянии оглядывался по сторонам. Он не помнил, какой дорогой идти к дому колдуньи.

Вдруг, послышался топот ножек. Ран спрятался в камышах. К Сестринской заводи выбежала женщина. Задыхаясь, она остановилась и стала оглядываться. После, девушка начала ходить взад и вперед у заводи, заламывая руки и с тревогой оглядываясь по сторонам.

– Эйса? – окликнул ее Ран.

– Ран? Это Миса.

– Миса, ты как здесь?

– Ты позвал меня… во сне… О, боги, Ран, я подумала, что плохое уже случилось.

– Нет, но скоро должно. Веди меня к матушке.

Они бросились бежать к домику хласиты. В его окнах горел свет, а дверь была раскрыта. В дверях стояла сама колдунья, подле нее сидели заспанные сестры Мисы.

– Я вот… матушка… я привела…

– Весь дом перебудила, – буркнула Тиса и зевнула.

– Помолчи, Тиса, она правильно сделала. Ран, ты что-то увидел?

– Да, Людис.

– Говори же. При них говори, теперь уж и им можно знать.

– Отец… как от вас вернулся я, то увидел, как отец мой из дома убег. Он убежал куда-то в лес. А после вернулся и спать лег. А до того, упился он и еле на ногах стоял, а тут убег… да резво так, что я не смог догнать…

– Дальше чего?

– Поутру же он уехал с матушкой в ларг… в Фийоларг, а когда вернулся, то привез нам всем подарки дорогие. Не то, чтобы я… Людиса, он никогда бы такие подарки не купил нам… не такой он… бережливый… а тут даже и коня купил… хороша была у нас кобыла… а он коня… не такой…

– Погоди. – Колдунья задумалась. – Необычные ли подарки?

– Нет. Обычные. Но дорогие. Не сделал бы он такие, кабы в своем уме был… Бору подарил сразу три…

– Престранно, – согласилась колдунья. – А ну-ка, веди меня до дома своего. А вы, непоседы, спать ложитесь. И ты, Миса… Нет-нет-нет, ты будешь спать. Ничего с ним не произойдет без тебя… – Людис и Ран вышли из дома. Внезапно, колдунья застонала. – Не отпускает меня одну. Погоди здесь. – Она мгновенно исчезла, и появилась через некоторое время, неся в руках каменного истукана. В этот раз присутствие Двадеда придало Рану уверенности.

Все трое направились в деревеньку.

Ран огляделся. Никого не было видно. На Топотном лугу, как и всегда, играла музыка, и шумели пасмасы. Перебежав через дорогу, Ран спрятался в тени дерева. Колдунья последовала за ним, но вдруг, словно бы натолкнулась на стену, и отлетела обратно. Холкун бросился к ней и поднял хлатису на ноги. Она потрогала себе шею и грудь.

– Подними Двадеда, Ран, – приказала она. Когда он сделал это, она зачем-то ухватила сзади его за плечи и осторожно повела через дорогу.

Тяжелый камень давил на руки юноши, но на дороге он вдруг ударил его в грудь и отбросил и холкуна, и колдунью на обочину. Ран закашлялся от удара.

Людиса подняла истукана, обняла его и зашептала заклинание. Когда она открыла глаза, то, вместо зелено-серых на Рана взглянули иссине-черные, бездонные дыры. Выставив Двадеда перед собой, она вышла на дорогу и пошла не через нее, а вдоль нее. Камень гудел в ее руках.