- Познакомился, – кивнул в ответ, сложив руки на груди, – Не впечатлен…

- Это ты еще в Москве не был, – медсестра покачала головой, – Вот уж там жизнь вообще не останавливается, круглые сутки напролет что-то происходит. Столица все-таки, как ни крути. Эд, хочешь совет…

- Слушаю, – он внимательно посмотрел на медсестру, стряхивавшую пепел с сигареты, – Какой именно совет?

- Если еще с кем-то подерешься, то лучше сделай так, чтобы этого никто не видел. И, тем более, не привлекай к этому делу посторонних. Не знаю, как ты привык, но у нас такое без внимания не оставляют. Эти парни вполне могут написать заявление в милицию, а пионерлагерь у города только один. Понимаешь, к чему я клоню? – Виола, конечно, узнала от Шурика про драку, но как-то странно на все это отреагировала. Видя, что он продолжает на нее внимательно смотреть, глубоко вздохнула, – Я не знаю, каких ты парней там обработал, но если действительно такие, каких Шурик описал, заявление писать вряд ли будут. И все же, на всякий случай, девушку в регистратуре я предупредила, что вы весь день были рядом со мной. И Шурик ничего не скажет. И тебя предупреждаю, чтобы лишнего ничего не сболтнул, понял?

- Понял, – кивнул Эдвард, усмехнувшись.

- Вот и отлично, а теперь в машину, – Виола щелчком пальца отправила окурок в непродолжительный полет к тротуару, – Поехали.

Обратная дорога была практически такой же скучной, как и первая дорога в город, но вовсе без каких-либо событий, даже Виола отвлеклась от расспросов из-за того, что Лена и Шурик бодрствовали, о чем-то тихо болтая на заднем сидении. Не найдя себе другого развлечения, Эдвард принялся переключать частоты на обнаруженном в машине радио, к своему большому удивлению найдя множество различных каналов, где крутили музыку, вели какие-то программы или же что-то рассказывали. Особенно удивительно это выглядело на фоне того, что его имплантат вообще ничего не мог поймать, только белый шум, даже на той же самой частоте, по которой радио в машине гремело советскими шлягерами, как эти песнопения обозвала медсестра. То ли это из-за того, что у него, возможно, принципиально иные частоты использовались, то ли очередная аномалия этого мира, к которому органическая техника пристроиться не могла.

- Хорошая песня, – неожиданно поймал еще один сигнал Эдвард, продолжая выкручивать переключатель, услышав звуки гитарных струн и спокойный голос, напевавший «и снится нам не рокот космодрома… не эта ледяная синева… А снится нам трава трава у дома…». Песня о героях, покинувших родной дом, покоряя неизвестность, зацепившая его чувства. Большую часть свой жизни провел далеко от родных мест, всего лишь несколько раз возвращаясь в родной замок, где родился и где вырос. Пусть его даже ничего там особенно и не держало, но все-таки это было единственное место, какое вообще мог назвать домом. И сейчас, все-таки в чужом мире, под чужими небесами, душу как-то неприятно кольнуло напоминанием о том, что здесь всего лишь гость, на самом же деле принадлежит совсем другому миру, в судьбу которого тесного вплетен.

- Не скучаешь по родине? – тоже прислушавшись к словам песни, улыбнулась Виола, – Наверняка ведь там у тебя много всего осталось. Да и вообще есть поговорка, что как бы ни было хорошо в гостях, дома все равно лучше…

- Не в моем случае, – покачал головой Эдвард, – меня ждут невыполненные клятвы и ничего больше. А здесь… здесь у меня есть Алиса… – глубоко вздохнув, обернулся на заднее сидение, где Лена, прислонившись к стеклу, смотрела на дорогу, – Я разрываюсь между тем, что должен, и тем, что хочу. И в любом случае останусь в проигрыше, что самое неприятное.

- Мы все чем-то жертвуем, – кивнула Виола, – не думай, что в этом ты уникален.

- Не в первый раз уже стою перед таким выбором, – Эдвард вздохнул, – а песня все-таки хорошая…

Неловкая пауза, возникшая посреди разговора, его фактически и закончила, они молча продолжали слушать хиты местной эстрады, и Виола порой комментировала новую песню, поясняя, какой группе принадлежит и кто поет. Эдвард же не в первый раз удивлялся, какое огромное количество времени и места в этом мире отдается самым различным искусствам и их популяризации.

На трассе медсестра разогнала машину, наверное, до предельно допустимой скорости, на полном ходу облетая любые другие автомобили, какие еще встречались по дороге, но двигались гораздо медленнее. Ее любви к скорости не помешала даже окончательно опустившаяся темнота, скрывавшая под собой все, что исчезало за светом включенных фар. Деревья и поля проскакивали за окном размазанными пятнами, едва успевая попасть в пределы поля зрения, сразу же исчезая за спиной.

Эдвард, не спавший больше суток, прикрыл глаза, решив выкроить остаток времени, дав глазам и сознанию небольшой отдых. Это был даже не полноценный сон, а полусонное контролируемое состояние, в котором мог отреагировать на любую неожиданно возникшую опасность, но при этом же позволить себе расслабиться. Подобному обучали специально, да и нейроинтерфейс был немаловажной частью, без него такого состояния достичь практически невозможно. В нем можно даже видеть сны, и перед глазами довольно быстро всплыла очередная картинка из прошлого.

Он был уже не в автомобиле, а стоял на дне узкого ущелья, покрытого толстым слоем пепла настолько, чтоб бронированные поножи боевого костюма утопали в нем едва ли не по щиколотку. Постоянные извержения нестабильных вулканов вокруг все время приносили с собой новые тучи пепла, засыпавшего довольно слабо протоптанную, но еще как-то заметную тропинку.

- Командующий, вы уверены, что вам это необходимо? – по радиосвязи раздался голос одного из его адъютантов, – Кем бы ни была эта тварь, но он мутант, а его возможности не поддаются логическому объяснению…

- У нас только один шанс действительно разобраться в происходящем, и я обязан рискнуть, – ответил Эдвард, следом отключая канал. Сейчас он должен быть исключительно один, никто и ничто не должно мешать этому разговору.

Пещера показалась буквально за следующим камнем, небольшая дыра в каменной гряде с разложенными перед входом костями и черепами, украшенная чадящими факелами. Глубоко вздохнув, мысленно уверяя себя, что подобное необходимо, и наклонившись, зашел внутрь, отодвигая рукой грязный и рваный полог.

Внутри было темно и душно. Тяжелая и густая вонь, настолько мощная, что пробиралась даже через активные сейчас внешние фильтры шлема, отдающая горелым жиром и экскрементами, густым туманом висела в воздухе, размазывая дрожащий свет нескольких толстых свечей, едва освещавших небольшую пещеру с низко висящим потолком. Оттуда на кожаных ремешках свисали связки костей, сушеной кожи, конечности каких-то животных и прочая чертовщина, от которой за километр тянуло ведунством и колдовством. Эдвард скривил брезгливую гримасу, проходя дальше, когда был остановлен непонятно откуда взявшимся голосом.

- Кто осмелился нарушить мой покой? – из темной дальней стороны помещения вышло непонятное существо, одетое в груду тряпья, откуда выделялась только морщинистая и покрытая гноящимися язвами рука, державшая узловатую клюку, – Кто столь смел, что сам пришел в дом Предвестника? А! Я вижу мятущуюся душу, что не знает покоя. Ты пришел ко мне сам… давно я ждал такого, как ты…

- Я Эдвард Тристанский… – начал он в ответ, но существо грозно ткнуло в его сторону своей клюкой.

- Мне не интересно, как тебя зовут! Перед моим богом не имеют значения имена и титулы, что жалкие смертные придумывают себе, дабы оправдать бессмысленность своего существования! – капюшон свалился, и перед Эдвардом оказалось нечто, отдаленно напоминающее человеческое лицо. Невероятно уродливое, словно оплавленное, с отвисшей нижней губой, под которой словно и не было челюсти, покрытое язвами и морщинами. Больший по размеру глаз был затянут беленой, а маленький, быстро бегающий из стороны в сторону, имел сразу три зрачка. Невпопад шамкая губами, из-за чего возникало жуткое ощущение, будто говорит кто-то другой, мутант снова обратился к Эдварду, – Я знаю, зачем ты пришел. Твоя душа полна боли и отчаяния, но я вижу ту надежду, что привела тебя ко мне. Ты ищешь у меня ответы на вопросы, что мучают тебя!