И как же ей жилось?
Задавая ожидаемый вопрос самой себе, Эля практически неслышно вздыхает, прижимаясь подбородком к тонкому шарфику и ощущая ещё не выветрившийся запах Бульваровского парфюма. Такой едкий, такой стойкий, такой привычный... Она вспоминает, что чувствовала, когда только переступила порог его дома. Как хотела убежать ещё в самом начале. И как не хотела уходить в конце. Вспоминает их болтовню за бутылкой рома на полу в спальне, двигая уголками губ и снова поднимая глаза на размытый пейзаж. Вспоминает, как подслушивала его разговор с Мироновым, отчего то ликуя, когда Депо уверенно тараторил в трубку что-то про её хорошее поведение и своё нежелание возвращать её блондину. Вспомнился даже момент, когда он вернулся среди ночи, любезно наделяя радиус вокруг себя стойким запахом перегара. Как вломился в душевую, когда она блистала своей наготой под ласкающими тело тёплыми каплями. И как в следующую секунду оказалась прижатой к стене под напором его похоти. Одно резкое движение, её глухой писк... Предусмотрительно раздетый, он грубо раздвинул её ноги, упираясь коленкой в промежность, чуть надавливая, заставая врасплох от своих действий, которые приносили удовольствие уже не только ему. Коленка плавно сменилась пальцами, уже надавливающими на клитор более требовательно, дразня обездвиженную девушку массирующими движениями. “Шире, сука” — шипел он, перебивая напор воды и заставляя брюнетку подчиняться, ещё больше раздвигая дрожащие худые ноги. Женские пальцы инстинктивно впивались в его плечи, а тело продолжало отвечать, пока сквозь туман образованного пара он не увидел её мутные глаза. А в них лишь одно желание: оставаться жертвой. Дыша ей в губы ещё какое-то мгновение, он скользко улыбнулся, отстраняясь и быстро разворачивая девушку к себе спиной. Пальцы вновь нырнули к промежности, проникая внутрь и создавая тяжёлое ощущение где-то внизу живота, образованное поразительной теснотой девчонки. Она даже не поняла, в какой момент с её мокрых губ начали слетать стоны давно позабытого наслаждения. И почему-то чувства были обострены не в тот момент, когда умелые пальцы выполняли своё дело внутри неё, а когда она почувствовала хаотичные поцелуи, оставляемые его губами на её спине. Темп его пальцев нарастал, туман плавным образом коснулся даже сознания, и Эля, не дожидаясь его воли, резко развернулась к нему лицом, притягивая к себе и безжалостно засасывая кожу его шеи, не стесняясь оставлять последствия внезапно нахлынувшей страсти. Ноги будто сами потянулись вперёд, заставляя хозяйку обвить торс быстро подхватившего её шатена и выгнуться под напором желания. И запах этой дикой похоти в этой маленькой душевой не сравнивался ни с едким запахом ментолового геля, ни даже с Артёмовским резким парфюмом, что она так любила вдыхать каждый раз, утыкаясь в его шею во время секса. И когда это она начала искать в половом акте плюсы? Оттягивая её за волосы, Депо смотрит прямо в глаза, будто стараясь уловить малейшую смену в её выражение, когда сокращение мышц терпеть становится не в силах и он полностью наполняет девушку собой, нанося на стены отпечаток эха её вырвавшегося стона. Горячие стенки плоти сжимали член с такой силой, что хотелось зарычать, впиться до кровавых меток в её спину, вдалбливаясь в податливое тело разом за разом. Ему нравилось, как её тело реагирует на эту грубость, нравилось видеть желание в её глазах, противостоять которому она была не в силах. Наверное, правильно говорят: секс — он в голове. Он не любил доставлять удовольствие, не любил прелюдии и всё, что с этим связано, но как же чёрт возьми переворачивало сознание от вида того, как она приоткрывает рот, горячо дыша и облизывая и без того мокрые губы языком, будто призывая, чтобы его пальцы оказались у неё во рту. Чтобы этот острый язык водил по фалангам его пальцев, распаляя в нём ещё большее желание. Хотя куда уж больше. Стоны из слабых переросли в надрывные, и девушка впилась в его спину острыми коготками ещё сильнее, насаживаясь на возбуждённый член быстрее и запрокидывая голову назад, пока налитый кровью орган не покинул её тело, заставляя биться в пронзившем его экстазе. Руки плавно переместились на плечи, а каждую клеточку тела продолжала парализовывать сладостная истома, пока двое продолжали стоять возле стенки, шумно выпуская носом воздух. Напряженные мышцы постепенно расслаблялись, тело всё ещё находилось в плену у приятных тёплых капель, а мозг наверняка даже не искал оправданий внезапно нахлынувшим, и отнюдь не бесчеловечным чувствам.
— Приехали. — Голос Славика был настолько громким и командным, что таким только в тюрьмах заключенных будить яростным “Подъём!”.
Пропав в воспоминаниях, Эльвира резко оторвалась от окна, опуская голову и понимая, что с неимоверной силой впилась коготками в свою коленку чуть ли не до крови. И грустно улыбнувшись яркому моменту, что так живо засел в её голове, она наконец выпустила пострадавшую кожу из плена своих пальцев, выходя из машины и быстро стирая улыбку в пух.
На крыльце дома, сложив руки за спиной, её ждал Миронов, молча наблюдая, как Славик возится с багажом. Водитель услужливо донёс чемодан с её вещами до порога, пожав блондину руку и топая обратно до машины. Короткий взгляд, тихое “Пока”, и парень хлопает дверью автомобиля, отъезжая от дома, а вскоре и вовсе пропадая из поля зрения.
Вдохнув свежий воздух полной грудью, Эля делала шаг за шагом, пока не поравнялась с блондином. Немая перепалка взглядов, продолжающаяся даже меньше минуты, и девушка с изумлением приподнимает брови, когда на пороге появляется незнакомый для неё бугай.
— Отвести её? — чеканит брюнет, зачем-то параллельно шевеля мышцами на груди.
— Я сам, — бросает через плечо, взглядом приказывая Никите уйти и услужливо подставляя руку Эльвире.
Но проигнорировав жест, девушка лишь закатывает глаза, чуть слышно фыркая и самостоятельно перешагивая через порог.
Ну здравствуй, милый дом.
Поднимая голову, она видит толкущихся возле лестницы Мариссу и Диану, уже сжирающих её глазами. Снова вздыхает, прекрасно понимая, что от долгого рассказа никуда не деться, и снова непринуждённо переводит взгляд на мощного парня, проходясь по его телу оценивающим взглядом. Вот только от скоропостижной истории двум любопытным девицам её отвлекает Миронов, взявший брюнетку за руку.
— Пошли со мной, — сопровождая свою ходьбу абсолютно ненужной фразой, он ведёт девушку в свою комнату, закрывая дверь. — Что расскажешь? — Он старается, и правда старается сохранять равнодушие, пуская его даже в свой голос. Но Эля отчего то видит его насквозь. Видит, как непроизвольно поджимается его подбородок, когда он спрашивает, как ей жилось с Артёмом. Видит это плохо прикрытое раздражение, с которым он ждёт её ответа. И будто нарочно дразнит блондина, как бы невзначай отодвигая шарфик, поглаживая ладонью шею и демонстрируя ещё не заживший засос.
— Отлично жилось, — сверкая глазами, она видит, как его телом начинает овладевать мелкая дрожь. И признаться, это чувство некой власти, которую она вершит над ним всего двумя словами, разливается по телу приятным теплом.
— Отлично, значит, — он едко шипит сквозь зубы, подходя к девушке всё ближе, когда та даже не думает двигаться с места. — Всё “отличное” рано или поздно заканчивается.
Смотря на него, брюнетка не сдерживает усмешки, когда он из последних сил пытается насолить словами, раз за разом стирая все предпосылки такой же спокойной жизни, которая хоть ненадолго, но досталась ей с Артёмом. Ведь этот недомерок прекрасно знал, на что обрекает её, отдавая Бульвару. Но он уж точно не ожидал, что она вернётся от него с непринуждённой улыбкой. Ведь это, мать его, Депо. Человек, с именем которого такие слова как “человечность” и “нежность” даже в одном предложении не прижились бы.
А что касается Миронова, то весь ужас его характера заключался в том, что ему одновременно было и плевать на всё, и в то же время было далеко не безразлично. Внутренние противоречия породили душевный беспорядок, когда он порой не мог понять той агрессии, рождённой в нём благодаря Депо, стоило ему представить, как этот скрытный ублюдок день за днём трахал то, что по праву принадлежит ему. И каждый раз он чертыхался, стоило ему представить свой полнейший похуизм, будь на месте этой чёртовой брюнетки Марисса. В такие моменты, разум, кажется, начинал отрицать сам себя. И Глеб отмахивается от девчонки, заставляя убраться из комнаты. Даже когда она разворачивается к нему спиной, он чувствует, готов поклясться, чувствует(!), как эта вертихвостка улыбается во весь свой блядский рот. Дверь за ней только закрывается, и парень, совершенно не заботясь о том, что будет услышанным, с рыком смахивает со стола все вещи, с грохотом отправляя на пол всё, что попадается под руку.
