– Замечательно, – насмешливо произнес Орсон. – Еще одну, пожалуйста.

Помолчав немного, женщина радостно воскликнула:

– «Отелло»! «Отелло»!

– Да! – захлопал в ладоши Орсон. – Один из одного. Следующий вопрос.

– Кто в настоящее время является президентом Соединенных Штатов?

Орсон хлопнул меня по затылку.

– Слишком простой вопрос, поэтому теперь спрошу я. Ширли, взгляды какого философа выражены в этой цитате: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом»?

– Я не знаю! Черт возьми, откуда мне это знать?

– Если б ты хоть сколько-нибудь разбиралась в философии, ты бы знала, что это Кант. Один из двух. Энди?

Взглянув на брата, я заколебался.

– Энди, задавай вопрос!

Я задумался.

– На каком холме был распят Иисус Христос?

Я бросил взгляд на Орсона, и тот одобрительно кивнул.

– На Голгофе, – слабым голосом произнесла женщина.

– Два из трех, – сказал Орсон, однако теперь в его голосе прозвучало недовольство.

– Четвертый вопрос. Когда…

– Теперь моя очередь! – перебил меня Орсон. – Ты сможешь задать последний вопрос, Энди. Ширли, на каком континенте находится государство Габон?

Женщина ответила быстро, словно знала это:

– В Европе.

– О нет. Сожалею. В Африке. На западном побережье.

– Не надо больше! – взмолилась женщина. – Я дам вам деньги! У меня есть кредитные карточки! У меня есть…

– Замолчи! – воскликнул Орсон. – Играй честно. Я ведь веду честную игру. – У него побагровело лицо, он заскрежетал зубами. Когда это прошло, он сказал: – Все сводится к последнему вопросу. Энди, надеюсь, ты придумаешь что-нибудь хорошее, потому что в противном случае у меня приготовлен замечательный вопрос.

– Темой будет история, – начал я. – В каком году была подписана Декларация независимости?

Закрыв глаза, я молился о том, чтобы Орсон пропустил этот вопрос. Прошло десять секунд.

– Ширли! – сказал Орсон. – Я вынужден просить тебя дать ответ.

Я открыл глаза, и у меня внутри все перевернулось. Женщина была вся в слезах.

– В… в тысяча восемьсот девяность шестом году? – неуверенно произнесла она. – О господи, в тысяча восемьсот девяность шестом?

– ЭЭЭЭЭXXXXХ! Сожалею, ответ неправильный. Это произошло в тысяча семьсот семьдесят шестом году.

Женщина повалилась на бетонный пол.

– Двух правильных ответов из пяти недостаточно, – сказал Орсон, подходя к ней.

Наклонившись, он развязал повязку и, скомкав ее, бросил в меня. Ширли упрямо не смотрела на него.

– Какая жалость, Ширли, – сказал Орсон, обходя вокруг лежащей на полу женщины, сжавшейся в клубок. – Последний вопрос был проще простого. Я не хотел, чтобы мой брат увидел, что я с тобой сделаю.

– Извините! – задыхаясь, воскликнула несчастная, отрывая от пола свое покрытое ссадинами лицо.

Она впервые подняла взгляд на Орсона, и меня поразило, какие у нее невероятно добрые глаза.

– Сэр, не делайте мне больно!

– Ширли, ты приносишь свои извинения.

Орсон прошел к трем длинным металлическим полкам, установленным стоймя в ряд вдоль стены. Со средней полки он взял кожаные ножны и серый точильный камень. Вернувшись назад, переставил свой табурет к стене, так, чтобы мы с Ширли не смогли до него достать. Усевшись, достал из ножен нож и подмигнул мне.

– Ширли! – вкрадчиво произнес Орсон. – Посмотри сюда, любовь моя! Я хочу кое-что у тебя спросить.

И снова женщина, подняв голову, уставилась на него, делая долгие астматические вдохи и выдохи.

– Ты способна оценить качественную работу? – спросил он. – Позволь рассказать тебе про этот нож.

Женщина забилась в истерике, однако Орсон не обращал никакого внимания на ее всхлипывания и мольбы. На какое-то время он забыл про меня, оставшись наедине со своей жертвой.

– Этот нож я приобрел у одного мастера из Монтаны, который сделал его по моему заказу. Невероятная работа. – Орсон принялся размеренно водить лезвием по точильному бруску. – Лезвие длиной пять с половиной дюймов, из углеродистой стали толщиной три миллиметра. Пришлось изрядно поломать голову, чтобы объяснить мастеру, где именно я намереваюсь применять этот нож. Потому что, видишь ли, нужно точно объяснить мастеру, для чего именно тебе нужен нож, чтобы он изготовил соответствующее лезвие. В конце концов я сказал этому типу: «Понимаешь, мне предстоит потрошить крупных зверей». И, по-моему, это объяснение соответствует истине. Я хочу сказать, Ширли, я ведь собираюсь тебя выпотрошить. А ты разве не считаешь себя крупным зверем?

Ширли стояла на коленях, прижимаясь лицом к полу, и молилась. Я молился вместе с ней, а я ведь не верю в бога.

– Ну, должен сказать, я просто в восторге от того, как этот нож показал себя в деле, – продолжал Орсон. – Как можешь убедиться сама, лезвие с небольшими зазубринами, чтобы легче перереза́ть упругие грудные мышцы, но в то же время оно достаточно толстое, чтобы пробивать ребра. Должен сказать тебе, это редкое сочетание. Вот почему я заплатил за нож триста семьдесят пять долларов. Видишь рукоятку? Настоящая слоновая кость, купленная на черном рынке. – Он покачал головой. – Уникальный инструмент. Эй, Ширли, послушай, я хочу узнать твое мнение по одному вопросу. Посмотри сюда.

Женщина послушно подняла голову.

– Видишь эти пятна на лезвии? Они от кислот в мясе, которое я режу; вот я и подумал: поскольку я собираюсь тебя сейчас зарезать, тебе, наверное, будет жутко видеть эти пятна на лезвии и сознавать, что твое мясо также вскоре его испачкает? Или, наоборот, гораздо страшнее будет, если лезвие снова станет таким же сверкающим и гладким, как в тот день, когда я его только купил? Потому что, если это так, я возьму полировальную пасту и начищу лезвие до блеска.

– Не надо этого делать, – сказала Ширли, неожиданно усаживаясь на полу. Она посмотрела Орсону в глаза, стараясь быть храброй. – Я дам вам все, что вы хотите. Все что угодно. Только скажите.

Орсон прыснул.

– Ширли, – совершенно серьезным тоном произнес он. – Я изложу все так, чтобы ты поняла. Мне нужно твое сердце. Так вот, если после того, как я у тебя его вырежу, ты встанешь и уйдешь отсюда, я не стану тебя останавливать. – Орсон встал. – Энди, я пойду отолью. Развлеки ее в мое отсутствие.

Пройдя к двери, Орсон отпер ее и вышел на улицу. Я услышал журчание струи по стене сарая.

– Мэм, – задыхаясь, прошептал я. – Я не знаю, что делать. Я очень сожалею. Я хочу…

– Я не хочу умирать! – остановила меня женщина, глядя с мольбой мне в глаза. – Не дайте ему убить меня!

– Я прикован к полу. Я хочу вам помочь. Только скажите…

– Пожалуйста, не убивайте меня! – закричала женщина, не слушая меня. Она принялась раскачиваться взад и вперед на корточках, словно ребенок, страдающий аутизмом. – Я не хочу умирать!

Открылась дверь, и в сарай вернулся Орсон.

– Что ж, тебе не повезло, – сказал он, – потому что час настал.

Сжимая нож в руке, мой брат неторопливо направился к женщине. Та поползла прочь от него, передвигаясь на одних только коленях, поскольку руки у нее оставались скованы за спиной. Однако цепь неизменно останавливала ее. Орсон хихикнул.

– Нет! – пронзительно вскрикнула женщина. – Вы не сможете!

– А ты посмотри, – сказал Орсон, склоняясь к ней и занося нож.

– Орсон, прекрати! – крикнул я, чувствуя, как сердце подступает к горлу.

Увидев, что под съежившейся женщиной набежала лужица, Орсон с усмешкой оглянулся на меня.

Думай, думай, думай, думай!

– Ты… ты не можешь ее убить!

– Ты предпочитаешь сделать это сам? Мы не можем ее отпустить. Она знает наши имена. Видела наши лица.

– Не вырезай ей сердце, – прошептал я.

В моем голосе прозвучал стоящий в горле клубок слез.

– Я поступаю так со всеми и ни для кого не делаю исключений.

– Пока они еще живые?

– В этом вся прелесть.

– Ты сошел с ума! – крикнула Орсону женщина, но он пропустил ее слова мимо ушей.