Старуха подала наикислейшую бражку. Людомар с трудом выпил ее. Зато пасмасы напирали исключительно на нее и вскоре так напились, что еле шевелили языками.

– А… када…к…када ты его нам аддаш, а? Атдавай… – вдруг обратился к нему один из молодцев за соседним столиком. Он протянул руку к людомару, но получил такой удар дубиной, что побледнел и со стоном отпрянул назад, завалившись на спину.

Старуха испуганно улыбалась. Она отложила дубинку в сторону и раскланялась перед охотником.

Людомар отметил, что лицо ее меняется сто раз за миг, когда она отворачивается от него, но ему в лицо она смотрит с неизменной наисладчайшей улыбкой.

Он вытащил рочиропс и протянул ей.

Старуха схватила кристалл и внезапно побагровела.

– О-о, – проговорил медленно второй пасмас. – Он… а-а-а..атдал… слышь? Атдал… Он… ей…

– Тиха, – не сказала, а выстрелила старуха. Она подскочила и стала метаться по харчевеньке.

– Не упрячи-и-ишь… мы все ра..а-авно найдем… хи-хи. – И парень с довольной ухмылкой посмотрел на людомара. – Прячит она… ат нас… хи!

Лицо старухи исказила такая гримаса, словно тысячи игл вонзились в ее тело. Она расплакалась.

– Найдут, – прохрипела она. – Отнимут… не скрою… Ох! – Она внезапно выпрямилась и медленно оглядела всех вокруг.

– А а-а-ана миня… ударила-а… а-а-на миня, – стал подниматься из-под стола получивший по руке пасмас. – Нельзя миня… бить…

– Ох! – повторила старуха и дернулась. Ее лицо из багрового стало белым, а у рта и вовсе каким-то серым.

– Я тебе сей…сейчас… – Поднялся на ноги пасмас и пошел на старуху, но та вдруг выдохнула и стоймя рухнула на пол. – Че-е эта-а-а… а-ана? – Удивился парень.

– Ты ее убил, – проговорил второй пасмас.

– Я ее? Я не трогал даже! – тут же протрезвел первый.

– Нет, ты ее убил, – поднялся третий.

Взгляды всех их были обращены не на старуху даже, но на кристалл.

– Ана ж… мать мне, – проговорил первый, но получил удар в скулу. – Че-е ты… а? – Он рухнул подле мертвой старухи, которую начали быть конвульсии.

Два бывших друга принялись забивать его ногами. С пола послышались икания, плач, стоны и все стихло. Но не успел первый сделать последний выдох, как спрашивавший людомара пасмас – он был половчее – вытащил нож и ударил второго пасмаса.

– Ах, ты! – вскричал тот и накинулся на него, но получил еще несколько ударов ножом и грузно опустился на пол, обильно опорожняясь.

Людомар в ужасе смотрел на все происходящее.

Оставшийся пасмас наградил каждого из лежавших ударами ножа, схватил кристалл и хотел было бежать, но его повело в сторону, и он упал спиной на стену. Только тут он вспомнил, что убил не всех. Отерев окровавленной рукой лицо и оставив на нем кровяные разводы, он с ненавистью посмотрел на Сына Прыгуна.

Людомар с трудом отходил от увиденного. Даже самый лютый хищник – даже огнезмей или омкан-хуут – не будут убивать вот так, ни с того ни с сего! В их убийствах есть смысл. Пусть малый, но есть! А что сотворил этот… этот!..

Пасмас с ошалелой улыбкой пошел на охотника. Людомар поднялся и вытащил из-за голенищ сапог два меча.

– Рипс, – почти разочарованно произнес молодчик. – Рипс ты… а-а-а! – Он закричал так, словно ему воткнули в спину кинжал и… разрыдался. – Оставь его мне… оставь! – Вдруг он изменился в лице. Оно стало злым. – Не отдам. Не заберешь. Нет-нет-нет! – И снова разрыдался. – Оставь а?

– Сядь, – приказал ему людомар. Его трясло от злости и от желания тут же переломать все кости этому неолюдю.

Плача, парень присел за стол.

– Зачем ты сделал такое?

– Поживи, как я… мы здесь… ты бы сделал. Боги дали тебе сил быть рипсом. Посмотри на меня. Кто меня возьмет? Нож – то, чем я только и умею… – Он положил голову на стол и разрыдался так искренне, что ярость людомара несколько поутихла. Однако решение пришло ему в голову. Он не мог отделаться от него. Оно было навязчиво, сродни указанию свыше, будто бы приказ, который невозможно не исполнить. Охотник сжал зубы.

– Кто такой рипс? – спросил он.

– Ты и есть рипс. У тебя оридонские мечи. – Людомар нахмурился. Его взгляд бегло скользнул по лезвиям мечей. Ничего особенного, они вполне могли быть и холкунскими, и брездскими.

– Как ты это знаешь?

– Они отсвечивают красным. Все знают это. – Паренек перестал плакать и с некоторой опаской оглянулся себе за спину на трупы. До него, так показалось охотнику, стало доходить содеянное. – Да кто ты такой? – почти накинулся он на Сына Прыгуна.

– Я людомар. – Сын Прыгуна стянул тряпку с лица.

Физиономия пасмаса вытянулась. Он смотрел на людомара, как смотрят на чудо или на божество.

– Что такое рипс?

Парень молчал, продолжая глядеть на охотника. Его глаза, казалось, остекленели, тело обмякло и безвольно расползлось по столу.

– Я как в сказке, – проговорил он, и людомар вдруг понял, что перед ним ребенок. Несмотря на сотворенную мерзость перед ним сидел ребенок.

– Рипс, – напомнил охотник.

– Рипсы служат оридонцам. Они из наших, но служат… оридонцам. – Говоря это, юноша почти не шевелил губами.

Удар тяжелой ладони людомара по лицу быстро привел его в чувство.

– За что ты их убил? Что такого в этом рочиропсе?

– Рочиропс… Я их не убивал.

– Я видел.

– Нет, это не я.

– Ты.

Пасмас в который раз с опаской заглянул себе за спину. Когда он повернулся к людомару, на лице его отразился неописуемый ужас и отвращение.

– Я убил их, – пробормотал он. – Зачем?..

– О том и я спрашиваю, – проговорил Сын Прыгуна, отвешивая пасмасу очередную оплеуху. – Выпей. – Он придвинул юноше бражки.

Тот долго фокусировал взгляд на кружке, а потом напал на нее с такой силой, словно не пил всю свою жизнь. Он долго и много пил, пока не достиг состояния, когда оборачиваться за спину стало не страшно.

Людомар вынул из его руки кристалл и поднес к его лицу с вопросом в глазах.

– За него ты получишь все, – проговорил пасмас.

– Что, все?

– Все… все! Что ты хочешь?

– Домой.

– Покажи рочиропс и ты купишь любой дом. Возьмешь любую женщину: пасмаску, брездку, оридонку – любую. Может быть оридонку и нет… Тебе даже приведут дремску, хотя их мало, мне говорили.

– Где другие рочиропсы? Почему мой?

– Их нет. Они были, но их нет… Много зим как нет… много…

– Где они?

– Я не знаю. Она бы сказала, – он безразлично мотнул головой на лежащую старуху, – но я ее прирезал. – Он вдруг залился таким диким хохотом, что людомару не удавалось его успокоить ни оплеухами, ни грозным рыканьем – ничем.

Охотник выволок пасмаса наружу и протащил к ручью. Пара окунаний в воду привели его в чувство.

– Говори мне: почему выход из Немой лощины закрыт; кто его охраняет; что за звери блуждают вдоль реки; что за язык у тех, кто едет на этих зверях… – Сын Прыгуна в неистовстве затряс парня, а после бросил в воду и отошел в сторону, приходя в себя. Новый мир навалился вдруг на него со всех сторон. Его мрачные стороны сдавили голову охотника, словно в тисках.

– Я не знаю.

– Что не знаешь?

– Зверей.

– Они шестилапы.

– А-а, так это кеорхи. Только малые они. Больших там нет.

– Кто запер Немую лощину? Стена. Говори.

– Она там всегда. Я был еще мальцом, когда мы к ней бегали.

Людомар схватился за голову.

– Ты врешь, – закричал он. – Ты все врешь!!!

Пасмас только пожал плечами.

– Кто там стоит… на стене.

– Дыкки… Они большие?

– Да.

– Дыкки. А при них рипсы. Они разные. Если пасмасы, то…

– Что такое деб?

– Плата за все, что… ну, как это сказать. – Пасмас был несказанно озадачен. По всему выходило, что ему задавались вопросы, на которые не отвечают по той причине, что ответ на них очевиден. – Все, что делается для тебя. Ты за это платишь. Это и есть. Вот. – Он спохватился. – Смотри. – И протянул Сыну Прыгуна камешек неправильной формы с клеммой. – Это деб. Он маленький. Он у меня один. А есть поболе. Есть из кристаллов.