Абсолютно пустую нишу. Гнев в сочетании с отчаяньем затопил моё сознание и сознание Реддла – вне всяких сомнений, это был он, и я вновь смог «подсмотреть в щёлочку», как в случае со змеёй. В голове буквально вспыхнула одна-единственная мысль: «Он пропал!», жуткий крик затопил небольшую пещеру, и всё утонуло во мраке.
Очнулся я уже в Больничном крыле с мыслью о том, как мне надоел закон жанра. Почему именно во время матча? Почему не когда я находился в спокойном состоянии, а летел навстречу неминуемой смерти? Ну, не смерти, конечно, а сломанной ключице и раздробленным костям в ладони, как минимум.
Далеко не сразу мне удаётся утихомирить собственные эмоции. Успокоившись, я оглядываюсь по сторонам и не обнаруживаю никого поблизости, даже мадам Помфри. Солнце висит низко над горизонтом, его косые оранжевые лучи стелятся по полу, вызывая у меня тяжёлый вздох. Это рассвет или закат? Надеюсь, сегодня всё ещё воскресенье, и я не лежал тут без сознания несколько суток.
Первая же попытка привстать оборачивается острой болью в груди, и я не удерживаюсь от болезненного вскрика. Как и следовало ожидать, дверь, ведущая в кабинет мадам Помфри, тут же распахивается, демонстрируя хмурую медиведьму.
– Советую вам не двигаться, молодой человек, – строго произносит она, поправляя повязку на моём плече, поддерживающую ушибленную руку в согнутом состоянии, и добавляет, – иначе уйма зелий будет потрачена мною зря.
– Скажите, какой сегодня день недели? – едва выговариваю, прикрывая глаза, и выдыхаю в облегчении, когда слышу:
– Тот же, что был и с утра, когда вы столкнулись с трибунами во время матча по квиддичу.
Мадам Помфри говорит что-то о том, какой дурак Дамблдор, раз разрешает детям заниматься столь жестоким видом спорта, но я уже не слушаю её, а только накрываю ладонью больную руку и морально готовлюсь к самому худшему: кости срастаются очень и очень болезненно.
Ночь, кажется, тянется бесконечно и превращается в один страшный кошмар, поэтому, когда первые солнечные лучи прокрадываются в просторное помещение, я благодарю Мерлина за наступление нового дня. Это значит, что кости практически срослись, только вряд ли меня просто так отпустят.
Поглощённый нестерпимой болью в последние несколько часов, я лишь сейчас вспоминаю о причине столь печального исхода матча: Реддл узнал о пропаже кольца, а я смог это увидеть. Как и предполагал Дамблдор, он отправился в Прагу самостоятельно проверить состояние крестража. Мысли начинают крутиться в голове с сумасшедшей скоростью, выявляя причинно-следственную связь, и от возможных последствий волосы на затылке встают дыбом.
Безусловно, он сразу понял, кто за этим стоит, а это означает лишь одно: мы больше не можем скрывать то, что знаем о крестражах. Сразу встаёт вопрос, где мы могли спрятать украденное кольцо, и ответ крайне очевиден: Хогвартс, одно из самых безопасных мест в Великобритании. Не знаю, способен ли Реддл напасть на замок, но когда появляется реальная угроза жизни, любой готов на самые крайние меры.
Я и представить не мог, чем обернётся погоня за крестражами, мне даже не приходила в голову одна простая мысль: как только это станет известно Реддлу, любое место, куда будет привезён крестраж, подвергнется смертельной опасности. Место и люди, которые там находятся. Нет, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Хогвартс и его обитатели оказались в опасности.
Я зову мадам Помфри и прошу её отпустить меня. Она смотрит на меня, как на сумасшедшего, и заявляет о том, что я не покину стены Больничного крыла до полного выздоровления. Медиведьма скрывается за дверью своего кабинета, а я в отчаянии ударяю кулаком по матрацу. Мне просто необходимо увидеть Дамблдора, чтобы рассказать ему о случившемся, ведь он наверняка ничего не знает. Конечно, он ничего не знает о том, что я видел, ведь я отключился практически сразу после падения!
Эта мысль опаляет сознание, сердце заходится в бешеном ритме, а план побега моментально вырисовывается в голове. Морщась от боли и прикусывая губы, я осторожно принимаю сидячее положение и вожу ногой по холодному полу в поисках обуви. Какой же восторг поселяется в моей душе, когда я обнаруживаю под кроватью свои кеды (интересно, кого нужно благодарить за это)! С трудом надев их, я автоматически наклоняюсь, чтобы завязать шнурки, но резкая боль прошивает плечо и грудь, и мне едва удаётся сдержать очередной крик. Превозмогая боль, пальцами здоровой руки кое-как затягиваю шнурки и, не завязывая, запихиваю их под язычок, потом заворачиваюсь в свою мантию, заботливо оставленную кем-то на стуле, и на цыпочках покидаю Больничное крыло.
В коридорах практически нет студентов: сейчас утро, и все на занятиях, что только играет мне на руку. Не представляю, как люди отреагировали бы на меня, одетого в пижаму и с мантией на плечах, зная, что вчера я попал в госпиталь с множественными переломами.
Обойдя стороной этаж с учебными кабинетами, я выбираю более длинный, но безопасный путь до кабинета директора. Едва успеваю остановиться перед каменной горгульей с мыслью, что не знаю пароля, как каменный страж сам отпрыгивает от прохода. Удивлённый подобным поведением, я несколько неуверенно ступаю вперёд и поправляю повязку, которая здорово натирает шею.
Тяжёлая дверь берёт пример у горгульи и бесшумно открывается передо мной, демонстрируя кабинет директора и его посетителей: МакГонагалл, Снейпа, Люпина, Шеклбота и самого Дамблдора. Окончательно меня вводит в ступор то, что все стоят и смотрят на меня так, будто ожидали моего прихода. Я переминаюсь с ноги на ногу и чувствую себя крайне глупо, так как сказать: «Можно войти?» просто язык не поворачивается. Наконец, директор верно расценивает моё смущение и гостеприимно ведёт ладонью:
– Проходи, Гарри, я ждал тебя.
Переступаю порог, кивком головы приветствуя каждого из присутствующих, неуверенно кошусь на гостевое кресло и в сомнении произношу:
– Но, сэр, я ведь сбежал из Больничного крыла, как вы…
– Как я мог ждать тебя? – завершает за меня Дамблдор, выходя из-за стола. В его густой бороде тонет ухмылка, когда он подходит ко мне и, опустив ладонь на здоровое плечо, подталкивает в сторону кресла. Я с радостью опускаюсь в него, тем самым получив возможность дать отдых больной руке, и в ожидании вглядываюсь в лицо Дамблдора. Он возвращается на своё место и, обведя всех долгим взглядом, продолжает:
– Насколько ты успел догадаться, мы собрались здесь не просто так. Вчера произошло что-то очень важное, раз Реддл внезапно растерял весь свой холодный настрой и пытал каждого из Пожирателей Смерти. До того, как ты пришёл, Северус делился с нами этой информацией.
Мой взгляд моментально останавливается на Снейпе, который согласно кивает. Новый глупый вопрос вырывается сам собой:
– Что значит «пытал»?
– То и значит, – нехотя откликается профессор и ведёт подбородком, а я тут же замечаю неровную линию свежего шрама, проходящую от его уха, по острой линии челюсти и вниз по шее, – он почуял неладное и начал подозревать каждого своего последователя в измене. Вызывал по одному, задавал вопросы и зверел на глазах, когда не получал необходимые ответы.
– Он считает, что один из Пожирателей предал его, – продолжает мысль Дамблдор, когда Снейп под прицелом моего взволнованного взгляда замолкает и отходит за спины остальных, – что кто-то передаёт информацию Ордену. Информацию о крестражах.
Пока я перевариваю услышанное и ничего не могу поделать с тем, что мой взгляд неумолимо возвращается к Снейпу, замершему в тени излюбленного стеллажа, Кингсли принимает «эстафету» от директора:
– Мы знали, что благодаря истории с портключом в Чехию Реддл заподозрил неладное. Он стал контролировать любые перемещения за пределы Великобритании, что только подтверждало наши самые худшие опасения. Мы действовали сгоряча, хотя я говорил Дамблдору, что надо подождать и всё тщательно продумать, но вы, директор, настаивали на том, что время не ждёт.
Я в очередной раз приподнимаю повязку и тру участок кожи под ней, когда мрачно произношу:
