– Не время сейчас, – прохрипел тот. – Не трать сил на болтовню.

– Силы у меня есть. Кто бы это мог быть?

– Нет среди нас предателей, – проговорил Унки. – Мы первые ушли из долины после снега. Никто раньше нас не вышел. Как же узнали они?

– То-то и оно, – многозначительно протянул Лоден.

– Я слыхал от дядьки своего, что через птиц общаются, – заговорил молчавший до того брезд, имени которого людомар не знал.

– Давно такое есть, – подхватил Лоден. – Только птицу тяжко сокрыть.

– Нет среди нас предателей, – настойчиво повторил Унки.

– Тихо! – прервал их Сын Прыгуна. Все тут же затихли и остановились.

До слуха людомара донеслись мягкие шаги больших лап, которые приближались к отряду. Они подходили полумесяцем сзади с намерением напасть сразу с трех сторон. Уши охотника поднялись над затылком. Он вслушивался в полную силу. Его слух уловил даже легкое поскребывание, с которым когти лап касались земли. Вот шкура, жесткая и короткая, подобно щетине протренькала своими волосками по ветке.

– Здесь есть высокие деревья? – спросил он.

– На той стороне другого холма начинается лес, – сказал Рыбак, – он…

– Бежим, – прервал его Сын Прыгуна и подхватив холкуна с рук запыхавшегося Кломма, бросился вперед.

Кломм подбежал к Гедагту, подхватил его с другой стороны, и троица брездов устремилась вперед.

– Беги позади них, – прошептал Нагдину охотник. – Я уже знаю, где лес. Я чувствую его.

– Кто это? – спросил тот.

– Я не знаю. Ветер дует на них.

– Что ты услышал?

– Большие и мягкие шаги…

Рыбак побледнел, но остановился, пропуская вперед всех остальных. Дрожащими руками он стал накладывать стрелу на тетиву.

Неожиданно пространство сотряслось от одиночного рыка.

– Гиры, – икнул Рыбак. Ветер переменился и людомар услышал запах испуга Нагдина перемешивавшийся с густым запахом гирских шкур. До него впервые долетал подобный запах. Это были новые животные, которые никогда не встречались ему на Синих равнинах и в Чернолесье.

Тропинки между деревьями не было, но людомар несся вперед, скользя между стволами древокустов, точно зная, где искать лес. Его спасительный запах доносился из-за холма. Путь был не близкий и где-то далеко внутри охотник понимал, что им не избежать схватки с гирами. По крайней мере, ему не избежать.

Начался склон, поэтому бежать стало легче.

Вдруг позади себя Сын Прыгуна услышал треск деревьев, жалобные стоны придавливаемых кустов вперемежку с ругательствами и хрипом. Три брезда дружно кубарем катились вниз. Неизвестно было, кто из них поскользнулся или споткнулся. Один неловкий утянул с собой всех.

Холкун и пасмас остановили их падение, подняли на ноги и толкали вперед. Дезориентированные и ошалевшие от стольких тягот, наваливших на них в столь короткий срок, брезды без сопротивления поддавались им.

Уже совсем близко раздался рык. Ему ответствовали еще три рыка.

Итак, хищников не менее четырех.

Людомар хотел было передать Бохта Кломму, но разглядел в ноги и услышал, что все его лицо в крови, а дыхание сбивчиво и отрывисто. Сын Охотника ускорился и быстро взбежав на начало подошвы следующего холма, осторожно положил на него бесчувственное тело холкуна.

– Унки, – окликнул он другого холкуна. – Здесь его оставлю.

– Да, – захлебываясь от усталости кивнул тот.

– О, боги, спасите!.. – Крик Рыбака разнесся далеко над Холмогорьем.

Людомар бросился к нему на помощь, обходя хищников слева. Вонь, исходившая от них; смрад из смешавшихся запахов крови, экскрементов, истлевшей плоти в зубах и еще неведомо как смешавшихся запахов, – в эту тягучую плотную массу вошел охотник.

Как же жалел он в этот момент, то у него не было людомарской пики, сокрывшей в себе два копья и плевательную трубку! Этого бы хватило, по меньшей мере, на двух зверюг.

Но у него были лишь два коротких меча, два небольших кинжала и четыре метательных ножа. Каждый подразумевал близкое сближение. Драться в зарослях было очень опасно, поэтому охотник надеялся только на внезапность и на то, что Нагдин сможет отвлечь внимание всех хищников сразу.

Рыбак справлялся с этой задачей как нельзя лучше. Окончательно потеряв самообладание, он орал что было сил, призывая к себе друзей, собратьев, богов, предков, обильно сдабривая их приход проклятиями и грозными посулами.

Послышался рык с нотками боли. Значит, хотя бы один из хищников ранен стрелой.

Людомар быстро заходил на погоню сзади. Вот он уже напал на их след и шел по нему. Затем он переместился на сторону, откуда почувствовался запах свежей крови. Хищник в нем быстро оживал.

Вскоре он заметил во тьме медленно идущее животное, похожее на приплюснутую с боков собаку с небольшим горбом на спине. Ее голова была огромна и выпирала скулами из-за тонкого тела. В загривке зверя виднелось древко преломленной стрелы, преломленная часть которой болталась, ударяясь о бок животного.

Сын Прыгуна быстро приблизился, вскочил на зверя как на лошадь и молниеносно вогнал в его горло оба меча. Хищник словно бы наткнулся на стену, сел на задние лапы, беззвучно открывая пасть, и повалился на бок.

Округу сотрясло сразу несколько рыков.

– Защищайтесь… не дайте… – Голос Кломма потонул в трубном реве зверюг.

– Раздери меня гром, сколько же их?! – Крик Лодена также потонул в реве.

– Где Маэрх? Маэрх, тесак тебе в печень! – орал не своим голосом Рыбак.

Людомар остановился у кромки зарослей у подошвы холма и наблюдал, как небольшая группа олюдей, брездов и реотва, встав полукругом, что есть сил отбивается от наседающих гиров. Хищников было семь. Они теснили друг друга, расталкивали один другого плечами и устрашали воинов своими рыками.

Отряд орал им в ответ. Все забыли об усталости, о ранах – обо всем на свете. Для них теперь установился только очень узкий мир, их вселенная сузилась до размеров межхолмья, сдавленная с двух сторон древокустами и ограниченная с трех сторон мордами гиров.

Звери не знали, как подступиться к защищавшимся. Они тянули длинные лапы и пытались ранить руки или выбить мечи и топоры. Двое из гиров были уже ранены. Отряд медленно отступал.

Появление людомара осталось незамеченным для всех. Оба хищника очень удивились, когда их с силой дернули за хвосты и подрезали жилы задних ног. Охотник успел поранить еще троих прежде, чем был замечен и своими, и хищниками.

– Маэрх, – весело вскричал Лоден и улыбнулся во всю ширь оцарапанного лица.

Обернулись на коварного врага и гиры. Один из них, самый крупный, без промедления бросился на него, но не долетел, ибо был сбит стрелой Рыбака. Людомар, между тем, кубарем откатился в сторону и тут же метнул в зверя меч. Лезвие меча застряло между ребрами гира у передней лапы.

Не дожидаясь пока вожак стаи придет в себя, Сын Прыгуна бросился на ближайшего хищника. Тот отвлекся на него и тут же получил мощнейший удар топора по спине. Гир взвизгнул, протащил еще несколько шагов свой перерубленный зад и распластался на земле. Оставшийся целым единственный гир сиганул в ближайшие кусты.

Вожак еще пытался поразить всех своим грозным ревом, но когда сразу три громадных топора воткнулись в него, отбросив тело на пару шагов в сторону, тут же затих. Четверо подранков были быстро добиты воинами.

– Он… будет… мстить… – через силу выговорил Нагдин и рухнул наземь от усталости.

Его примеру последовали и другие. Все в отряде, кроме людомара, оказались переранены. До конца ночи, охотник бродил по округе, собирая полезные коренья и травы, которые после подложили под кровавые повязки на ранах.

В путь двинулись лишь поздним утром, содрав шкуру с одного из гиров. Рыбак сказал, что запах зверюги отпугнет лошадей саараров.

Ближе к концу дня голодные оборванные и измазанные в своей и чужой крови они достигли леса, и уже глубокой ночью набрели на овраг в ручьем, бегущим понизу. В начале овражка была искусно сделана небольшая запруда, лежал плоский камень, а нависшая над запрудой с вершины склона оврага трава скрывала вход в жилище Лиара.