Гарри снова сделал отталкивающее движение ногой и качели опять качнулись: скрип-скрип…
А мысли побежали вперёд, словно прорвав плотину.
Что он знает про своих родителей? Что они отдали за него свои жизни. Жили в Годриковой лощине. У него глаза матери, а сам он копия отца. Они истинные Гриффиндорцы. Отец был аврором. А кем была мама? Они оставили ему небольшое наследство в Гринготсе. Насколько большое? Откуда у них эти деньги? Даже этого он не знает.
Всё? Да — это все его скудные знания о собственной семье. А кто его бабушки и дедушки? Тётя Петуния о своих родителях тоже не слишком много рассказывала. Единственный момент, когда она про них заикнулась — та ночь, когда за Гарри прибыл Хагрид, чтобы сопроводить его в Косой переулок. А со стороны отца? Тоже голяк. Единственное упоминание: бабушка Дорея в девичестве была Блэк. Об этом Сириус упоминал… Прошлым летом.
Сириус… Вместо того, чтобы уделить побольше внимания единственному родному человеку в те пару недель, что он был с ним… Жил в одном доме, Гарри предпочёл дуться на друзей, злиться на судьбу и нервничать по поводу предстоящего слушания, вместо того, чтобы почитать собственно законы или хотя бы прислушаться к бубнежу Гермионы. Ах, да, он же злился! Видите ли, пока он кис тут, в Литлл-Уингинге, пытался подслушать новости под окном кухни, они там тренировались! В штабе Ордена Феникса. И он явно об этом ничего не должен был знать.
Ретроспектива.
Когда насквозь промёрзший отряд по переправке Гарри оказался в доме Сириуса, от Гарри быстренько постарались отделаться, спровадив его в одну из мрачных комнат с пыльными гардинами, потрескавшимися и кое-где отвалившимися обоями, где его и встретили Рон, Гермиона и Джинни. А чуть позже туда аппарировали, недавно получившие разрешение колдовать близнецы, которые теперь стали применять волшебство буквально на каждом шагу. Казалось, что они скоро разучатся ходить на своих двоих, потому что аппарировали даже тогда, когда требовалось всего лишь пересесть с кресла в кресло, по поводу и без пользовались палочками, кастуя чары направо и налево.
Гарри, узнав, что они, все они, провели это лето в Блэк-Хаусе, были в непосредственной близости от событий, пусть их не пускали на собрания Ордена, но… ОНИ БЫЛИ ТУТ! Тогда, когда его заперли в изоляции у маглов, причём приставив к нему соглядатаев, которые всё равно пропустили дементоров!
Гарри тогда сильно разозлился и высказал своим друзьям, что он об этом думает, но потом успокоился и попытался выяснить хоть что-то. Вот тут-то и зашла речь о письмах и прочем.
— Понимаешь, Гарри, — увещевала Гермиона. — Дамблдор запретил нам писать тебе. Это было слишком опасно! Сову можно отследить…
— Но ты мне всё равно писала магловским способом, Гермиона, — возразил Гарри, вспоминая те два письма, что он получил по обычной магловской почте. — Правда, ты ничего не писала о происходящем, отделываясь общими фразами, тогда как прекрасно знала, что я вообще ничего не знаю о том, что теперь творится в магическом мире! Живя у маглов, я не получаю «Ежедневный Пророк»! И уж кому как не тебе знать, что ни один волшебник, а уж тем более Волдеморт, — при произнесении этого имени все в комнате вздрогнули, но Гарри не обратил на это внимания. — Не додумался бы проверять и отслеживать магловскую почту! Что и подтвердилось. Так что твои письма… А ты писала только то, что вы очень заняты! Но ни одной новости ты не сообщала! Так чем вы тут были так заняты?!
Гермиона стушевалась. Гарри был прав. Она сама ещё на их первом курсе заострила внимание своего друга на полной беспомощности магов в мире маглов, когда они проходили лабиринт, спасая от Волдеморта философский камень. Там в комнате с простейшей логической загадкой, оставленной профессором Снейпом. И теперь Гарри вернул ей её же слова.
— Нууу, ты знаешь, дом очень грязный, старый… Мы тут убирались…
Гарри выразительно осмотрел грязный, заляпанный неизвестно чем пол, пыль на портьерах, похлопал по обивке кресла, в которое он ещё не присел, выбив облачко маленьких зловредных мольфеек вместе с облачком пыли. Гермиона покраснела, видя этот явный скептицизм друга.
— Разбирали шкафы с различными штуками… — всё же попробовала оправдаться она.
Гарри вмиг опять насупился, став похожим на сердитого ежа, свернувшегося в клубок и выставившего колючки.
— Так вам позволили колдовать, несмотря на то, что вы ещё несовершеннолетние… — начал снова раздуваться от гнева парень.
— Гарри, мы…
— Ни слова, Гермиона! — закричал он. — Не надо мне говорить, что вы тут всё руками разгребали. Это не магловский дом! Тут от одних молфеек нужны именно что чары, а не банальная тряпка с водой! А уж о том, что вас заставили разбирать шкафы с «безделушками» и вовсе без палочки не может быть и речи! Неужели вы должны были руками ловить летающие чайники?!!! Не поверю! Вы тут… Тренировались в колдовстве, тогда как меня закрыли у маглов без права использовать палочку даже для защиты собственной жизни?! А теперь вы тут сидите и говорите, что ничего не могли сделать?! А меня теперь будут судить за то, чем вы могли заниматься всё это лето свободно?! И всё это при том, что это не на вас охотится самый злой волшебник современного мира!
Расхристав бомбардой кресло, в которое Гарри так и не сел, парень убежал куда-то выше по этажам и заперся в какой-то ещё одной тёмной комнате, лишь бы не видеть эти самодовольные лица, которые могли всё лето делать то, что ему делать запрещали. Которые жили тут и были пусть не в курсе всего, но были хотя бы вообще в курсе чего-то. А он…
Конец ретроспективы.
После этого срыва, Гарри успокоился, тем более что долго рефлексировать ему не дали. Его нашёл Сириус…
Сириус… Как же так… За что? Почему?
«Таааак, Гарри, обалдуй ты этакий, соберись! Да, больно! Да, хочется выть! Но этого уже не изменишь! Его больше нет! А ты жив!» — дал сам себе мысленного пинка Гарри, продолжая раскачиваться на качелях.
Вывод: он полнейший кретин, идиот. Прав профессор Снейп в своей оценке его умственных способностей. Ой, как прав! А Гарри только злился. А ведь именно ненавистный профессор приоткрыл мальчику калитку в прошлое, заставив того переписывать карточки с указанными нарушениями и наказаниями за них. А там… Там через одну мелькали имена отца и крёстного. И пусть не с самой лучшей стороны, но Гарри узнал их чуть больше, плюс это подсмотренное в Думосборе воспоминание профессора, за которое Гарри до сих пор стыдно.
Стыдно за увиденное поведение отца. Как он мог? Никогда не знающий ласки и постоянно одетый в чёрте-знает-что Мальчик-Который-Выжил не понимал, как над таким положением вещей можно глумиться, что делали его отец и Сириус. Сам Гарри никогда не осуждал Рона за его неряшливый вид и затасканную одежду. Сам знал, что это такое — не иметь средств на… ни на что. Хотя многие сокурсники и посмеивались над Роном. Не говоря уже о Слизеринцах. Особенно Малфой с его брезгливой рожей, стоило только ему взглянуть на рыжика. Но они только посмеивались или кривились, но… не позволяли себе такого издевательского поведения, что продемонстрировал родной отец в думосбросе.
Стыдно за собственное поведение. Уже второй раз он без разрешения вламывается в чужое «личное пространство», если этим термином можно обозвать клубящийся туман в Думосбросе. Первый раз был ещё на четвёртом курсе в кабинете Дамблдора. Стыдно было и тогда, хотя директор, в отличие от Снейпа, не стал бросаться банками с тараканами. А может, нужно было? Тогда бы до него, Гарри, быстрее дошло, что нельзя рыться по чужим вещам без спроса? Тогда не повторился бы этот эпизод с Думосбросом в кабинете Снейпа? И они бы продолжили свои занятия оклюменцией, и Гарри бы не поддался на провокацию Волдеморта, и Сириус был бы жив?
Если бы, если бы, если бы…
Поздно. Урок усвоен был слишком поздно. А история не терпит сослагательного наклонения. Больно. Он виноват и осознаёт это. Только его вина в том, что он позволил Волдеморту обмануть себя, только его вина в том, что недостаточно старался на занятиях со Снейпом…
