Рыбин испытывал некоторую неловкость, которую при желании можно было бы трактовать даже как лёгкий стыд, но еще никогда и ничем ему не приходилось торговать. Прежде он изредка таким способом лишь избавлялся от становившихся ненужными вещей, но до сих пор торговля не воспринималась им как основное средство к существованию.

Однако времена менялись, и приходилось вынужденно изменяться вместе с ними. Правда, временам было легче с их быстропеременчивостью, а человеческая психика обладает слишком большой инерцией…

Рыбин терпел и сопротивлялся обстоятельствам долго, забираясь во всё более глубокие и устрашающие долги, надеясь нейтрализовать их своей зарплатой, но долги росли со скоростью снежного кома, а деньги на работе всё не давали и не давали.

Месяц. Два. Три… Страна рушилась в экономическую и финансовую пропасть со скоростью лавины, а лёгкие бумажные купюры скользили по воздуху всё дальше и дальше в вышине, заметно отставая от темпов падения жизненного уровня народа.

Нужны были живые, осязаемые на ощупь деньги, такие водятся лишь на рынках, и в середине июня Рыбин всё-таки себя уговорил на компромисс. Все серьёзные и классические аргументы в пользу честного труда само государство сводило на нет, поскольку таковой им совершенно не оплачивался, а посему вариантов у Рыбина попросту не было.

Сразу идти в рынок он не рискнул — торговать чем-то по-крупному у него пока не хватало смелости, да и стартового капитала.

Нужно было начинать с супер-малого бизнеса. Он порылся в своих книгах, выбрал из них те, которыми не очень дорожил, добавил к ним дешёвый плейер, купленный в Кабуле, и женские электронные часики, которые там же продавались на вес, как конфеты. Часики Рыбин хотел подарить своей будущей избраннице, но серьёзная нужда нашла его раньше монументальной любви. Он сложил всё, что предназначалось для разового поддержания его жизни, в дипломат, и для пробы поехал в книжную «Яму», где издавна торговали дефицитными изданиями.

Это место казалось ему менее постыдным, чем центральный рынок. Он не надеялся на бойкую торговлю, но несколько сотен рублей ему вполне улыбались. Хватило бы на неделю-две, а там, глядишь, и зарплата созреет хотя бы частично. Напечатают денежек и на его голодную душу… Надежда на улучшение жизни ещё теплилась, однако килокалорий в ней оставалось всё меньше и меньше…

Рыбин приехал в «Яму» довольно поздно: она уже бурлила и пенилась, и пёстрообложечные книги толстыми аппетитными пластами покрывали склоны затёртого ногами холма, повергая душу заядлого книголюба в лёгкий языческий трепет.

Продавцов было человек двести, и Рыбин впервые оказался одним из них, покинув более привычную для него среду покупателей. Он нашёл местечко в одном из незавершённых рядов, постелил на землю газеты, и стал опорожнять на них свой дипломат.

Кто-то уже заглядывал ему через плечо, кто-то протягивал руки к только что возникшей из недр дипломата книге. Среда мгновенно поглотила Рыбина, вобрав его в себя, и он почувствовал себя её почти полноценной частью. Стыд потихоньку улетучивался, уступая место трезвой рыночной расчётливости. Рыбин смотрел по сторонам, оценивал свои собственные первичные ощущения, и уже почти понимал, почему атмосфера негоцианства так легко и быстро растлевает Душу…

Рынок был сыт и пышен, и прямо-таки сочился лёгкими на вид деньгами, не оплаченными трудом и потом. Деньги здесь текли многочисленными ручьями из одного кармана в другой, они с аппетитным шелестом вытекали из истощающихся источников, и струились в наполняющиеся озёра. Хозяином положения был здесь не покупатель, а продавец, и на правах полновластного Господина диктовал любые условия.

Рыбин был дилетантом этой системы и двигался пока вслепую. Он назначил по его мнение божеские цены и книги стали уходить от него легко и быстро, радуя душу Рыбина тем, что всё это скоро кончится, и можно будет покинуть лобное место его вынужденного гражданского позора…

Сосед справа долго смотрел на то, как Рыбин почти задарма разбазаривает вполне материальные духовные ценности.

— Нет, парень, ты так много не заработаешь. Даже на налог не хватит. Они ж стоят раза в три дороже.

— Я не крохобор, — сказа Рыбин, улыбаясь. — Мне бы на батон и бутылку молока раз в день…

— Тогда подними цену хотя бы вдвое, иначе не получится. Всё уйдёт только в налоги…

— Какие налоги? — сосед сказал об этом уже дважды, но Рыбин пока не понимал, о чём идёт речь.

— Какие?.. — сосед странно усмехнулся и повертел головой, точно выискивая кого-то в плотной толпе покупателей-продавцов. — Скоро сам узнаешь… Татаро — монголы по утрянке уже собирали подати, но новых налогоплательщиков стараются не упускать.

— Рэкет, что ли? — сам догадался Рыбин.

— Он, родимый-проклятый…

Рыбин удивился.

— Но вас же тут такая прорва! А их — максимум человек несколько. Даже если вы все по разу просто хорошенько плюнете, от них и мокрого места не останется!

— А ты нас сначала заставь плюнуть… — странным тоном сказал сосед. — Всех… Одновременно… А один — не армия…

— Понятно… — сказал Рыбин. — Стадный инстинкт самосохранения. Панургово стадо. Одни овечки…

— Попробуй стать бодливым бараном, тогда и мы посмотрим.

Рыбину сделалось неинтересно. Всё это было слишком примитивно и потому понятно без перевода. Ему уже приходилось иметь дело с инертной толпой, которую редко удавалось завести, поэтому вступать в дискуссию с одиночным её фрагментом совершенно не хотелось.

Сосед был по-своему прав, и толпа — тоже. Смирение стоит всего лишь части денег, а противление — целой головы.

…Коршуны налетели внезапно, как им и полагалось. Длинный, плечистый малолеток максимум лет двадцати в заношенном спортивном костюме — «адидасе» неопределённого цвета, одинаково хорошо скрывавшего достоинства или недостатки телосложения, вынырнул из дебрей «Ямы», и напористо пошёл на Рыбина, оттесняя его в сторону.

Парень явно страховался от неожиданностей и старался изолировать свою жертву от непредсказуемой толпы.

— К вам уже подходили?..

— «Вежливый… — подумал Рыбин. — Сначала долго давит на интеллигентность, а потом сразу бьёт и в морду…»

— По поводу чего? — Рыбин разыгрывал дурачка, каковым в сложившейся ситуации, собственно, пока и был. И ещё он хотел снизить бдительность своего оппонента, расслабить его самого. Это могло пригодиться.

— Вы заплатили двадцать пять рублей за место? — у парня была хорошая, заученная инерция вежливости.

— Кому?.. — Рыбин исправно играл роль и выигрывал время. Парень здесь был не один — это не вызывало сомнений. Одиночки-криминалы не обладают такой безграничной смелостью перед противником, возможностей которого они пока не знают. Парень определённо имел хороший тыл, и вот его-то и следовало выявить.

Прежде чем принять решение, Рыбин хотел оценить обстановку и свои шансы. Отдавать деньги всем подонкам — слишком большое к ним уважение. Сегодня одним, завтра — другим, послезавтра появится кто-то ещё, и тогда всю жизнь будешь горбатиться только на них.

— Мне!.. — сказал парень уже с зачатками вызова.

Рыбин понял, что благообразный спектакль окончен. Дальше играть простачка было уже и стыдно, и бессмысленно — парень сразу поймёт, что его нагло дурачат. С точки зрения тактики, сейчас был предпочтительнее выпад, афронт.

— А с какой стати? — Рыбин чуть расставил ноги для большей устойчивости. — Ты кто здесь такой?

Парень понимающе усмехнулся. Ему всё стало ясно. Новичок… Ершистый… Решил, что сборщик один и с ним можно справиться. Ну что ж, такой вариант тоже предусмотрен системой. По сценарию он предполагал пока лишь демонстрацию силы. Вокруг было слишком много людей, чтобы затевать потасовку. А вдруг клиент тоже не один?