А Фрей вызывала.
С первого дня.
— Александр?
Да, я не предупредил ее о своем приезде в Идрис. Поэтому сейчас, стоя на пороге ее кабинета, я понимал, почему она так удивлена. Я был редким гостем в Идрисе. А если я и был здесь, то только по каким-то семейным делам, по указанию Института или еще какой-то веской причине.
Мать приглашает меня пройти, и я улавливаю тень напряжения в ее движениях. Она готовится к очередному сопротивлению. Потому что еще ни один наш разговор в последнее время не прошел без скандала. Без сопротивления друг другу.
— Что-то случилось? Или ты решил просто навестить нас с отцом?
— Я хотел поговорить с тобой.
Мама поднимает на меня внимательный взгляд, после чего мы садимся друг напротив друга. Я стараюсь держать лицо, не показав матери, как на самом деле я волнуюсь и как боюсь очередного ее порицания. Которое неизбежно.
Мать смотрит на меня внимательно и словно пытается прочитать меня, пробиться через ту дистанцию, которую мы оба выставляем перед другими.
— Что-то с Изабель? С Джейсом?
Я отрицательно качаю головой и, выдержав небольшую паузу, все же поясняю.
— Нет. Это связано со мной.
И с Клэри.
Но я не говорю этого вслух.
Мариз сидит передо мной с идеально ровной спиной и поднятым подбородком. Я сижу точно так же.
И когда пауза в разговоре затягивается, я понимаю, что она ждет от меня первого слова. Глубоко втянув в себя воздух, я начинаю наш обреченный на сопротивление разговор.
— Я должен тебе сказать, что с Лидией у нас ничего получится. Мы друзья. Не более.
Мариз сдерживается от комментария, и, сощурив глаза, ждет продолжения, понимая, что я все равно обозначу настоящую причину.
И я это делаю.
— Я люблю Клэри.
Как только эти слова повисают между нами, я чувствую облегчение от того, что сказал это. Потому что это правильно. Потому что я действительно это чувствую. Впервые за долгое время, я снова что-то чувствую. И снова рядом с Фрей.
Мать выдерживает долгую паузу, изучая мое лицо внимательным взглядом. После чего она медленно поднимается со своего места и встает у окна, повернувшись ко мне спиной. Опустив взгляд, только горько улыбаюсь, чувствуя очередное прожигающее чувство разочарования. И мне снова … больно. Я снова разочаровал ее. И она снова разочаровала меня.
Все у нас было построено на разочаровании друг в друге.
И я не хотел с этим мириться, потому что любил ее. Я хотел с ней нормальных отношений, хотел чувствовать себя нужным ей. Хотел показать, как она дорога мне.
Но не мог.
Потому что реальность была совсем другой.
— Ты влюблен в нее?
Поднимаю взгляд на спину матери, когда слышу ее спокойный и приглушенный голос. В котором еще скрыта наивная вера в то, что я сказал не то, что она услышала.
— Я люблю Клэри, — снова повторяю я, специально употребив именно это слово, а не предложенный Мариз термин «влюблен», — И сейчас я счастлив с ней.
Мама тяжело вздыхает и, сложив руки на груди, продолжает всматриваться в окно, заставляя меня чувствовать себя все паршивей.
Она молчит так долгие пять минут, после чего слегка поворачивает голову, предоставив мне вид на ее профиль.
— Значит, все-таки девочка Фэйрчайлд.
Она даже не спрашивает. Мать просто констатирует то, что должна была. И делает она это с печалью. Поэтому я сразу поднимаюсь на ноги и отвечаю ей раздраженным и протяжным:
— Мам …
Я хочу казаться незаинтересованным в ее реакции. Хочу показать ей, что я уже все решил и что ее ответ ничего не изменит.
Жаль только, что мое «хочу» перечит реальности.
Мама молчит, снова вернув свой взгляд к окну, и я теряюсь, впервые застав у нее такую реакцию. Я не знаю, уйти мне или остаться, поэтому напряжённо стою позади нее, в любой момент готовый покинуть ее кабинет.
Уже когда я на грани того, чтобы уйти, мать наконец-то нарушает тишину своим голосом.
— Знаешь, Алек, я долго думала, почему ты тогда выбрал Магнуса Бейна…
Я шокировано взираю на мать, не понимая, к чему она заводит этот тяжелый для нас разговор.
— Тогда твой выбор шокировал многих, и ты прекрасно помнишь, как остро восприняла его я.
Да уж. Такое не забудешь.
Я хмурюсь, не понимая, что мне делать: уйти, попросить маму перестать вспоминать об этом, снова отстоять перед ней свой выбор? Это была больная тема, и я не хотел снова получить ранение в сердце от человека, который значил для меня так же много.
— И сейчас, твои слова о девочке Фэйрчайлд…
Я морщусь, уже предчувствуя оскорбительную речь, но к своему удивлению не получаю ее.
— Я поняла, почему ты выбрал именно их. Почему именно они вызвали в тебе все эти чувства.
Мариз поворачивается ко мне и застает удивление на моем лице. Почему она говорит так … мягко?
— Ты выбираешь тех, кто нашел в себе смелость противостоять тебе. Тех, кто не побоялся «узнать» тебя, не смотря на дистанцию, которую ты выставляешь.
Я тяжело вбираю в себя воздух, глядя на то, с какой горечью она на меня смотрит.
— Ты выбрал тех, кто так не похож на тебя. — Мариз качает головой и, опустив взгляд в пол, продолжает, понизив голос почти до приглушенного шепота, — Тех, кто открыт миру, открыт окружающим. Тех, кто не боится чувствовать, показывать эмоции и жить ими. Ты выбрал их, потому что они единственные, кто смог перешагнуть через твой характер, чтобы узнать тебя.
Я поражен тем, что мать говорит со мной об этом.
Что она говорит со мной — обо мне.
— Ты выбрал их, потому что можешь взять у них то, в чем всегда был обделен, — Мариз горько хмыкает, прежде чем продолжить, — они дают тебе чувства. Они дают тебе их без одолжения, смело и искренне.
Я делаю шаг вперед, потому что впервые вижу ее перед собой такую. Она была не просто расстроена. Нет. Мариз словно приняла свое поражение. Она словно … сдалась. Впервые за всю свою жизнь.
Мама, услышав, что я подошел ближе, находит в себе силы поднять голову и поймать мой обеспокоенный взгляд. Проигнорировав мое тихое «Мам, не надо», она только качает головой.
— Они так не похожи на нас с тобой, Александр. Ни у Магнуса Бейна, ни у девочки Фэйрчайлд, нет такой защиты перед окружающими. Они живут чувствами и эмоциями, открыто. Они не борются с ними, как это делаем мы.
Мариз сглатывает и снова отводит взгляд.
— Вот почему ты выбрал именно их. Потому что они единственные, кто могут заставить тебя чувствовать. Они не боятся тебя.
— Мам …
Мариз отвернулась к окну, снова сложив руки на груди, словно только они были ее опорой. Снова ровная вытянутая спина, которая пару минут назад была опущена, словно ее придавил мощный груз. Снова немигающий взгляд, обращенный к окну, которое словно поглощало ее беспокойство.
Передо мной снова была Мариз.
Такая, какой я привык ее видеть.
Правда теперь, я видел в ней и ту женщину, которая только что позволила себе «подойти» ко мне ближе.
— Я больше не буду осуждать твой выбор, Александр. Будь это Магнус, или Кларисса, неважно. Ты все равно выберешь того, кого я не одобрила бы. И наверно, брак по расчету это действительно не для тебя. Ты не сможешь так жить. Ты сгоришь.
Комната снова наполняется тягостным молчанием. Я все еще поражен тем, что мать была со мной так открыта. Что она … приняла мой выбор?
— Мам…
Я встаю позади нее и, положив руку ей на плечо, заставляю мать обернуться.
— Алек, — мягко и с полной печалью в голосе, обратилась ко мне мать, когда снова повернулась ко мне, — Такие люди, как Магнус и Кларисса, могут сделать тебя счастливым. Только они. Но ведь они и те, кто могут тебя уничтожить. Ты подпустил их слишком близко, и будешь подпускать все ближе и ближе, пока не откроешься им полностью. И не приведи Бог, вы споткнетесь. Потому что они будут знать, что делает тебя уязвимым. Они будут знать, чего ты боишься. Они будут знать, как сломать тебя!
