Наглости мне не занимать, а это – одна из тех вещей, которую Снейп не переносит. В любом случае, чтобы выбить из меня дурь, ему для начала нужно приблизиться.

– Верно, никогда, – соглашается профессор, поравнявшись с рядом стульев. Стол разделяет нас, но Снейп не торопится играть «в догонялки», – однако ты часто в этом сомневался.

– А что мне оставалось делать? – всплескиваю руками, натурально изображая изумление, отмечая, как сжались пальцы профессора на спинке стула. – Вы уповали на мою проницательность, но, простите, с ней мне не повезло.

– Именно поэтому ты так заинтересовался прямолинейным Барти Краучем-младшим, – яда в его голосе хватит на то, чтобы отравить половину Хогвартса. Он двигается с места, и адреналин в крови резко зашкаливает. В висках начинает стучать, потому что Снейп облегчил задачу, самостоятельно повернув разговор в нужном направлении. Плавно обогнув угол стола, держусь на расстоянии, потому что реакция на следующие слова может быть непредсказуемой:

– Он жутко настойчив, – демонстративно выдыхаю и начинаю пятиться назад, когда мы оказываемся на одной стороне стола, а глаза Снейпа темнеют от испепеляющего огня. От такого взгляда я должен был вспыхнуть в эту же секунду, из-за волнения становится невыносимо душно – ещё чуть-чуть и футболка начнёт липнуть к спине. Он, как кобра, гипнотизирует взглядом, мягко ступая по деревянному полу и перенося ладонь с одной спинки стула на другую, явно не собираясь комментировать услышанную реплику, и я решаюсь, подливая щедрую порцию масла в огонь в ожидании ослепительного взрыва:

– Он хотел переспать со мной и демонстрировал это желание всеми доступными способами.

К концу фразы руки начинают трястись, как в лихорадке, сердце, кажется, тарахтит повсюду: от самого горла до солнечного сплетения. Былой жар сменяется ознобом, прокатившимся по телу: я всё-таки испугался, что перегнул палку. Снейп останавливается, и теперь нас разделяет расстояние в два стула.

– К чему ты ведёшь?

Наверняка он хотел бы, чтобы в голосе звучал металл, холодный и безразличный, но я слышу почти праведный гнев и нетерпеливое желание поскорее закончить разговор.

Давай же, Поттер, сейчас или никогда.

– К единственному верному исходу.

Невозможно вспомнить, когда столь сильное волнение последний раз посещало меня, но стоять, ничего не делая, просто нереально, тем более что во взгляде профессора загорается искра настоящего интереса, подтверждающая, что ещё не всё потеряно.

Он не отступает назад, как можно было бы предположить, когда двумя шагами я уничтожаю разделявшее нас расстояние и, не чувствуя ног, продолжаю:

– Всё очень просто: сложите тот факт, что я не до конца поддался на соблазнения Барти, с недавним признанием, и получите уже наконец ответ.

И всё-таки Снейп – потрясающий актёр, в очередной раз правдоподобно разыгравший безразличие, на которое я вновь купился. Это становится очевидным, когда он скидывает эту противную маску, изображая святое непонимание, что мгновенно обескураживает. Он хочет, чтобы я сказал вот так сходу, прямо, ничего не тая?

Стая сомнений едва успевает слететься в голове, как коршуны на падаль, но я мотаю головой. Да пошло оно всё.

– Я хочу быть с вами, никто другой мне не интересен. Как вам такой вариант? Хватит сил терпеть меня и дальше?

Прозрачнее не бывает. Теперь пусть либо принимает то, что я могу предложить – себя самого и всю свою жизнь, – либо…

Додумать я не успеваю, потому что пол уходит из-под ног в буквальном смысле слова, и будто одурманенное алкоголем сознание фиксирует сомкнувшиеся за спиной объятия. Неясно, кто к кому тянется первый, но наши губы встречаются в отрывистом, но желанном поцелуе, от которого что-то сладко сжимается в животе. Снейпу не нужно просить: я сам приоткрываю рот, впуская его язык, даже не думая контролировать собственные руки. Пальцы безошибочно натыкаются на ряд пуговиц на его рубашке, но срываются с первой же петли, когда жаркая волна бежит вслед за ладонями профессора, скользнувшими вдоль поясницы.

Явно не волнение является причиной подобных реакций организма, усиленных вкрадчивой интонацией, с которой Снейп задаёт нереальные вопросы, не изменяя своей пытливой натуре даже сейчас, приподнимая край футболки и лаская кончиком носа кожу на шее:

– «Терпеть»? В этом будет необходимость? Ты и дальше будешь игнорировать мои попытки уберечь тебя от беды?

Голова куда-то плывёт, тело, абсолютно точно знающее собственные желания, выгибается навстречу чудесным рукам, скользящим вниз по животу до тех пор, пока не останавливаются на пряжке. Лишь когда Снейп тянет край ремня на себя, выбивая из моей груди тяжёлый вздох, лишь тогда я вспоминаю про вопрос.

– Только если вы пообещаете…

Окончание фразы трансформируется в сладкий стон, потому что ощущение тёплых губ, прижавшихся к коже возле затянувшихся ран на груди, заставляет забыть обо всех словах в английском языке.

– Пообещаю что? – низкий голос окутывает своими чарами, перед которыми невозможно устоять. Именно тогда, зарывшись пальцами в чёрные волосы, переливающиеся в лучах обеденного солнца шоколадно-коричневым оттенком, я зажмуриваюсь и выдыхаю в потолок:

– Что никогда не исчезнете.

Профессор поднимает голову, и я незамедлительно встречаюсь с новым, захватывающим дух взглядом, в котором читается неприкрытое желание обладать, отчего вся кровь отливает от головы, устремляясь в низ живота. Страшно спросить, как давно подобный взгляд присутствует в арсенале Снейпа, ведь увидь я такое раньше…

Все возможные разговоры заканчиваются: у них нет ни малейшего шанса на продолжение после того, как я прогибаюсь в спине, бесстыдно прижимаясь бёдрами и улавливая ответное движение навстречу. Всё становится похоже на сумасшедший вихрь, такой же сильный, как снегопад, что вращается в стремительном танце за окном, тревожа ровный солнечный свет: невозможно вспомнить, когда я успеваю остаться без очков и футболки и снять со Снейпа рубашку, но одно помню кристально ясно. Профессор не спрашивает разрешения, с завидной скоростью справившись с ремнём и застёжкой на моих джинсах на полпути к гостиной, в то время как в моих мыслях проносится тысяча формулировок, способных выразить жгучее желание прямо сейчас стать как никогда ближе. В момент, когда дверь гостиной захлопывается за моей спиной, а ладонь Снейпа проскальзывает под молнию, с губ срывается самое короткое и, похоже, самое некультурное требование. Мы оба замираем, поражённые колоритом моего словарного запаса, встретившись взглядами на короткие мгновения, а потом я едва ли могу вдохнуть от сумасшедшей близости горячего тела, потому что профессор правильно истолковывает мою реплику. Он опрокидывает меня на один из диванов, разводя колени, вжимаясь бёдрами, откровенно, ничего не тая, вынуждая разрываться между глубоким поцелуем, кружащим голову, и тем, как его ладони проскальзывают под пояс джинсов, нетерпеливо сжимая ягодицы. Эти действия выдают Снейпа с головой, и если мои желания сексуального характера относительно недавно оформились во что-то вразумительное, страшно представить, как давно это произошло в сознании профессора.

Сквозняк игриво касается спины, когда я, не встретив сопротивления, переворачиваюсь так, чтобы оказаться сверху и, сжав коленями бёдра Снейпа, медленно, как давно мечтал, провести ладонями по обнажённым плечам и груди со всей чувственностью, на которую вообще способен. Мышцы живота сокращаются под кончиками пальцев – профессор привстаёт на локтях и не отпускает мой взгляд, даже когда я достигаю пряжки ремня. Разливающаяся в расширенных зрачках тёмная, ничем не замаскированная, влекущая страсть в парадоксальном дуэте с расслабленной позой Снейпа и слегка запрокинутой головой опьяняет не хуже хорошего виски. Облизав высохшие губы, не разорвав зрительного контакта, тяну край ремня вбок, расстегивая, с удовольствием наблюдая за тем, как профессор вдыхает резче обычного. Не везёт с застёжкой на брюках, потому что Снейп вдруг садится и сжимает меня в объятиях, целуя до тёмных кругов перед глазами и отлично понимая, что красноречивое подтверждение его желаний недвусмысленно упирается в моё бедро.