«Он не за пищей копает, мяса, прибитого на пугале, хватает. Тогда зачем?» – горе от утраты внучки и сородичей отошло чуть в сторонку. Ненамного, но этого хватило, чтобы капитан медицинской службы в отставке Ернар Рахметов стал вновь трезво мыслить. Старик потихоньку стал приближаться к зверю, но тот будто бы и не замечал человека, продолжая подкапывать дверь.

В шаге от зверя старик остановился в нерешительности:

«Надо же, минуту назад застрелиться хотел, а теперь серого испугался!»

Уперевшись плечом, Ернар, кряхтя от натуги и боли в старых костях, со второго раза все же сдвинул упавшую балку. Разбросал куски досок и рванул дверь на себя – в проход тут же метнулся волк. В сырой темноте землянки старик сослепу поначалу ничего не разобрал. Когда же слезящиеся глаза привыкли, Ернар наконец заметил парня, недвижно лежавшего на топчане. И волка. Тот, скуля, забрался на топчан в изголовье и принялся вылизывать лицо мертвеца. Старик, сморщившись, отвернулся…

«Зверь чуял мертвого…» – с этими мыслями он хотел было уже выйти, но путь преградил зверь. Волк сел на пороге, оказавшись с его лицом на одном уровне. Глаза Ернара и животного вновь встретились. Старик шагнул к выходу, волк глухо зарычал, но клыков не показал. Шагнул еще… Серый прижал уши и чуть обнажил клыки, но тут же спрятал.

– Бе-ес… – послышался за спиной тихий сип. – Нель-зя…

Двое суток старый военврач, обретя новую цель, выхаживал худого и длинного как жердь паренька, применяя накопленные за годы знания. Лекарств не просто не хватало, их не было, потому в дело шли травяные отвары, тертые корешки, драгоценный мед и пахучий бараний жир. К вечеру второго дня жар спал, лихорадка ослабила свою хватку. Парень, метавшийся в бреду, наконец, уснул.

Назар открыл глаза и сел на топчане, вернее, попытался: комната вдруг закружилась, вызывая тошноту. Ухватившись нетвердой рукой за стену, парень встал. Бес тут же вынырнул откуда-то сбоку, сел у ног и вывалил язык.

– Майка, – позвал Назар сестру. – Майка!

– А, проснулся, сынок, – послышался трескучий голос, обладатель которого показался в дверном проеме. – Создатель проявил милость… хотя бы к тебе.

Плешивый, и совсем высохший старик с грустным взглядом оказался рядом. Осмотрел на свет глаза, пощупал пульс. Улыбнулся.

«Знахарь, – решил Назар, глядя на старичка. – А Майка, наверное, с цирковыми…»

– Балам, ты полежи. Рано тебе еще ходить… Я сейчас питье тебе принесу, и поесть.

Назар смутился. Хотя, знахари, вообще, народ странный.

– Вы сестру мою не видели? Майка зовут. Она, наверное, с женщинами… на кухне.

Старик как-то сразу сник, пряча глаза и суетясь. Показалось, что даже постарел еще больше. Хотя куда там еще?

– Ты полежи, – сухая, в трещинах, но сильная ладонь легла на плечо. – Тебе сил набраться нужно.

Назар забеспокоился: «Определенно что-то случилось… Может, ее скорпион ужалил, или лошадь лягнула? Кляча может, она с норовом».

Назар снова попытался выйти, но знахарь не позволил, а Бес глухо зарычал, упершись лбом в колени.

– Ага, – обратился он к старику по обычаю казахов, – скажите, что с сестрой?!

– Нет ее, балам. Она умерла, – севшим голосом ответил знахарь, опустив голову. – Они все умерли…

Мир в одно мгновение перевернулся. Сестра – это вся его семья. Была. Больше никого не осталось. Не ощущая себя, Назар, пошатываясь, вышел наружу, зажмурился от яркого солнца. Когда зрение вернулось, все встало на свои места: сгоревшие дома, брызги крови на беленых известью стенах и кусок лица, глядящий из пыли одним глазом. Упав на колени, Назар беззвучно заплакал. Бес, усевшись рядом, задрал голову к притихшему небу и тоскливо завыл, сочувствуя горю хозяина. Хозяина ли?

Ночь опустилась на степь. Огонь в очаге тихо потрескивал, благодарно принимая кизяк и ветки саксаула. По стенам землянки плясали замысловатые блики и тени. В закопченном чайнике потихоньку закипала вода. Назар, сидел обняв колени и глядел в огонь, его знобило. Парень кутался в серую кошму из овечьей шерсти и все равно не мог согреться.

Старик снял закипевший чайник, кинул по щепотке сухих трав, разлил кипяток по видавшим виды пиалам, одну протянул Назару. Обжигаясь об огненный фарфор, парень благодарно кивнул. От питья круто пахло мелиссой, иван-чаем и чем-то еще. Сделав глоток, Назар ощутил терпкую сладость солодки.

– Молока нет… – вздохнул Ернар, отпив немного.

– Кто это сделал? – нарушил молчание Назар, глядя в пламя. – Кто напал на поселение и… – слова о смерти сестры застряли в горле, свернувшись там горьким комком. Лежавший рядом Бес поднял забинтованную чистой тряпицей голову, навострив уши. Старик вздохнул, посмотрел куда-то сквозь сидящего напротив парня, отставив пиалу.

– По степи давно ходят слухи и страшные сказки про ужасного Айдахара. Что правда, а что нет – судить сложно, но небылиц много. То он летает, то под землю зарывается. Главное – его никто не видел. А если и видел, то ничего уже не расскажет. Тебе повезло, не заметили, приняли землянку, наверное, за погреб, – старик поскреб лысину пятерней. Сделал глоток из пиалы и продолжил:

– Есть у казахов древняя сказка или быль – кто знает? В незапамятные времена землей правил змей по имени Айдахар. Как правил, непонятно, но людей он вроде не знал. Был у него в подчинении соглядатай, комар. И летал, значит, комар, по свету, выискивая у кого же кровь самая сладкая. И выяснил этот насекомый, что самая-то сладкая именно у людей, и поспешил своему хозяину об этом сообщить. Но про то узнала ласточка, сначала она уговаривала комара не говорить Айдахару про кровь людей, но тот ее не послушал.

Так вот, прилетел насекомыш с докладом к змею, а ласточка напала, и самый кончик языка в полете у комара и отщипнула. Айдахар рассвирепел, стал за птицей гоняться, и вырвал несколько перьев у нее из хвоста, упал и об камень расшибся насмерть, м-да. И с тех памятных пор комар тонко пищит, а хвост у ласточки раздвоенный. Но то была сказка… – старик вздохнул, протягивая сухие ладошки к огню.

– Реальность же другая. По степи кто-то раскатывает на тяжелой машине и разоряет поселения, оставляя неподалеку страшные метки, пугала: тела убитых связывают арканом или сбивают гвоздями в подобие трехголового чудища. Такое не спутаешь ни с чем…

На поиски отправлялись храбрецы, но почти никто не вернулся. А те, что вернулись, лучше бы погибли: обезумевшие, пускающие слюни идиоты или того хуже, живые трупы. Мальчик, ты видал хоть раз живой труп?

Назар отрицательно мотнул головой.

– Несчастного опаивают маковым отваром, а затем подвешивают за руки, сдирают полосами кожу, начиная с лица и до самого пояса. А после выпускают в степь… Для него самое милосердное – это смерть. Но человек очень живуч, да еще и опий из мака… Я много где побывал, на разных войнах: Афганистан, Корея. И вот что понял, балам, – страшнее человека нет зверя.

– А что делает Айдахар с жителями, всех убивает?

– Не знаю, сынок. Знаю только, ни один не вернулся, значит, умерли, – пожал плечами старик.

В голове Назара заметались мысли, формируя догадку:

«Если не убивают на месте, значит… значит забирают зачем-то, с определенной целью!»

– Ернар-ага, они могут быть еще живы, Майка жива! – Назар буквально подскочил на месте, окрыленный надеждой. – Понимаете, есть шанс!

Задремавший было волк подскочил на ноги, стал оглядываться по сторонам, выискивая опасность. Затем внимательно посмотрел на ожившего Назара.

Старый военврач лишь грустно улыбнулся, глядя на воодушевившегося парня. В душе он понимал, что все зря. Опыт, и прожитые годы не оставляли надежды на спасение угнанных жителей стойбища, Айсулу и сестры Назара. Но у паренька появилась цель, он будет жить, и идти к ней, пока верит.

Все это пронеслось в голове Ернара, вслух же он сказал:

– Я отдам тебе все, что у меня есть, коня, ружье. Если сможешь, спаси и мою Айсулу. Не сможешь, убей. Рабство – это не жизнь. – Старик взял Назара за руку, заглянул в глаза: